Опубликовано в журнале Homo Legens, номер 1, 2014
ДАР
Страгиваются с места
пестики, лепестки,
летят в никуда,
лишь бы скорее от
земли, исполненной мести —
соки ее горьки —
сорная лебеда,
и та от нее гниёт.
Волк покидает лёжку,
сова — дупло,
серое братство крыс
покидает город.
Вот и тебя, матрешку,
лишат остальных голов,
чтобы катился из,
без разговоров.
Жил в пустоте,
в нишах других сердец.
хранил темноту
с запахом древесины.
Даже те,
кто сын тебе и отец,
чуяли за версту,
что надо бы прятать спины.
А то из чрева
выскочит вельзевул,
тот что на самом дне
плясал заводную джигу
правой ногой налево,
курил зелену траву,
жил вчерне,
прятал в кармане фигу.
Вышел на волю,
вышив тринадцать шкур,
каждую над
входом своим повесил.
Я тоже была тобою
нанизана на шампур —
говорят, это ад…
Бывает и ад чудесен.
Но стронулись втулки,
машина пошла вразнос —
там, где горели костры —
все заливает светом.
Я из шкатулки
вместо стеклянных слез
вынимаю серебряные дары.
И хватит об этом.
ПРИЗНАНИЕ
Что отличит любовь от нелюбви?
Я думаю, признание без боли,
что чуда нет — как бога ни гневи.
Ты много видел душ бессмертных, что ли.
Ведь после смерти мы не будем вместе:
фаты небесной не носить невесте
и жениху не пить из-под полы
с друзьями-ангелами на вселенской пати.
Но мы с тобой не плачем до поры,
пусть платят все, но мы с тобой не платим:
здесь, на земле, есть истина одна —
калым заплачен временем сполна.
Тебя не любят — слава небесам,
Не любишь ты — поет земля святая.
И если счет по дням и по часам —
то пусть не дрогнет стрелка золотая.
Теперь за вечность не дают награды:
Мне ни любви, ни нелюбви не надо.
НЕНАСТЬЕ
А знаешь, внезапно нахлынуло ветром песчаным,
и стало холодное небо совсем золотистым
и стало на стеклах бегущие знаки печатать,
и мир за окном превратился в гудящее Листом
шуршащее крошево, что называют порою
ненастьем, а я называю тобою.
Отхлынуло разом, и стало возможно расставить
летящие точки над городом тихим и белым,
все это нарочно, все это придумано — так ведь? –
что призваны мы заниматься эоловым делом,
взлетая под купол певучим протяжным фаготом,
и спрашивать небо на грани бескрайности — что там?
А там отвечают туманом, заоблачным светом,
а там замерзает крыло, опадают ресницы,
там кто-то рождается, может быть, даже поэтом.
И снегом тяжелым на город ложится, ложится
слепящее крошево, что называют порою
ненастьем, а я называю тобою.
ПРЕВРАЩЕНИЕ
ты камень цвета ручья
а я
коли надо дерево коли надо птица
улечу от тебя в голубые края-мая
не успеешь в меня влюбиться
не синица я в ладони твоей
не подобие журавля пойманного случайно
я холодный ветер из-за тридевяти морей
дочь королевы Фью и короля Летайна…
…Говорю с тобой на розовом языке
в сером лесном тумане в паденье хвои
пою тебя песней и в каждом своем глотке
забываю где забываю кто я
были песни — стали ночные сны
были крылья — стали твои объятья
больше не помню названия той страны
имени своего ни аза ни ятя
МУЗЫКА
лад в лад тебе я напеваю
как будто камушки калю
что ни триоль — то баю баю,
что ни синкопа — то турлю
что мне по верхнему регистру,
что по середке шелестеть —
не удержать на сердце искру
не отогреть
и синеву не вставить в ноты
и свет не аранжировать,
покуда летние длинноты
мою баюкают кровать
ты слышишь звук — там за стеною
перенимают мой приём —
уводят музыку в ночное
в открытый осенью проём
там тихо медные вступают
на ветках отбивая такт
там крылья ангелы купают
взлетая так
как будто не было и нету
как будто вовсе не бывать
ни сну ни голосу ни свету
ни дать ни взять
симфония начала мира
иль окончания его
трясется дирижер — то вира
то майна палочка его
по галочке на партитуре
он фалды фрака разведет
и музыка в его фигуре
как птица феникс расцветет
как бы по лестнице стеклянной
взбежав услышит сам не свой
он звук фарфоровый гортанный
над головой
и что же делать дирижеру
когда расколется душа
на осень на реку на гору,
на сон в объятьях камыша.
ИЗ ПРОШЛОГО
Я летала во сне туда, где сейчас разруха.
Туда, где сейчас развалины тела и духа.
Где серые плиты покрыты цветами трещин.
Где ветер свищет, ветер поет о вещем.
А я жила там, где сейчас разруха.
С человеком, которому имя дала разлука.
С человеком века прошлого, золотого.
Я давно забыла того человека злого.
Того человека, которому жить непросто.
Проживать свой век с юности до погоста.
А добра наживать его не учили с детства.
Кому — что, а ему нищета — в соседство.
Вот как было. Летала к нему во сне я.
А его там нет. И сердце болит сильнее.
Потому что разрушен замок. Истлело злато.
Потому что я виновата…
Я виновата.
СЛУЧАЙ НА ВОКЗАЛЕ
Однажды посреди вокзала,
в толкучке сумок и задов,
в тревожном крике поездов
я голос юности узнала.
И сердце выскочило, прямо
как безбилетный пассажир.
Как перебежчик Гаутама,
дворец меняющий на мир…
На это право быть бездомным,
лететь в такую темноту,
где фонари — под стать колоннам,
что небо держат на лету.
На дымной юности дыханье,
на уходящий вдаль вагон.
На железнодорожный сон
что снится в зале ожиданья.