Опубликовано в журнале Homo Legens, номер 1, 2012
***
как в считалке про греку переходящего
реку
не с кем на свете себя сравнить человеку
ни с аршавиным
ни с обамой ни с электрической мясорубкой
разве что с глиняною голубкой
сохнущей на солнце где бомжи и собаки
на берегу вонючки (в вонючке
зеленые раки)
приходили к нему глобалисты и верлибристы
тоже
была речь его ни на что не похожа
всё то му
да му пустит слезу и глохнет
как по твари какой живьем
утопленной сохнет
или топнет ногой мычалку
погрузит в плечи
а меж тем над страной опускается вечер
отряхнись человек лечебной
измазанный грязью
да не быть в тебе мычанью и безобразью
отскобли коросты сорви их с кожи
стань будто голубь в воздухе перехожем
где растворены черты имена наречья
собирая по крохам грамоту человечью
утончаясь телом с чужой виной прощаясь
всем чем был и не был всем
что есть утончаясь
Звонильная неделя
***
что остается
всего ничего
старой газетой сгорело
горькое очарованье твое
зимнего мела
что обещают
рябое стекло
маятник ход электрички
слева свинцовою заволокло
в тамбуре спички
это движенье
и этот размах
и ощущенье полета
будто уносит тебя на руках
с песнею кто то
чушь молодую нелепо нести
магнитофонные ленты
что там поют
это вальс иваси
в джинсах студенты
майская встреча с большою водой
запахи дыма и почвы
ты остаешься такой молодой
теперь уже точно
***
стало сыро снег блестит
черный неживой
ты испытываешь стыд
приходя домой
щелкнешь маленьким ключом
станешь чая ждать
лучше думать ни о чем
зиму провожать
или раздвигая мрак
в грязной голове
выдумать цветущий злак
ручеек в траве
дальше больше влажный луг
свечи-тополя
это видишь ли сам-друг
родина моя
вот отсюда я пришел
и гляжу во двор
на московский грязный шелк
на озябший хор
то березок то осин
вписанных в асфальт
сколько уже длинных зим
и опять на альт
***
это лето разрежет ножом
электричка с ее тиражом
д донцовой и мятым морожным
пересказанный воздух дорожный
но случается чудо на стыках
постарайся вниманьем утихнуть
будто воду неся в решете
лбом прилипни к прозрачной черте
не умея иголку таить
серебрится портняжная нить
это в озере длинного взгляда
где пространство входящему радо
ты опомнишься так не бывает
но бормочет кроит и сшивает
деловитая жизни швея
это в поезде еду не я
и уже через час или больше
ты сойдешь не в какой нибудь польше
на платформе у клина в твери
все приехали здесь отомри
***
облака опыт лобастый
вишен прилипчивый снег
маскою из алебастра
летний бетховен ослеп
но по-сорочьему черен
взгляд будто пара маслин
входит кавказец печорин
ест его англицкий сплин
ливня горбатые спины
весь я уже не умру
между харибдой и сциллой
не пролететь комару
брызги кропят океана
парус звенит как рука
славное царство салтана
собранное на века
ветер щемящий и теплый
будит беглянку как встарь
неунывающий теркин
ждет на вокзале де сталь
***
Особенно гудят перед грозою
в цветеньи вишни черные
шмели.
Гляди на майский вечер стрекозою,
пока его, как тряпкой, не смели,
и холодок от губ плодоносящих
дежурные слова не оторвал.
Как много к ночи ждущих и просящих
толпится и течет в речной овал,
как широки глаза перед ненастьем.
Но стайка рыб споткнулась о порог,
и в форточку, распахнутую настежь,
затягивает горький костерок.
Дойти до речки и успеть вернуться,
мы все сегодня — пасынки зимы.
И пусть на желтом облаке смеются
над тем, что домом называем мы.
***
как птицы выстрела боятся
и в воздухе сплетают косы
давай дурачиться смеяться
одной трубой многоголосой
смотри опять сухая почва
где зреет памятное семя
как будто раскрывая почту
одним теплом благоговея
так медленно взрослеет завязь
чтобы взыграло ретивое
но сыплет дождь не оступаясь
и любит мертвое живое