Опубликовано в журнале Homo Legens, номер 1, 2012
Сапёр
Фомин
…и вложу перста моего в язвы
Ин 20:19–31
календари на палец похудели
в конце весны, и сорван без
стыда
большой войны последний день недели,
который называется среда.
зелёный цвет обратно входит в моду –
пучком травы, брезентовым ведром,
и роженицы прячутся, и воды
отходят у берлинского метро.
и, налезая строчками на ставни,
кириллица, как рация, фонит
на штукатурке майского рейхстага:
«Проверено. Бог есть. Сапёр Фомин»
По небу полуночи
Здесь петухи ложатся с курами,
встают помятыми и хмурыми –
что был, что не был.
И сон, как явь, и правда
наглая,
и не приметишь даже ангела
в нелётном небе,
нет-нет, – мелькнут винты соосные,
несёт «пожарника» над соснами,
и высшей мерой
стоит в России время летнее,
как молодой июльский Лермонтов
лицом к барьеру,
плюс двадцать солнечных по Цельсию
ещё в глаза тебе не целятся,
но греют скудно.
И тени с мест ещё не тронулись,
и те же сосны машут кронами,
ещё секунду
над секундантами замёрзшими
висит дымок пуховым пёрышком,
и зло по-совьи
бухтят в ушах часы с кукушкою
и озорной язык, прикушенный
на полуслове.
*
* *
теперь, наверно, есть тебе и мне
о чём сказать трудней, чем онеметь –
который день каникулами кружит
под веками сплошное аниме,
дудит в трубу крылатый абонент,
снаружи хуже.
там зимний вечер тёмен и раскос,
там на живых не действует наркоз,
там восемь раз напишут и обрежут
на этикетке «внутр.», читай
– насквозь,
без линз что «молоко», что «холокост»,
внутри как прежде.
там свет лежит на цинковом столе,
и день как перевёрнутый валет
сквозь дёготь луж глядит на побратима,
и ветка топором торчит в стволе,
и на потом всегда хватало лет,
и не хватило.
Прощание с натюрмортом
татарский Крым прищурил жалюзи,
шалман с табличкой «Истины и Вина».
по грудь в «Шабо», в себе наполовину,
свои ладони в море погрузи,
а небо если что и отразит,
то наши спины.
слепит слюда таврийских
берегов,
и чья-то ослепительная Люда
берет заказ без бунинских прелюдий
и где-то через час почти
бегом
очередное с пищею богов
приносит блюдо –
«руколу с черри» с чистого
листа
с московскою петрушкою в салате,
и глаз уже копировать согласен
горбатый мостик с Крымского моста –
где Айвазовский кистью не достал,
достал Саврасов.
здесь каждый по перу себе собрат.
здесь время пусть не то что бы, но лечит,
людское отдыхающее вече
на колокольчик удочный
собрав
два раза в день – с утра и, не соврать,
под самый вечер.
затеют спор красотки-травести,
чем поразить – коктейльным или бальным,
а выберут трехзвездочный и
баню,
и ветер из родимых палестин
на пляже киевлян пойдёт крестить
четырёхбалльным.
здесь водорослью пахнут кирпичи
и ангелы донашивают Prada,
под самым пирсом различаешь крабов,
но в самостийной гетманской ночи
не сможешь ту, что слева, отличить
от той, что справа.
и месяц, перевёрнутый анфас,
плывёт в Стамбул доверчиво и тихо,
погранзастава прячется в гречихе,
и с нами это всё как в первый раз,
но смутно понимаешь, что без нас
здесь было чище.
холщёвый тир – все пули в молоко,
но сколько бы ни умерло при родах
по-женски повторительной природы,
ты вышел покурить и был
таков,
и альбатросы вместо облаков
ныряют в воду.
Киноафиша
Будильник (триллер)
пассажиры делят
общий на всех уют.
открывают пробки
в масть обручальным кольцам,
запрокинув головы,
жадно чего-то пьют,
и на дне бутылки
зеленью светит солнце.
на открытых спинах
жмурятся позвонки,
за окном поля, пруды,
очертанья луга.
никаких трагедий и
путаниц никаких,
лишь мужья и жёны,
дети, и все друг в друга
влюблены, любимы,
поезд спешит на юг…
и ревнивым жестом
скомкав на ляжке тогу,
пожилой диспетчер
в хмуром своём раю
переводит стрелку
ровно на полшестого.
Голуби (боевик)
– шутки шутить изволим?!
– какие шутки? –
водка, икра, наркотики,
парашюты,
джип, вертолёт,
нетонущий синий мячик,
три пистолета
(два из них настоящих),
мишку с её глазами,
и чтобы морем:
десять лимонов на борт,
а там – посмотрим…
пляшет в петлице
лазерный красный лютик,
– газом? не
надо
газом, ведь там же люди!
…девочка жмёт коленями
хлипкий столик,
мальчик-наследник
робко считает в столбик:
снайперу ровно столько
и столько банку.
деду чьему-то
шепчет ничья не бабка:
«там в шифоньере
сложена под иконой
белая шаль…»
и только когда с балкона
явь постучится в дверь
голубиной ложью,
выдернуть проводки
отпустить заложниц
Радиоволна (киберпанк)
казнить нельзя
помиловать
стать облаком
и радиоволной,
помехой
на экране монитора,
с которого…
почти дыша в который,
ты ждёшь письма,
набитого не мной.
по вечерам
вплывать в твой кабинет,
и вот уже
случайная описка
твоей руки,
один погасший пиксель –
всё выдаст,
выдаст, выдаст, выдаст, выдаст…
наверно, даже то,
чего и нет.
поняв, ты повернёшься
к нам спиной,
на пальцы
запоздало негодуя.
но точка
превратится в запятую,
но чёрный текст
прочтётся как иной.