Опубликовано в журнале Homo Legens, номер 4, 2012
Нет необходимости убеждать тех, кто
одинаково хорошо владеет русским и хотя бы одним из языков монгольской группы
(например, калмыцким или бурятским), что непреодолимых синтаксических или
фонетических противоречий между этими языками нет. В доказательство приведу тот
факт, что ни в Бурятии в период возможности обретения статуса суверенной
республики, с автономией, в том числе, и в отношении письменности, ни в самой
Монголии, которая имеет все условия для возрождения былых традиций, до сих пор
не отказались от кириллицы в пользу дореволюционного старомонгольского
вертикального письма.
В своем эксперименте я воспользовался
стилистическими приемами, лежащими в основе поэтики монгольских народов,
поскольку именно поэтические культуры халхов,
калмыков и бурят в качестве полноценной рифмы традиционно используют анафору и
переднюю рифму в отличие от русской традиции рифмованного стиха с его заднестрочной рифмой. Я сделал попытку синтезировать две
довольно далекие поэтические системы максимально аутентично для русского уха (в
смысле, читателя) и языка (в смысле, нового поэтического, если повезет,
«большого стиля»).
КАМНИ
Утесом,
песчинкой, Каабы быть камнем,
Утки в желудке,
в океане, в траве,
Как, утрами,
река свою вечность несет — любоваться,
Как веками волна
за волной припадает народ.
Как идут
караваны, как поют свои песни самумы,
Катит скарб свой
нехитрый задумчивый жук-скарабей
Городами из
камня, вавилонами ввысь горделивыми, шумными,
Тротуарами и
мостовыми из булыжников и валунов.
И вершинами
снежными с космосом вечным общаться,
Исполинами быть
стародавних эпох,
Чтобы магмой и пеплом на землю вернуться
Океанов со дна,
испарившихся вновь.
Грохотать под
ударами тверди безбожной,
Клокотать, в бесконечность вперив раскаленные жерла свои,
Быть кометой,
которая станет Землею,
Дать огонь
гоминиду в первобытной пещере его.
И лететь из
пращи, и греметь жерновами,
И гореть
драгоценными гранями неподвижно в глаза,
В тесаке у
воителя, в рюкзаке у геолога,
Во вселенной у
юного бога-творца…
ТАНЕЦ ГУСЕНИЦЫ
Родные тебе до
боли, как дети, танцуют Здравствуй!
Земляные первые
люди,
Нутряные щелчки
– их слова повторить невозможно,
Нужен слух
абсолютный — есть он у каждого сердца.
Первородный
язык, поющий, щелкающий, всего целующий,
Пением в животе,
оказывается, можно сказать – Живи!
Восемьдесят три
разных, во время беседы, щелчка издают в глубине Калахари,
Вот бы и мне – о
бездне времен говоря — так уметь!
Похотливый
бабуин поджидает в зарослях тростника,
Пой, громче,
сестрица, пой! —
Женщины по
зернышку, по корешку собирая,
К ужину чтобы
успеть, прогоняя разбойника, поют.
И вот, прилегла,
вся коричневая от миллионов лет,
Игры и танцы,
облокотившись о голую землю, задумчиво наблюдает,
Рядом другие, на
корточках, словно в песочнице, посреди саванны,
Ряженные в одни
лишь бусинки да набедренные шкурки.
Ни кола. ни двора у них нет, и не надо!
Нищие духом, ибо
их есть царство небесное,
Живут под
открытым небом, то звездным, то синим,
Идут гуськом,
танцуя приветливую гусеницу.
БРАХМАНА ПУТИ
Нет пути к
Брахме, нет,
Небо Его не
найти,
Нежной бездны
Его, отчей ласки Его…
Нем и холоден
вечности лик.
Несть числа ищущих путь к Нему,
Не счесть сердец
летящих к Нему,
Невесть куда,
неизвестно к кому, непонятно за чем,
Негде усталому в космосе вечном голову приклонить.
Нет конца ему и
начала,
Нет ни верха, ни
низа,
Только лишь
звездная пыль непонятно зачем,
То ли начало
всему, то ли конец…
Мириады галактик
бутоны свои распуская,
Мир за миром творя,
в никуда ниоткуда летят,
Грешная жизнь за
жизнью бурлит, толкаясь, шкворча, трепыхаясь,
Греясь на
солнцах неисчислимых планет.
Смысл всего –
это смыслы, созданные словно солнца,
Смерть всего –
это смерти, потерявшие смысл
Осуществляя
смыслы, зиждется жизнь за жизнью,
Осуществляя
космос, побеждается смерть.
Нет пути к
Брахме, нет,
Смертным заказан
путь,
Дай же хотя бы
росинку бессмертья,
Джай Гуру Дэйва Ом!
ВСЕЗЕМЛЯ
О, эта легкость
кита в океане,
Облака лет в
пламенеющей бездне,
Очи, горячие очи
зебры летящей в саванне,
Ос невесомость
тончайшей работы…
Не возлюбить, не
обнять, не у сердца взлелеять —
Нет ей конца,
тесноте этой, ибо.
Небо и звезды,
земля, океаны
Не обратить —
круговерть остановишь ты разве?…
Не укротить, как
в гречихе жужжанья –
Смертно так,
никогда, ни в какую,
Неповторимую, не
приручить для любви, бесконечность
Не воскресить, о
душе уповая.
Как невозможно,
ударившись оземь,
В камень, в
траву обратиться, в планету
Не возлюбив, не
пожертвовав ради
Снегом, дождем,
золотыми лучами…
У РЕКИ
В сельве Амазонии —
Вселенной на
Божьей ладони —
Дедушка в гамаке
из листьев, с трубкой в правой руке, а левую под голову подложив,
Девочке восемь
лет, стебелек в мочку уха продет,
Мальчику уже
семь, губа не болит совсем ( ниточку-оберег недавно
туда продели),
Малыш поплакал
возле дедушкиного гамака и успокоился,
Да и как тут
поплачешь – птицы смеются, солнце щекочет,
Дай нам тебя
поцеловать! – подшучивают цветы лиан,
Старый шаман, от
жизни и смерти пьян, спит в гамаке с трубкой в правой руке,
Стая жар-птиц
пролетает мимо, джунгли тут как тут, все сплетни свои плетут,
Одиннадцать
тысяч лет крокодил в эту реку продет,
Лыбится
крокодил, видать кого-то опять проглотил,
Деревушка луки у
самого края,
Девушка из реки,
нагая…
Радуйся дед
одиннадцать тысяч лет,
Рая и ада,
болезней и бед во сне твоем нет.
РОЖДЕНИЕ. СМЕРТЬ
Если не сможешь
ты
Ясли смертей
пройти
Ветер снова
станет дыханьем твоим,
Светел и млечен путь станет из звезд и рос.
Коли не сможешь
ты
Кости свои
уберечь,
Див из чащи
лесной весь из зверей и птиц,
Девять тысяч
жизней твоих снова он заберет.
Помни, важней
всего
Пот и слезы
твои,
Думать, любить и
страдать можно один лишь раз,
Девять тысяч
счастливых жизней твоих.
Помни, нужней
всего
Память о прошлых
днях,
Высохшее
напоить, выжившее возродить,
Умершего не
воскресить, ибо не помнит он ничего.
Знай, уходя в никуда,
Рай в твоей
голове,
В млечный
собравшись путь не забудь
Голову, если
удастся…