Опубликовано в журнале Homo Legens, номер 2, 2015
***
Как
жители прибрежных деревень
моллюсков
брюхоногих в час отлива,
так
бабы в поле целый божий день
картошку
собирают торопливо.
Снег
сыпется, крошится тонкий лёд.
Проваливаясь
в воду ледяную,
Судьба
с пустыми вёдрами идёт,
а
я стою и в ус себе не дую.
Бежать
бы мне, но то ли силы нет,
то
ли моей беспечности предела.
Когда
бы так по молодости лет
я
безрассуден был – иное дело!
***
Козу
старуха тащит в гору,
сломав
её сопротивленье,
как
муравей букашку в нору
своим
собратьям на съеденье.
Картину
эту наблюдая,
никто
не может скрыть улыбки,
каким-то
чудом принимая
козу
за агнца по ошибке.
Что
предначертано — свершится.
Невинный
Агнец станет первой,
что
никогда не искупится,
по существу напрасной жертвой.
***
Что алкоголь
для бодрости
необходим в
крови,
когда в
преклонном возрасте
недостаёт
любви –
я
говорю уверенно,
но
у меня рука,
что
сжата,
как
у Ленина,
в
кулак,
дрожит
слегка.
***
Снятся,
пламенем объяты,
мне
безногие повстанцы
и
безрукие солдаты,
что
кричат друг другу:
Братцы!
Снится
поле – поле боя.
Видя
крепостные стены,
я
не знаю, это – Троя,
или
славные Микены.
Но
я знаю, что во мраке
тех,
кто пал в кровавой схватке,
рвут
бездомные собаки
без
опаски и оглядки.
***
Жжём
листья, думая, что тем
задобрить
сможем злого Бога,
а
злого Бога нет совсем.
Бог
добр, пусть даже и немного.
Он
к нам с тобой благоволит.
День
ясен.
Солнце
светит жарко.
Имеет
туча глупый вид,
как
будто в прописях помарка.
***
Затянулись
наши разговоры
и,
в конце концов, зашли в тупик,
и
сидели мы, потупив взоры,
нос
повесив, проглотив язык.
Праздники
церковные от светских
мы
не научились отличать,
и
нередко в дни торжеств советских
на
меня нисходит благодать.
Иногда
мне кажется, что где-то
вдалеке
звонят колокола,
если
на пол падает монета,
или
раздаётся звон стекла.
***
Как
слепые котята, в пургу
люди
в поле, кусты вдоль обочины.
Тени
мечутся по потолку
в
доме, где окна все заколочены.
Можно
было бы предположить,
что
в товариществе садоводческом
старый
Фирс подвизался служить,
словно
в царстве теней, перевозчиком.
Если
вдруг занеможет душа
ночью
длинной, зимою холодною,
мне
послышится шум камыша,
вёсел
плеск над пустыней безводною.
***
Будь
виноградная улитка,
нет
у которой рук и ног,
всего
лишь детская ошибка,
её
давно б исправил Бог.
К
ней нужно только приглядеться,
прислушаться,
чтобы понять –
неутомимо
бьётся сердце,
что
может верить и страдать.
Она
от нас улыбку прячет,
как
в капюшон дождевика,
девчонка,
что по лужам скачет,
кудряшки
влажные слегка.
***
Вообразил
себе кристалл,
в
глубоком космосе растущий.
Он
– совершенство, идеал,
безмерно
нас к себе влекущий.
Он Бог? – спросили у
меня.
Он тот, кто
властвует над нами?
Но,
мысли чёрные гоня,
в
ответ я замахал руками.
***
Лес
умер и воскрес, но я заметил
что
перемена в нем произошла,
лишь
вдоль опушки он остался светел,
а
в чаще вековой клубится мгла.
Ты думаешь,
Христос не изменился
в лице,
спустившись после смерти в ад?
Когда к
ученикам он возвратился,
никем не узнан
был, как говорят.
***
Я
приходил в отчаянье, когда
терял
ключи, что на кольце висели,
как
дохлая рыбёшка из пруда,
которой
малость насушить успели.
Казалось
бы, какая ерунда,
напильником
владея превосходно,
знакомый
слесарь может без труда,
их
дубликатов сделать сколь угодно.
Но
я всегда ценил оригинал
неизмеримо
больше дубликата,
он
дверь легко и просто открывал,
а
не дрожал и ёрзал воровато.
***
Услыхавши
скрежет, стук,
когда
ты не ждешь подвоха
в
темноте кромешной, вдруг
вспомнишь
чёрта, а не бога.
Ночью
я не мог уснуть,
всё
ворочался, крутился.
Что-то
мне давило грудь.
Встал.
Из чайника напился.
Может
быть, причина в том,
а
отнюдь не в тёмной силе,
что,
вселившись в старый дом,
петли
смазать мы забыли?