( заметки пассажира автобуса о стихах летящей в трамвае)
Опубликовано в журнале Homo Legens, номер 3, 2013
Ася Анистратенко.
Презеленый и синий. Минск: А.Н.Вараксин, 2013
Хорошо
в дороге, в созерцательном настроении, в спокойно покачивающемся вагоне поезда,
в автобусе (как автору заметок) или трамвае, искрящемся и звенящем чуде, из-за
рельсов и неизменной траектории движения, что бы ни происходило. Но открываешь
книжку «Презеленый и синий» — и происходит: постигаешь
хорошо забытое новое о себе и других.
Словно,
поймав пронзительный взгляд ребенка, ищешь ответ на угаданный вопрос. Бывают
такие дети с мудрыми глазами — их и взрослые побаиваются, хотя каждый богат
набитыми шишками, взлетами-падениями, скоротечным и неистребимым ощущением
счастья. У Анистратенко о счастье целая книга. О
счастье быть.
Поиском
этого состояния человек чувствующий занят всю жизнь. С картой и без. Автор не
навязывает свой путеводитель — делится приобретенными, угаданными рецептами
пребывать счастливым даже когда невмоготу. Говорит о неподъемном
внятным поэтическим языком.
к чужой душе не
прилепиться.
не встроить переходника.
Книга стихов «презеленый и синий» — вдумчивый
собеседник, чаще с мужскими интонациями, нежели с дамскими.
Как это удается автору прекрасного пола — отгадка в текстах. Узнаваемые
дольники а ля Бродский, песенные интонации в стиле классических британцев, прибавляющие
веса строке глагольные ряды, строгое, в чем-то даже скуповатое расходование
метафорического багажа, рубленый ритм в одних строках, акцентированная аритмия
— в других. Поэт не транжирит обороты речи, изъясняясь с читателем как с давним
знакомым — ты ж понимаешь с полунамека, к чему бродить вокруг да около?
думаешь все-таки жизнь
она неплохая
правда же неплохая
а если ты думал другое о ней с утра
ты был неправ
Встреча,
расставание, сансара чувственности, необратимость предначертанного, жажда
полноты проживаемого здесь и сейчас, память как данность — редкие, но
бесконечно повторяемые моменты бытия. Узорчики в калейдоскопе жизни, « расклад
из цветных стекляшек».
вспоминай, смиряйся,
ищи, лови.
это детский взрослый язык любви.
это первый вечер от сотворенья.
это море вышло из ручейков
и вспороло твердь ледяных оков.
ты влипаешь в глупые повторенья…
Начал
с оглавления, условно говоря, чтобы понять о чем это
всё. Половина стихов книги, судя по названиям (первой строке) — философские
теоремы:
***
человек в человека приходит и мнется в дверях…
***
сменивши глобус, жизнь наруша, живешь другую…
***
умирая, ты переходишь в память…
Другая
половина, гармонично растворенная в первой — об отношениях между сущностями Он
и Она. Сама жизнь, которую любишь, как эта хрупкая петербурженка
или как оживающие в её стихах мужчины — неудобные в быту, молчаливые, со
сложными характерами и вечными мужскими заморочками.
любовь, как учит
товарищ Фромм, лишена объекта.
ты мог бы пуговицу скрутить, говоря об этом,
ты мог бы горы свернуть в пути, но куда конкретно?
где любят ясно, тепло, прощающе, беззаветно?
Мало
где в стихах встретишь изящно и сдержанно вскрытые подводные камни и«гольфстримы» отношений.
все одиноки по-своему. каждый горек и уязвим.
сложен из двух неровных, неладно пригнанных половин.
каждый сложнее другого на линию жизни, один изгиб.
в каждом глухая тьма — не видать ни зги.
Когда
кожи срастаются…
слышишь привет нагорная
та что ушла под слом
это бывает просто слиться с чужим теплом
гости сидят за столом и им никакого дела
сумрак укрой им разум гогот зашторь им слух
надо ж такое спьяну чтоб ослепило двух
но выдыхает тело
Когда
лопаются при разлуке…
потому что после —
война, чума,
холокост и ядерная зима,
абсолютный ноль, ледяная стужа.
онемевший, стой, ослепленный, слушай.
вот она опомнится, вот, сама,
от твоей ладони — одним нырком
увернувшись — выберется наружу
Когда
мир играет вами в перевертыши, отстраняясь на время от волчка страстей?
резано колото бережно
безутешно
нежно ты помнишь как это было нежно
на том краю земли
где под времени прессом слиплись встречаразлука
если память руки забывает вторую руку
самый воздух вокруг болит
Тот
же недетский взгляд невзрослых глаз. И неподдельное, граничащее с восторгом
изумление — все получилось, у нас это есть. Или было (или будет). Теперь не
важно, как потом жизнь обойдется с лирическими героями, вместе или по
отдельности, счастье-то — вот оно! Открой глаза, вдохни, потрогай, ощути…
и просишь — не страсти
телесной,
не теплого дома приют,
но — стылой, суровой, словесной
любови другого замеса:
ее в лотерее небесной
на милость тебе подают.
Язык
стихотворений Анистратенко под стать содержанию —
доверительный, чуть насмешливый, приправленный перчиком разговорной лексики,
свежими незаезженными образами «и кислотными свойствами случайных, залетных
слов», усилием воображения расшифровываемыми тропами. Аллюзиями, отсылками к
житейскому во языцех:
…все равно
побеждает пристань на берегу реки…
…сто самих
себя назад…
…иногда для
того, чтобы всех простить,
одного
воскресения не хватает.
Много
еще вкусного и полезного на страницах тоненькой книжицы
успеваешь зачерпнуть от щедрот ее написавшей, пока не раз пролистаешь. Не
надоест перечитывать «лето», «никогда не кажется», «смотри»… Запомнятся
тексты про лису, сквозняки, городское — каждый
по-своему интересен.
Поэт
точен в выражении смыслов, эмоций и ситуаций, импринт
автора в образах едва уловим. Но от дотошного читателя не ускользнет ее доброе
и ироничное присутствие:
так-то вроде простая
баба
с ранним проблеском седины
зажигаю по жизни слабо
заурядная, как блины
Для
дифирамбов по принципу «рыбак рыбака…» коллеге-словеснику не хватит места и
времени — автобус, в котором впечатления улеглись в блокнот, прибывает в пункт Б. Однако всякий читатель, прогуливаясь по «презеленому и
синему» поэтическому саду Аси Анистратенко, не раз
вздрогнет или замрет от голоса внутреннего суфлера. Потому что неподъемное
поддается. Стоит лишь открыть книгу.
А
прочитав и закрыв, хочется повторить строку из стихотворения:
«сколько
же надо любви чтобы это всё» — и добавить:
так
написать.