Стихи
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 3, 2025
Балин Денис Александрович — поэт. Родился в 1988 году в посёлке Мга Ленинградской области, где и живёт. Окончил Институт телевидения, бизнеса и дизайна (Невский университет). Автор трёх сборников стихов. Лауреат литературных премий «Молодой Петербург» (2015), «Лицей» (2022) и др. Победитель первой Всероссийской мастерской АСПИР «Мир литературы. Новое поколение» (2022).
Временная запись
Время хоронит, а память хранит
лица, события, дни,
как летописец былых атлантид —
помнит, что были они;
сколько нас плыло в морях фонарей,
в плотном дыму кабаков,
и превратилось в расчёт кораблей,
в повод для новых стихов.
Нас в нефтяных каруселях катал
(с)мутный поток нулевых
и обещал сколотить капитал
жизней лихих и больших.
Нас, накрутивших экватор кассет,
рано начавших курить
и при себе то вино, то кастет
рано начавших носить.
Мы научились в подъездах всему
(может, не прямо всему)
и заходили в дворовую тьму,
чтобы почувствовать тьму.
Скольких потом разбросала за так
жизнь — от строки
до строки.
(Я набирал на смартфоне контакт
и не услышал гудки.)
Город. Посёлок. Деревня во мгле.
Схема железных дорог.
Сколько мотало по этой земле —
остановиться не мог.
Может быть, случай меня выручал
и выносил на руках,
чтоб я слова иногда сочинял
и сочинялся в словах.
Время — дальтоник, а наши года
и разноцветные сны —
в нём — обесцвеченный лёд и вода,
семя на теле страны.
Время не скажет про нас ничего.
Время не знает про нас.
Мы превратимся в его вещество,
но не сейчас,
не сейчас.
Телевизор
Я смотрю на хорошем айфоне
дорогое цветное кино.
Я читаю в хорошем айфоне
Telegram и ВКонтакте. На фоне —
телевизор, не нужный давно.
В нём теперь не Степашка с Каркушей
а бескрайнее «Поле чудес».
Он молчит запылённый, потухший,
а когда-то игрушкой был лучшей —
не снижался к нему интерес.
Я включаю его вечерами,
как светильник с картинкой живой:
звук на минимум, таймер с часами;
словно фильма с немыми губами,
он сияет палитрой цветной.
Раньше редкостью был чёрно-белой,
а сейчас украшает музей.
Только я не застал устарелый,
мне для Денди и прочего дела
телеящик достался мощней.
Помню, пультом работал для бати —
годы детства сродни шутовству,
а теперь от зарплаты к зарплате
я плыву от кровати к кровати
и Набоковым в прошлом живу.
После посещения двора, в котором вырос
Бабушкин ветхий сарай,
полный семейных вещей,
больше не слышит людей —
птичий обыденный грай.
Неба прекрасный цветок,
больше не будет над ним,
больше не будет дверным
лязгать амбарный замок,
ключ повернув до ноля,
в лютый мороз-ирокез.
Даже фундамент исчез,
только примята земля.
Старые санки отца,
брошенный фотоальбом,
стали метафорой, сном,
схемой морщинок лица.
Что ж, расстаёмся, прощай,
детство и маленький двор,
юности поиск и спор,
бабушкин ветхий сарай.
* * *
Мой сосед постоянно в четыре утра
своё кресло-кровать собирает за стенкой,
и оно издаёт тру ля ля, трарара
(или что-то такое). Меня эта сценка
иногда пробуждает — зачёркнутый тьмой
я лежу и бубню стихотворной строкой.
На работу уходит бедняга-сосед:
заворчит домофон, а затем возле дома
растворятся шаги, никого больше нет —
во дворе тишина холодна и знакома.
С целым миром един, в целом мире один
я плыву в полусне из метафор-картин.
Мне мерещится времени мутный узор
и неясный мотив современных мелодий;
вспоминается Блок или школьный позор;
через облако слов, через небо просодий
в черновик прилетает простая звезда,
чтоб остаться в стихах навсегда, навсегда.
Разлетаюсь на части — ничьим и никем:
буду телом-растением в клумбе постели;
в бесконечном пространстве далёких систем
из галактик — частицей, летящей без цели.
Но будильник рассвета — лучами звеня —
восстановит из прожитой жизни меня.
Я забуду про сон и вселенной огни —
наступает пора ежедневной рутины.
Побегут чередой понедельники-дни,
нарисует реальность иные картины,
но я верю, меня потревожит опять
мой сосед, собирающий кресло-кровать.