Содержание Журнальный зал

Ганна Шевченко

миниатюры

Опубликовано в журнале Homo Legens, номер 1, 2012

 

 

 

Трагедия семьи N

 

Он вошел в белом халате, резиновых медицинских перчатках, с небольшим металлическим дипломатом в правой руке. Красивый, дерзкий, уверенный в себе. «Как Гай Риччи… — промелькнуло у нее в голове, — эта недельная небритость, эти выпуклые глаза! Почему я раньше не замечала?»

— Ты и сейчас скажешь, что между вами ничего не было? – холодно спросил он.

— Конечно, не было! Ну, сколько можно! Я говорила уже, что вчера вечером делала влажную уборку, поэтому была утомлена. Как я устала от твоей безосновательной ревности!

Он подошел к столу, положил дипломат на его поверхность и открыл крышку. Она заметила, как хороши его крупные мужские руки, обтянутые резиновым материалом.

— Ночью я взял соскоб у тебя из-под ногтей. Там обнаружены частицы его эпителия, покрытого пигментными пятнами, — он доставал один за другим небольшие, запаянные, полиэтиленовые пакетики и бросал на стол, — а это синтетическая волосинка, которую я нашел на краю простыни. Он ведь ходит в парике, да? А это огрызок яблока, найденный под столом. Такие отпечатки зубов мог оставить только человек с имплантированной челюстью. А это молекулы засохшего раствора, которым он по вечерам промывает вставной глаз. А это одноразовый носовой платок из мусорного ведра. Такую слизь может выделять исключительно человек с металлической переносицей. А это, – он достал несколько листов формата А4, скрепленные степлером, — результаты исследования ковра, который лежит у нас в спальне. Характер отпечатков ступней говорит о том, что их оставил человек с протезом вместо левой ноги.

Она молчала. Он решительно посмотрел на нее:

— Ты и теперь будешь все отрицать?

Она закрыла ладонями лицо и зарыдала. Теперь не было смысла что-либо отрицать.

 

 

 

Зонд Кассини

 

В кабинет стоматолога вошел мужчина, придерживая рукой правую щеку. Он подошел к столу и свободной рукой протянул врачу больничную карту. На титульной стороне, в центре было размашисто написано имя: Гермес Трисмегист.

Врач открыл карту, сделал короткую запись и жестом пригласил пациента занять кресло. Больной сел и закинул голову. Врач поднялся со стула и произнес, направляясь к больному:

— Не тот ли самый Гермес Трисмегист, автор известного изречения: «Что вверху, то и внизу» оказал мне честь?

— Да, это я, — сдавленно ответил больной.

— Очень приятно! Очень! Я сторонник ваших теорий! И как врач, могу сказать с полной ответственностью, что все глобальные процессы, происходящие во Вселенной, находят отражение во всех ее элементах, на всех уровнях, в том числе, внутри человека.

Врач сел на стул рядом с пациентом и включил яркую лампу:

— Ну, на что жалуетесь, уважаемый Гермес?

Трисмегист оторвал правую руку от щеки, вцепился в поручни и произнес:

— Прислали автоматическую станцию Кассини, выбросили зонд, наделали дырок, а я, вот, мучаюсь теперь.

— Откройте рот, — сказал врач.

Трисмегист открыл рот. Оттуда повеяло прохладой. Врач хорошенько рассмотрел Солнечную систему, заглянул за Сатурн и сказал:

— Да, Энцелад нужно лечить. Ничего, сейчас поставлю несколько пломб, будет, как новенький. Но беспокоит меня не это…

— Что? — озабоченно спросил Гермес.

— Земля раздражена. Кровоточит местами.

— Порекомендуйте, что мне с ней делать?

Полоскайте раствором фурацилина три раза в день после еды в течение недели. Если не будет улучшения, придете ко мне еще раз, я выпишу антибиотики.

 

 

Татьяна

 

Татьяна вышла из подъезда и приготовилась. Как всегда, в одно и то же время, в одном и том же месте, ей под ноги бросилась ладная собака испанской породы, с длинными ушами, пушистым хвостом в виде трубы и большими выразительными глазами.

Псина передними лапами навалилась ей на колени, уткнулась мордой в подол юбки, потом проскочила сквозь нее и исчезла.

Успев привыкнуть к ежедневным встречам, Татьяна так и не смогла себя настроить и не терять самообладание. Вздрогнув, простояв несколько секунд и поправив юбку, она направилась к метро.

А там, забившись в самый угол вагона, достала томик Тургенева и открыла книгу на нужной странице. Она перечитывала этот рассказ в сотый раз. Ей нужно было понять, почему призрак Муму является именно ей.

 

 

Так нельзя

 

Она села на тумбочку возле стены и прильнула спиной к обоям.

— Я так больше не могу, — сказала она.

На минуту задумалась, обвела глазами комнату и снова сказала:

— Так нельзя.

Оливковые обои шевельнулись под ее спиной и ответили:

— Малыш, у нас все будет хорошо.

Она встала, повернулась к обоям и начала говорить:

— Я так больше не могу. Я думала, что выхожу замуж за живую ткань. А ты постоянно превращаешься то в пластиковую панель, то в виниловые обои. Вчера на ужине у Красновых ты превратился в мельхиоровую ложку. А когда ты становишься мочалкой из микрофибры, я не испытываю к тебе никаких чувств, кроме раздражения.

— Я хотел бы стать деревом, — сказали обои, — хотел бы вырабатывать хлорофилл, хотел бы качать ветвями и цвести по весне.

— Я устала. У меня болят ноги. Я постоянно одна.

— Смотри, у меня уже кое-что получается, — сказали обои и чуть заметно шевельнули оливковым рисунком.

Она закрыла лицо ладонями, пошла на противоположную сторону комнаты, легла на диван и задрожала.

— Малыш, тебе холодно? – спросили обои, — Погоди, сейчас я превращусь в полиамидовое одеяло и укрою тебя…

 

                                    

Перемена пола

 

Маршрутка подъехала быстро, и он был отброшен наполовину недокуренным в сторону урны. Приземлился рядом с ней и продолжал бы тлеть, если бы на него не наступила симпатичная ножка на каблучке.

Через полчаса его спешно подняли и засунули в вонючий карман. Вскоре в темной тесноте собралось несколько таких, как он.

От удушья он потерял сознание и пришел в себя от звуков сиплого, лающего кашля, громкой матерной брани и звона граненых стаканов. Он был зажат между двух грязных пальцев и тянулся к горящей спичке.

После первой затяжки брань усилилась, и послышался глухой удар.

Он пролежал несколько дней, один, в тесноте, заваленный костлявым телом.

Наконец послышался долгий, тревожный звонок в дверь, скрежет ломающегося замка, голоса в коридоре. И лишь когда его высвободила рука в резиновой перчатке, он почувствовал облегчение.

Но теперь его стали называть по-другому, как-то по-женски – улика.

 

 

Почему у тебя нет плеча?

 

Сегодня впервые она увидела его раздетым. Они много времени проводили вместе, но сегодня она впервые увидела его раздетым.

— Почему у тебя нет плеча? — спросила она.

— У меня нет плеча, — ответил он.

— Что с тобой случилось? — спросила она.

— Я потерял его, — ответил он.

Она внимательно посмотрела на широкое отверстие, которое было на месте правого плеча. Удивительным было то, что правая рука была на месте, а плеча не было. Рука словно держалась на невидимых шарнирах и росла из воздуха.

— Я встречала разных мужчин, — сказала она, — у кого-то не было сердца, у кого-то души, у некоторых не было мозгов, а вот без плеча…

Она хотела прижаться к его правому плечу, но вспомнила, что у него нет правого плеча. Тогда она прижалась к левому и подумала: Это ничего… ничего… всё будет хорошо…

 

 

Из эгоистических побуждений

 

К большим белым воротам подошёл человек в изношенном пальто и постучал. Ворота приоткрылись. Выглянул ангел.

— Открой ворота, — сказал человек, — я прошёл сложный путь, стал мудрым, чистым, светлым, и теперь моё место в раю.

— Ворота не откроются для одного человека, — сказал ангел, — они так устроены, что отворятся, когда в них постучит всё человечество.

— Что же мне делать? – спросил человек.

— Не знаю, — ответил ангел и закрыл ворота.

С тех пор человек в изношенном пальто ходит по земле, стучится в души и сердца людей, учит их мудрости и доброте.

Из эгоистических побуждений, естественно.

 

Следующий материал

два рассказа

          Кипяток   Когда на смену выходил, никакого предчувствия не было. Суббота день спокойный, народу мало, часам к шести вообще все расходятся. Остаются только, как их...