Опубликовано в журнале Homo Legens, номер 3, 2014
галюня
позвонила галюня с четвертого этажа:
— нож, — сказала, — возьмите,
а то у нас нет ножа.
и давайте быстрей,
а то я уж всем разлила.
баланс годовой сдала,
как голову с плеч свалила!
на столе у галюни: текила,
капусточка,
банка краба.
хорошая галя баба.
като
14 февраля 5032 года
в Эпоху Большой Воды, Эры Рыб,
Като Матцусиге,
пребывавший в состоянье «сатори» тридцать пять лет,
четыре месяца, одиннадцать дней, девять часов
и двадцать четыре минуты
очнется,
чтобы записать на крыльце, припорошенном снегом,
несколько слов:
мороз и солнце
день чудесный
еще ты дремлешь
многие потом говорили,
что не знают
лучших слов о любви.
масаоко
в то же самое время, Масаоко из Эдо
за всю свою жизнь
записал лишь два слова:
Ты помнишь?
но,
если задуматься,
в них
умещается мирозданье.
афродита
выходила купаться
и ныряла в море с причала.
море штормило,
закручивало,
качало,
а она
бесстрашно сигала
рыбкой
с какой-то детской улыбкой.
и волна обнимала,
волна ее миловала,
всю ее обволакивала,
обвивала,
нежно подталкивала,
брала…
все с нее сорвала!
одновременно
и верх
и низ!
там и были-то ниточки,
и вот –
они порвались!
как она выходила из моря!
о! как она выходила!
у рыбаков на пирсе
аж дух весь перехватило!
у продавцов кукурузы
все плавилось и вскипало!
чурчхелла белела!
все в мире вдруг перестало!
как она из вод восставала!
руками не прикрываясь,
почти не касаясь
песка
(лишь поправила прядочку у виска),
вся
как-будто воздушная,
полая,
выходила на пристань голая,
прекрасна и величава,
под аплодисменты причала!
полотенце взяла.
неспешно им обернулась.
улыбнулась всем.
улыбнулась…
да так!
что если и был в душе мрак,
то он разом исчез,
и, под восхищенье очес,
по набережной поплыла,
точно вся из тепла,
в неведомый свой ашрам,
оставив на сердце шрам,
ведь что-то должно остаться…
ходила просто купаться.
случай в
метро
оступилась
и каблуком
мне проткнула ботинок.
стелит кровавый след.
но ведь как улыбнулась!
но ведь как извинилась!
— Вам не больно? – спросила.
— Что вы! Конечно, нет!
есть у блондинок
какая-то своя сила.
словно в тоннеле свет
человек
Петр Евгеньевич
открыл для себя, что все люди ангелы.
теща,
дети,
жена,
Оля,
Катя,
Марина Михайловна,
Елена Павловна,
Арсений Андреевич —
ангелы.
даже Ефремов, зам. генерального –
ангел.
все,
абсолютно все:
милиционеры,
соседи,
ведущие телепрограмм,
патриарх,
красавицы в балаклавах,
кавказцы,
бригада,
которая тянет ремонт уже третий месяц —
ангелы.
Петр Евгеньич не глуп.
не кричит о своем открытии на всех перекрестках,
просто ходит счастливый.
все принимает.
как же, думает, мне повезло!
все,
все ангелы!
только Пушкин и Гоголь – нет.
эти архангелы
явно.
букет
семенил
по льду,
нёс в руке пакет.
во пакете том спрятан был букет:
слой газет, плюс кулёк целлофановый:
для Ларисы нёс для Ивановны.
тут осталось лишь — ну, подать рукой,
только тропка та, что по над рекой,
да спуститься вниз с косогора,
в общем, скоро.
что там он мечтал, ей сказать хотел,
что на спуске том он не доглядел,
нам доподлинно неизвестно.
всем потом показывали то место,
где, в руке зажав накрепко кулёк,
полетел с горы бледный паренёк
в мутных вод свинец,
только ахнули все: "Пиздец".
— Загребай!
— Веревку скорей неси!
а он шепчет: "Господи, упаси!
Для Ларисы букет спаси!", —
с головою уже в волне,
лишь букет не
…
ладно уж, не томитесь в печали.
вытащили, чего уж там,
откачали.
в заветный дом отнесли.
и даже букет спасли.
***
приходила
с работы
включала масляный радиатор
но пока он нагреется
холод такой
носки свитер
на кухне плиту плиту
электрическая не очень
в прошлой на войковской
газовая какая
была замечательная
руки над ней протянешь
и застываешь
веселое
золотое
шумное
пламя
такое
родное
такое
живое
как те хризантемы.
***
встретил
ее случайно на Нижегородской, в кафе,
рядом
с домом, где она когда-то жила.
мы встречались:
сколько уже назад – восемнадцать, семнадцать?
кучерявая, ладная, в шелестящей как осень юбке,
и даже – не по сезону – веснушки.
заехала с сыновьями (трое) проведать родителей.
— Не узнала тебя.
Когда подошел, – подумала, – одноклассник.
И только потом, когда засмеялся,
вспомнила по клыкам.
по клыкам.
я потом долго думал.
прямо вот так и сказала.
а когда расставались уже –
обняла.
не приличия ради, как это обычно,
а как своего.
это сложно словами.
но вы, наверно, и сами знаете, как бывает,
когда она обнимает
как своего.
колготки
пришла
на работу в том же, что и вчера.
такая же, как вчера, нарядная,
пахнущая духами.
только колготки другие.
***
жимолость
отжила.
как
знать,
быть может, по ней
куст кипел с томшина,
нету его киней.
а может и есть.
где как рыбий мех
блестит по утру угра,
дачник один изломал орех.
а она не смогла.
останется чашка,
намокший шёлк,
нетронутая копна,
да куст, горящий по томшино,
да где теперь томшина.