Опубликовано в журнале Homo Legens, номер 3, 2013
***
серая курочка неба,
седенький снежный петух.
где бы ты, Герман, ни был,
все это – невский пух:
вечность, расхлябанный гвоздик
и полотенце на нем,
смерти подкрашенный ротик.
я так хочу домой,
где негустых акаций
желтые спят свистки.
только не надо бояться.
белые окон листки
вечер теряет и плачет,
ветер терзает и рвет,
я говорила раньше,
что нас, возможно, ждет:
горечь, безумие, радость –
все, что в нас, милых, есть,
тень колокольни – палец –
тссссс! – зачеркнувший речь.
***
голос становится телом, когда
его покидает любовь, вина,
встающая поперек горла, как кость,
пока ты близко, пока ты далеко,
пока белые занавеси насквозь
пропарывает свет так легко,
что забываешь дыханье внутри,
и, пока вместо тебя говорит
снег, забивающий сад по края,
точно бочку яблоками, с вещей
стирая названия, и из сада – меня,
время находит тебя везде:
облетающая, обнажающаяся западня
тоски, ветви, торчащие вверх,
острые, точно чужая речь,
белою краской с деревянных дверей
осыпающийся старый лед,
и тебе остается только смотреть
сквозь веранды жалобное стекло,
как наступает полночь, как я
становлюсь отраженьем тебя
с той вероятной стороны окна
в древесной и гипсовой темноте —
склоненные головы, белеющая рука –
и прощаюсь, точнее, зову к себе.
***
безупречна эта тоска, этот холод,
голубою эмалью покрывающий руки
деревьев на горизонте картины, пока ты молод,
телом разлуки
кажется любой пейзаж, засахаренный слепок
любого цветка, разрушенного зимою,
облака подрагивающее веко
кажется тебе тобою,
спящим и видящим во сне бурю,
чувствуешь, как тебя уносит
ветер, срывая с тебя — одеяло ли, кожуру ли –
и прочь уносит?
чувствуешь ли, как кто-то мимо
едет, смотрит вверх, не чувствуя под собою
ни земли, змеящейся кольцами дыма,
ни воды, голодной крупою
брошенной, отравленной, как все, что
ты сам забыл и предал?
нежность с прозрачным, рассыпающим лицом
склоняется над тобой ангелом, зверем.
Письмо Валерию Шубинскому
но от себя не убежишь.
вороний, вызолоченный, посеребренный,
был город серым и зеленым.
«мы живы, мы обречены» —
безгласно говорили тени,
и, отражаясь сам внутри себя,
был сад затопленным по плечи,
с колен встающая вода.
как повторить то, что не повторится? —
я снова повторяю про себя.
и статуи врастают в землю по колени,
по отбеленный, пожелтевший взгляд.
прозрачный сад с полупрозрачной птицей,
я понимаю – в нем не сохранится
все, ничего, бесчувственна печать
весенней ветки в непролазной глине,
по руку, кожу, рукоять
увязшей в небесах, точнее, в их картине.
как мне сказать все это, что могу,
точнее, не могу –
свет в фонаре на дальнем берегу,
ладонь, хранящая подобье мандарина –
я понимаю, что уже живу,
но далеко еще до половины.