Опубликовано в журнале Homo Legens, номер 3, 2014
*
буду писать про единство нашей большой
страны, классику — единство места, времени и действия. ладно, действие отбросим
для чистоты, у нас такая большая страна, что действуют с ней все по-разному. но
всё равно получается классика, а значит, единство. и вот свежий пример.
в нашем городе поставили новые мусорные
баки, но не везде, а только в некоторых местах. по три бака зараз. они разного
цвета, и выкидывать в них нужно что-нибудь различное, неодинаковое. например, в
один бак бумагу, в другой — стекло, а в третий — пластик. на каждом таком
железном ящике вырезали круглую (для стекла и пластика) или прямоугольную (для
бумаги) дыру и для верности на каждый бак навесили по амбарному замку.
получилось нарядно. и рядом стоит четвёртый, самый обыкновенный бак — для
всего.
кто первый догадается, тот молодец.
конечно же, это показали по телевидению ради пропаганды. и люди прямо сказали
дословно: зачем я буду кидать отдельно бумагу, железо и стекло, когда могу
подойти к баку для всего и всё туда свалить?
заметьте, все говорили одно и то же, и это
показали по тв.
*
легко можно подумать, будто я сатирик. это
понятно. но не стоит торопиться с выводами. сатирики, как вы помните из школы,
все довольно или даже совершенно точно мрачные люди. а теперь скажите, можно ли
быть мрачным у нас? и, главное, зачем?
эта глава будет очень короткой. она уже
кончилась.
*
конечно, очень жалко, что вы не были в
нашем городе, почему-то мало кто бывает у нас, только заезжие артисты и
сосланные политики или кто-то вроде них. артисты обязательно фотографируют
своим телефоном низкие цены в специальном театральном актёрском буфете и тут же
отправляют снимки знакомым. а ссыльные становятся мыслителями. например, кто бы
мог подумать, что наш губернатор такой философ. на первый взгляд он бывший
спортсмен, а второй взгляд начинает выискивать в нём истинные и мнимые
недостатки, поэтому ограничимся первым — бывший спортсмен, который недавно стал
носить пиджак. и вот в нём проснулся глубокий и вдумчивый человек, который
пишет и пишет в своём интернете рассуждения о местных жителях (это значит, про
нас), о пользе всемирной сети и иногда про детей, ну да это уж не очень
серьёзно. что же остаётся нам? только читать.
приезжайте к нам, просто так, без ссылки,
погуляем по городу, выберемся в интернет. там нынче много новостей, год выдался
тяжёлый, люди как-то поумнели, есть что почитать.
*
или, например, белые носки. это
непрактично, смешно, вспоминается чарли чаплин. сюда же относим михаила
зощенко, михаила же булгакова и молодого антошу чехонте. их всех объединяет
приверженность белым носкам. и только юрий никулин выбивается из этого ряда.
попробуйте представить себе юрия никулина в белых носках. на арене цирка ещё
куда ни шло, а вот в фильме они сражались за родину? вот уж нет. отсюда простой
вывод. он не участвует в этом единстве, единстве белых носков. к нашему
большому сожалению, откалывается от компании и чарли чаплин, он из других
стран.
остаются писатели, но антоша чехонте
быстро вырос и стал антоном чеховым. а что там за носки у великого классика —
пойди-ка гадай, может быть, даже серые. остаются два михаила, но и они не то
чтобы под ручку шагают, нет, каждый в свою сторону. булгаков, пожалуй, не в
носках, а в перчатках, а вот зощенко, вероятно, всё же в застиранных, но белых
носках.
приглядимся немного и поймём, что нас
объединяет не слишком-то большая любовь к белым носкам. пожалуй, кто-то даже и
опасается носить белые носки у нас в стране.
*
мало нам ходорковского, то есть, того, что
происходит на суде и в газетах, так они ещё придумали веселить людей.
например, взять наш город, там вот какие
дела. в нашем городе прямо рядом с новым дорогим и помпезным кукольным театром
построили памятник из нескольких частей, точнее сказать, персонажей. этот
памятник призван вселить уверенность в завтрашнем дне лично каждого и в общем
всей страны. не знаю, стоит ли описывать этот памятник, по всей стране довольно
найдётся таких. это раньше всюду стояли только вожди, они и сейчас, конечно,
стоят, но как-то все к ним уже привыкли, глаз замылился, а эти новые памятники
бросаются в глаза. но строители и установщики не уверены, что их правильно поймут,
и предпочитают писать инструкции: как пользоваться сооружением. в нашем городе
написано вот что: если ты хочешь подумать о жизни и погрызть семечки — сядь на
скамейку. и правда, мы видим, что один из простых элементов памятника — это
коричневая стальная скамейка. читаем дальше: если ты хочешь верного друга —
потрогай за нос пса. пёс и нос подтверждаются. но это ещё не всё. буквы
складываются в слова, и вот что мы видим: если ты хочешь продлить свой род —
потрогай младенца. мы поднимаем глаза и упираемся взглядом в барыню с младенцем
на руках. если ты хочешь развесёлой жизни — потрогай гармошку. и мы
замечаем гармошку на скамейке. всё это, обратите внимание, уместилось в одном
памятнике под названием легенда. надо ли переписывать всю инструкцию? добавлю,
пожалуй, что рядом с барыней стоит кавалер и смотрит вдаль, к его глазам волей
авторов приставлен бинокль. за этими персонажами колышет своими тяжёлыми
ветвями стальная новогодняя ёлочка.
на моих глазах одна молодая женщина
потрогала младенца, а её спутник — собачий нос. рядом со скамейкой наплёвана
шелуха от семян подсолнечника, а последняя строчка инструкции гласит: будущее
зависит от тебя!
что можно добавить к этим словам? ничего.
*
а впрочем, отчаиваться не надо, некоторые
даже милицию умеют обмануть. например, когда запретили открыто пить пиво, на
улице, на скамейках, некоторые очень даже расстроились. а остальные стали
покупать вместе с пивом пакеты, заворачивали в них бутылки и пили так.
открывали и носили с собой, как раньше. скоро появились и специальные бумажные
кульки, в которые точно встаёт пивная бутылка. вот вам и новый бизнес, кстати.
и снова пришёл мир. милиция задерживает
тех, кто забывает обернуть своё пиво, участливо напоминает. говорят, у неё
можно купить тару для бутылок — такие синие пакеты, по которым будущие
полицейские признают своих подопечных и даже не подходят поинтересоваться
делами, не пристают с вопросом: «в чём проблема?», не просят показать
документы.
*
тяжело живётся вегетарианцам в сибири.
ладно, не только в сибири, им везде тяжело живётся. плохо и простым любителям
животных, противникам насилия над живой тварью. и вот вам свежие примеры.
допустим, в цирк можно и не ходить.
отсекаем также зоопарк и музеи природы. исключим просмотр фильмов типа бетховен
или томасина. но куда деться от шуб, например? или от кожаной обуви, я уж молчу
о кожаных перчатках. на всё это пошли шкурки несчастных животных.
ладно, валенки и варежки из кроличьего
пуха — на это можно пойти. но одними валенками жив не будешь. надо что-то
тёплое — шубу или пуховик. но это снова — внимание! — несчастные создания. куда
ни пойдёшь зимой — всюду эти шубы, эти сапоги, эти меховые воротники и шапки.
когда они носили в ушах золото — это всё была ерунда, подумаешь, золото.
меховые сумки — вообще барство. действительно. и как подумаешь — это же всюду,
всюду. вспомните прошедшую зиму, вспомните дикторов, которые показывали на
карту — вся страна раскрашена синим в знак очень низких температур. вся страна
в едином порыве натянула одежду из животных и вышла на работу, а что делать?
должен же кто-то печь хлеб из пшеницы и другой муки, водить автобусы, латать
порванные трубы.
так что любители животных целые зимы
страдают по всей стране. впору нам писать законы о психологической помощи
людям, тепло относящимся ко всякой твари.
*
немного истории, внимание! когда-то
существовала подпольная музыка, живопись, литература, даже некоторая классика
считалась подпольной. теперь не то. настоящая подпольная классика нашего
времени должна быть написана в подполье. ну, допустим, даже не допустим, а
совершенно точно, подполье у меня есть. и там всё, что надо — варенье, сок,
компот, солёные огурцы, свежая и квашеная капуста, грибы, свекла, редька, то
есть, какое-то время протянуть можно. нет проблем с электричеством, значит,
ваять свою классику можно при свете. но поймите меня правильно — бедные мои
родственники! что они подумают? заперся человек в подполье, день и ночь там
сидит и что-то пишет, на работу не ходит. нет, приходит с работы, забирается в
подполье и там сидит. не странно ли? ладно бы у меня была слава хармса. это он
мог проснуться среди ночи и начать красить печку в синий или розовый цвет, при
этом никто бы слова ему не сказал. слава хармса многое извиняет. да и какое
подполье в наше время, какая классика!
пусть будет почтовая классика. кто хочет,
давайте свои электронные адреса, будет вам классика. или ещё лучше, прямо тут и
читайте классику. не одной же единственной конституцией нам держаться вместе.
*
бывает так, что один хороший человек
напишет книгу, придёшь к нему на презентацию — и там сидит вездесущая политика
в лице главного культурного человека города, области или даже страны. так
случилось с моей подругой. она пришла на праздник по случаю выпуска новой книги
и увидела крупного чиновника. мало того, что он занимал сразу два стула, так он
ещё краснел и иногда доставал носовой платок. некоторые — кто мог —
отворачивались от него, подбадривающе смотрели на автора новой книги. дело в
том, что этот чиновник когда-то давно мог, но не стал подписывать важные
бумаги, и дом, красивый деревянный дом с лучшей акустикой в городе, не стали
восстанавливать. ну да мы же не можем судить, почему человек что-то делает, а
что-то не делает, забыл, мало ли, или ещё что. всё бывает. но факт: с тех пор с
ним стараются не встречаться. он сам приходит на вечера, творческие
выступления, открытия музеев, театров, концерты в детской филармонии —
должность обязывает.
на этой презентации случилось чудо: вдруг
он встал для выступления и сказал, ковыряя носком пол: я хочу, чтобы вы
запомнили меня порядочным человеком. вот что ему хочется. это желание многих
наших людей: чтобы их запомнили молодыми, красивыми и бескорыстными.
сознайтесь, вы когда-то тоже хотели этого, а может быть, продолжаете хотеть и
сейчас.
будем же милосердны друг к другу, запомним
всех молодыми и хорошими.
*
совсем уже сдурели с этим новым годом. все
его ждут, вот в магазин зайдёшь — одни зайцы: игрушечные, шоколадные, на
открытках и календарях, скоро уже совсем все окосеют от этих зайцев. а в сам
новый год повыбегают на улицу люди, схватятся руками за бенгальские свечи,
начнут кричать, свистеть. свист и гудение, стук и скрип — вот что такое новый
год, ледяные горки, бешеное шампанское — вот новый год, битые игрушки и
открытые настежь подъезды — вот новый год.
но это ладно. надо выкинуть телевизор. и
не потому что там порнуха, или кровавое мочилово, или ещё что хуже. нет. все
телевизоры врут нам. давно известно, что прямой эфир — это не прямой эфир. он
всегда опаздывает на шесть секунд. а народная передача «дом два» опаздывает на
шесть дней. то есть, если кто-то кому-то там съездил по шее, то вы узнаете об
этом не сию минуту и даже не в тот же день, а только через шесть дней. мы и
так-то от европы отстаём по некоторым показателям, а тут ещё эфир задерживается.
получается, что и куранты новогодние нам отмеряют время следующего года на
несколько секунд позднее. а если начать сравнивать кремлёвские часы на разных
телеканалах, легко запутаться во времени. правды, видимо, нет нигде, и почему
бы нам в знак протеста вообще не отмечать новый год, не покупать зайцев, не
открывать шампанского? вот это будет что-то новенькое!
по телевизору начали отсчитывать время,
дни, которые остались до нового года. сказали: 37. нет. не верю.
*
хорошо стало жить, не то что в прошлые
времена, кругом только радость, молодость, вечная весна. и вот самые свежие
примеры.
на улицах, если ещё не так близко выборы,
всюду висит реклама. я хочу сказать, обыкновенная реклама, не политическая и не
социальная. она такая большая и красивая, что спокойно мимо неё нипочём не
пройти. сфотографирована вкусная еда, рядом симпатичная привлекательная
девушка, написано: похудение без запретов. подумайте, что может быть лучше? в
ответ нам следующий щит: проценты без кредита! вот это да! иногда даже можно сказать:
«вау!» — но увлекаться не следует, будем придерживаться если не классической
лексики, то хоть литературной сорокалетней давности. идём дальше, видим: шуба
без первого взноса, рассрочка на 2 года. есть даже такой бизнес. ну, не бизнес,
а просто такое дело: покупаешь шубу, носишь её бесплатно первый месяц (надо
покупать уже в холода), потом немного начинаешь платить. как только зима
заканчивается, как только первые оттепели начинаются, продаёшь её кому-нибудь,
подешевле немного, конечно. отдаёшь сразу все деньги в магазин, всё. зима
прошла у тебя в новой тёплой шубе. в следующем году можно повторить.
что ни говори, большие возможности дарит
нам современная реклама, жизнь.
*
но радость проходит, шуба продана, вокруг
топчутся всё ещё обиженные вегетарианцы, и тут оттепель заканчивается.
допустим, апрель взамен февраля сбивает с ног метелями, всем известно, что по
некоторым показателям мы ещё отстаём от европы, даже телевизоры начинают эфиры
не вовремя. что уж говорить о погоде, не стоит даже удивляться, что февраль
догоняет себя только в апреле.
тут два выхода — сидеть дома или
переезжать в европу или, например, на кубу. но нет, нет счастья на кубе, в
европе тоже пойди-ка поищи. везде ходят народы, все хотят есть и работать. и ни
там, ни там не найти тебе даже немного снега в это время. ладно, тут я могу
ошибаться, в конце концов есть швеция, дания, остров гренландия со своими
холодными температурами и осадками. но что там есть ещё? где та реклама, где та
жуткая легенда, которую надо потрогать за нос собаки? где шуба с бесплатным
первым месяцем? нет, их нет. о чём разговаривать на той земле? что там любить?
так что те, кто уже продал свои шубы,
сидят дома и ругают морозы, оттепель, весну, лето, осень, цены, фодбол,
спортсменов, дворников, задумчивых и предприимчивых губернаторов, газеты,
американского президента, нашего президента, белорусского президента,
президента грузии, оппозицию. и не задумываются о том, что когда-то эти
президенты и даже эта оппозиция тоже могут объединиться, написать им открытое письмо
или прийти под окна с кулаками и грозно кричать всю ночь, а то и не одну.
*
сегодня стало известно, что фодбол будет.
вот стараешься-стараешься, пишешь свою классику, работаешь на объединение
страны, а кто-то уже сделал за тебя всю работу — позвал фодбол в столицу. вот
уж пообъединяемся, покричим, попрыгаем, посвистим в дудки. вот уж поработает
будущая полиция. праздник новый год — ничто по сравнению с фодбольными играми.
звучит заманчиво. радостно звучит. вдруг откуда-то повеяло весной как будто. и
словно бы нет у нас ни бедных, ни богатых, ни больных, ни бездомных. все
радуются фодболу.
я говорю, что об этом стало известно
сегодня, но на самом деле, конечно, не сегодня (вспомните о том, что время
движется быстрее нас).
*
хотелось бы, конечно, поговорить не только
о нас, о нашем городе и области, но и о соседних, и даже, может быть, о дальних
и ближних зарубежных странах, не зря же весь мир живёт, дребезжит вокруг нас
центрифугою. но нет. у нашего задумчивого сосланного губернатора появилась
мысль вдруг — построить оперный театр, для классики. вот это правильно!
наконец-то классика выйдет из подполья, покажется из почтовых ящиков и ну
гарцевать себе по сцене!
конечно, театров у нас в городе мало,
нужен ещё хотя бы один, несколько лет назад вся наша компания нашла данные,
сколько человекомест должно быть на тысячи населения родного города. посчитали
и выяснили, что их не хватает нашей мельпомене. мы почти открыли театр, но его
будущее здание в тот же день кому-то продали. и город снова остался без
человекомест.
а
теперь появится выбор: хочешь — иди в театр на площади, хочешь — в театр
на мощёной улице,
хочешь — в театр рядом с памятником под названием легенда, все они недалеко
друг от друга. где будет оперный? надо бы запихнуть его подальше. искусство
требует жертв — вот и пускай зрители не щадя себя едут туда, а певцы и танцоры
— покидают свои города, получают комнату в актёрском общежитии, гарцуют на
сцене, ездят в городском транспорте по пятнадцати рублей за билеты, скоро
повышение, вы знаете? это ещё ничего, вон в кудымкаре есть театр — там актёры
пешком из соседней деревни ходят — на репетиции и обратно после спектакля, по
сплошной темноте. а у нас жаловаться нечего — фонари зимой горят, а летом — а
зачем им гореть летом?
*
и вот итог — сначала учишься в самом
престижном университете, например, где-нибудь в горьком или челябинске,
выучиваешься, становишься журналистом. работаешь на коммунистов, пишешь, что
велит тебе сердце, потом меняется власть, но ты всё равно пишешь по велению
сердца, доходишь в должности до шеф-редактора, по нашему получается до
ответсека, потом времена снова меняются, но что тебе до того? — ты уже не
пишешь, а только выбираешь, чей материал на какую полосу поставить, слушаешь
музыку по велению сердца. смотришь, что получается с газетой и слушаешь музыку,
радио можно уже не включать. и вдруг в газете выходит анекдот про министра
образования, неглупого, в общем-то человека, просто такой уж про него придумали
анекдот, и он случайно был напечатан в газете, на последней полосе, в подвале
(это всё термины). кто-то подумал, что чего это газета обижает разных там фурсенко
и мутко, нет уж. и вот итог — после всего тебе приходится вычитывать анекдоты,
чтобы ничего лишнего не прошло.
*
вот такие сны бывают иногда. например, про
толерантность. приснилось, что люди стали говорить: ну да, он человека убил, но
что теперь, с ним не разговаривать, что ли? чего теперь, он какой-то лишний, не
такой какой-то, отщепенец? это его позиция такая, чего пристали к человеку?
не знаю, отчего это, было холодно ночью,
худое одеяло.
*
пожалуй, и правда, всё ближе праздник
новый год, однако это не повод ставить ёлки косо. в сквере рядом с моей школой,
№ 45, поставили ёлку. казалось бы, обычное дело, каждую зиму в лесу рубят ель,
везут на грузовике в город, ставят в парке и наряжают: вешают гирлянды из
раскрашенных лампочек, игрушки. рядом строят горки. каждый раз на единственной
клумбе ставят ёлку, и на одних и тех же местах горки: слева — низкую, прямо —
высокую. это остаётся неизменным, как таблица умножения. но в этом году с елью
что-то не то. она стоит накрененная, как наклонная башня в невьянске. а для
тех, кто больше любит заграницу, можно сравнить лесную гостью с пизанской
башней. вот и хорошо. и урал, и европа приблизились к нам и сошлись в сквере у
школы, на круглой клумбе. наконец-то никто не отстаёт, никто не опережает. я же
говорю, вы должны у нас побывать.
*
внезапно подумаем и поймём вот что.
мы же ничего не знаем о стране. это не
секрет, конечно, но вспомните, кто из вас не ездил на поезде, не смотрел в
окошко, не ловил себя на одной простой думе: кто может жить на такой маленькой
станции, как там живут? может быть, вы даже пытались представить себе, как
проходит жизнь той женщины, которая только что показалась в окне, вот две
секунды назад она вешала бельё, а теперь за окном снова просто зимний лес, лес,
лес — бесконечно. иногда увидим белое поле, которое пересекает дорога, потом
снова лес, деревенька, избушка рядом с железной дорогой, дачные домики, и снова
лес. сколько проехал? только столбы, на которые крепятся электрические провода,
отмеряют ваш путь. можно отвернуться в другую сторону, сходить за кипятком,
попить чаю, взглянуть в окно, а там всё то же: снег, лес, какая-нибудь
крохотная станция, название промелькивает так быстро, не разобрать. и вы можете
подумать: да ну его, что там смотреть? не знаю я свою страну, что ли? ну что
там — люди живут, смотрят на звёзды, спят. всё одно и то же.
нет. день на маленькой станции начинается
затемно ещё. от утреннего мороза начинают лаять собаки, сначала одна какая-то
входит во вкус, потом подхватывают другие. в квартирах хозяева им жить не дают,
и правильно — если так каждый день в четыре утра у вас над ухом будет гавкать и
подвывать собака, пожалуй, вы расстроитесь. а за окном лай уже не замечается,
все к нему привыкли, как привыкли к стуку поездов. пожалуй, про эти поезда
вообще могли бы забыть, но пол качается. ляжешь на кровать и ощущаешь, как под ней
начинает трястись пол — приближается поезд, потом дом уже ходит ходуном — это
состав едет мимо, в пятом вагоне какой-нибудь полуночник обязательно смотрит в
окно и вдруг видит свет в маленьком доме — кто там не спит, почему? эти вопросы
останутся без ответа, но я могу сказать так: это ветеран войны по фамилии бачой
не выключил настольную лампу, он никогда её не выключает — так спокойнее. на
маленькой беседке, в саду возле дома бачоя, висят две игрушки, ещё советских
времён — настенные часы. когда-то такие дарили детям, чтобы они приучались
определять время. зачем он повесил их, да ещё сразу двое? зачем вообще сделал
эту беседку? кому она нужна на этой забытой всеми станции? с кем тут
беседовать? однако утро продолжается, то есть, оно наступает. встают железнодорожные
рабочие. кто-то идёт за дровами — ещё немного подтопить печь, кто-то включает
электрическую плиту, разогревает вчерашний ужин, ставит чайник. животных тут не
держат, ни кур, ни коров. выходят на улицу, выносят собакам еду. встают
школьники, их двое на всю станцию, и то один скоро закончит девять классов и
пойдёт в железнодорожное. мимо едут и едут поезда, то товарные, то
пассажирские. пять минут тишины — и вот новый состав. потому собак тут садят на
цепь — боятся, что убегут на железную дорогу, а там — сгинут. без десяти семь
приходит первая электричка. шестиклассник ванька курит, ждёт её под светом
большого, огромного фонаря, который вообще-то поставлен так, чтобы освещать
пути — школьнику кажется, что под фонарём теплее. но он ошибается. электричка
открывает двери, все заходят. в темноте не видно, но поезд проезжает мимо шести
труб от печей — в позапрошлом году тут сгорел дом, потом ещё неделю с пепелища
шёл дым, а потом ничего не осталось, одни трубы.
по будням электричка останавливается на въезде
в город, перегораживает железнодорожный переезд — специально для того, чтобы
ванька вышел, тут ему ближе всего к школе. он приходит всегда самый первый —
если не задержится по дороге, не засмотрится на какую-нибудь машину. иногда
вместе с ним выходят железнодорожные рабочие в рыжих жилетках.
на маленькой станции встаёт солнце,
становится светлее. уже все проснулись, занимаются своими делами. новый житель,
которого так и зовут новожилом, ходит по двору, то поправит поленницу, то
огребёт у дровяника, то сядет дома перед телевизором. когда-то он жил в городе,
пусть небольшом, но всё же. а тут — что тут делать? вечером он спрашивает у
соседей, которые каждый день ездят в город на работу: вы люди грамотные, много
видите, со всеми знакомы, есть ли в городе какой-нибудь клуб по интересам? мне
только старческие не предлагайте, в душе я молодой. мне, может, какой-нибудь
шахматный, или домино, может быть. вот раньше-то я… и заведёт свою волынку —
невозможно, соседи только что приехали, ещё не ужинали, день был тяжёлый, они
работают то ли в музее, то ли в гаи, то ли ещё где — а тут этот новожил.
впрочем, довольно о нём.
на станции живут и другие люди. отец
ваньки осенью ездил в лес — за дровами. а теперь, зимой, ещё не придумал, где
подработать, прежние приятели уже уехали куда-то на север, а он вот не успел,
пока разводился с женой, время ушло. оставим его и увидим, что наступил вечер.
все, кто работал в городе, приехали. топятся печи, готовится ужин, работает
телевизор. теперь его время.
*
эта глава будет большая, из двух частей, и
обе про телевизор. но сначала лирическое отступление.
чтобы работать в телевизоре, нужен большой
талант. или большая красота. в последние несколько лет в телевизоре сплошные
красавцы. вот вам пример. по одному какому-то каналу беспрерывно показывают,
как кто-то кого-то подозревает, подозревает, подозревает. наконец его душа не
выдерживает, и он обращается на телевидение. тут появляются два молодца, с
очень серьёзными лицами (приходится пересказывать, о этот нарратив!). они
садятся с подозревающим и говорят: нет проблем, мы всё узнаем, о-кей, только
вот что, любезный, вам будет неприятно увидеть правду. несчастный соглашается.
и эти двое всё ему узнают, что его жена изменница, подглядывают, подслушивают,
снимают её голую на камеру. ну, красавцы! и так по всему сплошь телевизору, на
какую кнопку ни нажми, везде сидит какой-нибудь телегид-рекомендатор.
кроме этого смотреть особенно нечего,
только новости, но как их смотреть спокойно? никто никогда не расскажет нам про
белые носки антоши чехонте, а только про то, что кто-то нёс мешок сахара из
одного подъезда в другой, а мешок возьми да и порвись, а сахар возьми да и ляг
дорожкой от одной двери до другой. никогда мы не узнаем про оперный театр или
про то, что из сизо хотят сделать ночной молодёжный клуб. вот что такое
новости.
может быть, об этом думала моя подруга,
когда сказала мне о послании нашего президента, действующего, или выбранного,
или временного, я запуталась. так вот, он сказал, что не будет государственных
газет, государственного тв, государственного интернета, ничего. все журналисты
отпускаются на волю вольную на веки вечные, и могут теперь писать анекдоты про
онищенко или фурсенко. сколько захотят. представляешь, сказала мне суровая
подруга, а кто же будет промывать мне мозги?
на этом заканчивается первая часть про
телевизор.
вторая.
тогда я сказала: давай я тебе буду
промывать мозги. я и так их промываю, каждый раз, когда видимся. и она
согласилась! отсюда вывод: как много людей могут промывать нам мозги, и мы
согласны пойти на это. например, мало, что ли, свекровок, которые готовы
присесть на уши с самого утра, мало, что ли, приятельниц, которые, несмотря на
постные дни, рассказывают и рассказывают нам о ком-то что-нибудь нехорошее? и
мы всё это добровольно выслушиваем. добровольно. то есть, мы согласны
выслушивать всё что угодно от родственников, подруг и просто хороших знакомых.
это что же, нам надо породниться с телевизором? или ещё и с президентом? и
тогда они тоже смогут промывать мозги. непонятно только, почему они это делают
сейчас, пока мы ещё совсем не породнились.
*
и вот такое бывает ещё. вдруг придёшь
домой, например, с мороза или там просто с улицы. заглянешь в свою электронную
почту, а она совсем другая, это раз, цвет там поменялся, внешний вид — это всё
ещё раз. и писем нет ну совершенно никаких, это два. ну, допустим, вечный спам,
реклама какая-нибудь, но это не считается. реклама спама, как крыса, выживёт
после катастрофы. в этот раз почта была новая, а интернет всё тот же.
и не успеешь удивиться, как увидишь в
старом интернете что-то новое. события прошедших дней показывают, что все
усилия по написанию классики, по объединению людей как будто занесло снегом,
всё куда-то делось. может быть, уже и не писать классики? зачем она нужна,
когда в столице нашей родины москве вдруг избивают людей, ломают метро, ложатся
спать под приличными памятниками, а не какими-нибудь легендами? ладно,
отвяжемся от москвы-столицы. в старом интернете вдруг начинают ругаться люди,
угрожать набить морды, начистить рыла и прочее в том же роде. люди, про которых
всегда было известно одно, вдруг оказались совсем другими. все ссорятся. и
непонятно, стоит ли обращать внимание, может быть, они ссорятся только в старом
интернете, а в новом мире всё обойдётся, никто этого не вспомнит, или махнёт
рукой: мало ли кто что говорил, некоторые вон каждую вторую замуж зовут, и чего
— женятся, что ли?
в нашем городе славном ходят троллейбусы,
окна замёрзли, на улице глубокие минус двадцать пять днём на солнце, и про
москву непонятно, стоит ли верить интернету, писем нет, никто никому ничего.
*
новый год наступил, прошли все праздники,
люди и у нас, и в столице, и в любом городе вышли на работу. классика это лента
мёбиуса, можно ходить бесконечно, соскочить с неё трудно, и добиться единства
тоже, но мы попробуем.
на ту маленькую станцию, которую мы видели
из поезда в окно, недавно пришло письмо. на конверте написан адрес, имя с
фамилией, стоит почтовый штамп с названием города, где оно было отправлено,
печать ближайшего к станции города или большого села, всё как надо. ветеран
бачой утром вышел из дому, подвёл игрушечные часы, посмотрел на небо и
задумался. первая утренняя электричка уехала в город, за ней и вторая, теперь
никто не доберётся до станции до вечера. разве только пойдёт пешком по снегу
шесть километров от деревни кулига, через загребенку, потом по застывшей донке
и через поле. это летом приходилось идти краем поля, а зимой можно так, прямо.
на железной дороге зимой сейчас стоят два товарных состава, поэтому придётся
проползти под ними, как будто лезешь в лисью нору – и вот наконец-то станция.
этим путём и пришло письмо. его принесла лена, почтальон. по адресу на конверте
никого не было – все на работе в городе, и письмо пришлось отдать соседке.
потом лена зашла к дежурному по станции, согреться. пока ждала горячий чай,
ругалась, что пришлось идти в такую даль из-за какого-то письма, чего они там
пишут? потом, когда пила чай – из-за того что обожглась. и напоследок долго
ворчала, что теперь придётся ползти обратно по полю и прочее, хорошо, что день
немного прибавился, а то ещё полмесяца назад в три часа уже темно. ушла.
на следующее утро, в выходной день юля
выносила ведро золы из дома. юля! – крикнул ей бачой, — тебе письмо отдали?
зайди к гале, она отдаст. юля пошла к гале, взяла письмо. потом решила ехать в
город к своей маме или по каким-то другим делам. до железной дороги ей близко,
пятьдесят метров, но по дороге ей встретилось три человека, и каждый спросил,
получила ли она письмо. в электричке контролёр долго смотрел на неё, но ничего
не спросил про письмо, а только взял деньги за билет.
получилась настоящая классика – единство
места, времени и их содержания. в конверте была открытка из далёкого
незнакомого города. большая улица, высокие и низкие дома в горах и трамвай,
который вильнул хвостом и вот-вот скроется из виду – поднимется по крутому
подъёму или скатится вниз. юля посмотрела на открытку и стала читать. её
поздравляли с праздниками. письмо было отправлено накануне рождества, и пришло
почти без задержек, из кулиги лена сразу понесла его через загребенку, перешла
застывшую донку и зимнее поле. галя отдала конверт на следующее утро. конечно,
мы немного отстаём от европы, но сейчас письмо пришло вовремя: день начинался
хмурый и скучный, так что открытка с трамваем оказалась кстати.