Опубликовано в журнале Homo Legens, номер 2, 2014
Дорога, которой она и не шла
Он
говорит — глаза мои черны
Что
паруса на подступах к Итаке.
Оракул
шлёт нам денежные знаки,
Мол,
не было ни Трои, ни войны,
И
всё абсурд, и всё бардак и блажь.
Нежны
объятья Сциллы и Харибды.
И,
если верить заголовкам кривды,
Важны
не паруса, но такелаж.
[такая
лажа]
Цель
вполне ясна.
Никто
не хочет знать на самом деле,
Как
я ходил за тридевять постелей,
Как
черпал явь у самой кромки сна.
Прошла
бы ты хоть раз весь этот путь
От
смерти до разбитого причала,
И,
может быть, хоть как-нибудь скучала
И,
может быть, ждала б хоть как-нибудь.
***
Она
твердит — глаза мои светлы
Что
звёзды над отрогами Памира.
Пока
ты обходил свои полмира,
Я
тоже отрывалась от метлы
И
шла в зачин. И некому пенять,
Что
в радужном кольце елейной скуки,
Так
радостны нечастые разлуки,
Что
дети
[через
раз]
не
от тебя.
Пожил
бы ты под этой белизной,
Не
знающей краёв туманной ширмой,
Где
нота сердца сделалась обширной,
Тоска
оседлой, боль невыездной.
И
сам бы стал, что тайна, не решён.
И
был бы рад любой надежде куцей.
И
может, перед тем как не вернуться,
Хотя
бы раз случайно не ушёл.
Тени
Я
так давно не видел папирос,
Что
контур беломорского канала
Почти
забылся, словно доконала
Его
война [не красно-белых роз,
Но
глянцевых реклам] , где нелегка
Судьба
любой классической отравы.
И
вняв предупреждениям Минздрава
Он
сгинул как понюшка табака.
***
А
помнишь киноцентр за углом?
Классический
дизайн, портреты Одри.
Я
рядом получал ещё по морде,
Когда
какой-то пьяный костолом
Приревновал
ко мне свою печаль
И
кулаком венчал свою немилость?
С
тех пор там ничего не изменилось:
Аптечная
змея грызет хрусталь,
В
глазах витрин висит пустой вопрос,
В
динамиках — прощание славянки,
И
лампочка вольфрамовой морзянкой
Чеканит
свой безмолвный тусклый SOS.
***
Былое
— проржавевшее литьё,
Ошмётки
краски кисти Боттичелли.
У
прошлого нет будущего. Челядь,
Являя
безразличие своё,
Разносит
времена на кирпичи,
На
щебень и пейзажи Каракума.
И
ни о чём уже не нужно думать.
Ни
логики. Ни следствий. Ни причин.
***
Ни
памяти. Дорога в никуда
Петляет
и вальсирует как будто
Ещё
жива надежда, и минута
Способна
растянуться на года,
Но
маятник запущен. Жернова,
Уже
скрипят, стирая сны и речи,
Пусть
горек дым в отсутствие отечеств,
Зато
так сладки мёд и пахлава,
Так
предсказуем праведный огонь,
Так
очевиден финиш в точке старта.
Гадалка
с воем сбрасывает карты,
И
хиромант плюёт в свою ладонь.
***
Мол
вот и всё. Гори моя звезда.
Дрейфуй
мой бот, мой призрак, мой спаситель.
Я
нацепил на гик парадный китель,
И
впился в руль, а мёртвая вода
Уже
течёт с бортов. Рябой матрос
Бормочет
всё о бабах и женитьбе,
О
третьей и о том, что закурить бы,
Да,
как назло, не видно папирос.
Праздник
***
Проводи
меня под руку в этот холодный покой.
В
тридевятую осень, в засилье дождей и скворечен,
Где
единственный путь нескончаем, свободен и млечен,
И
единственный светоч горит над единственной тьмой.
В
послевременье дней, на последний небесный редут,
Где
тихонь отделят от немых и слепых от незрячих.
Где
умелые руки привычно меня перепрячут.
И
уже не найдут.
***
Человек
уходит, сказав спасибо.
Заводное
счастье, случайный роздых,
Я
тебе теперь не вода, не воздух.
Ни
любовь, ни пытка, ни либо-либо.
Режиссёр
снимает с показа пьесу,
И
проводит пальцем по белой пудре,
Говорит,
твои золотые кудри
В
этот раз не вызвали интереса.
Диалоги
смолкли, слова остыли,
На
губах повисла печать осанна.
Тишина
растаяла в нотных станах
Путеводных
жил телефонных линий.
Разошлись
друзья, опустели залы,
Разлетелись
сны с голубиной почтой.
Только
смерть твердит "извини" за то что
Я
вчера в глазах твоих ночевала.
***
Бисер
всегда бесплоден, кому не сыпь.
Разницы
нет, что свиньи, что соловьи.
Им
безразличен ярый твой манускрипт,
Как
безразличны речи тебе мои.
Пусто
в подстрочниках, в строках и между строк.
Пусто
в преданиях – скройся и не пиши.
Это
такой смешной болевой порог.
Это
приобретённый порок души.
Это
тебя постигла моя печаль.
Время
не рукопись, значит ему гореть.
Полночь
в безвременье.
Тихая
пастораль.
Ветер
три четверти.
Жизни
вторая треть.
Как символ
веры киевский вокзал
Как
символ веры – киевский вокзал.
Как
исповедь – движение по кругу
Литых
колёс.
И
лучшая подруга,
С
которой ты, увы, не переспал,
Прощается
с тобой.
Беги,
беги.
За
новой жизнью,
Лучшими
стезями.
Не
важно, что заклятыми друзьями
Расстались
закадычные враги.
Луна,
как свежевыпеченный хлеб,
Вновь
катится по небу левым галсом,
И
я молюсь, чтоб ты не догадался,
О
том, что проводник давно ослеп,
О
том, что машинист, умерив прыть,
Теперь
сидит спокойный и угрюмый…
И
вечность впереди, чтоб всё обдумать.
И
даже больше, чтобы всё забыть.
Ловцы
сквозняков
Думали
жизнь, оказалось ни то, ни сё.
Камень
да пепел, ножницы да зола.
Кисть
не далась Шекспиру, перо – Басё.
Суть
объявилась, но выхода не нашла.
Пьяный
меандр тихо играл с рекой.
В
плавные русла кутались берега.
Думали
осень – и отцветал левкой.
Думали
ночь – и плакала пустельга.
Кай
собирал ледышки вечерних Герд.
Вечность
жила в осколках своих основ.
Думали
смерть.
И
не то чтоб являлась смерть.
Просто
Господь менял оболочки снов.
меньше
64-х
Она
говорит им «чёт», они повторяют «чёт»
Она
говорит им «чёрт», они повторяют «ангел»
От
правил её игры становится горячо,
И
белый металл течёт по плоскости чатуранги.
Она
говорит им «жизнь», они повторяют «тлен».
Она
говорит «песок», они повторяют «ливень».
И
крутится колесо под тяжестью водных стен.
И
раненый офицер вонзает последний бивень
В
упругую плоть врага, чье ржание глушит смех,
И
чья вороная кровь на чёрном почти незрима.
Она
говорит «любовь», они повторяют «грех».
Они
говорят «любовь». Она повторяет имя.