Литературный триптих
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 1, 2025
Елена Козлова — писатель, журналист, редактор. Родилась в Москве в 1982 году. Окончила Московский государственный университет печати. Автор книг «Всё хорошо, мам» (Городец, 2022), «Цифры» (Freedom Letters, 2023).
I
У Марины Викторовны упал лоб. Она пыталась приподнять брови, натягивала кожу пальцами, корчила гримасы, но всё тщетно. Лоб лежал. Марина Викторовна махнула зеркалу рукой, надела алый пиджак и отправилась на службу. Она была главным редактором последнего в мире печатного журнала. О красоте и здоровье. Сама Марина Викторовна так не думала. Она полагала, что её женский печатный орган — «новое слово в современной российской журналистке».
— У меня лоб упал, — сообщила она на редколлегии. — Всё хваленые отечественные препараты… Как на место теперь его ставить?
Обозреватель Оксана посмотрела на главреда с недоумением — она предпочитала стареть естественно. Эмпатичная продюсер Жанна — с сочувствием. Я, пошевелив своим, — с пониманием.
— Ботулотоксин — яд, вызывающий паралич, — заметила Оксана. — Главное, чтобы он из лба в кровоток не попал, иначе у вас всё упадёт.
Оксана, по её же собственному диагнозу, была ипохондриком. Она смотрела на мир сквозь толстые разнокалиберные линзы очков (минус шесть плюс астигматизм). За глаза мы называли Оксану — Я Болею.
— Марина Викторовна, на чёрном рынке можно купить зарубежные аналоги. Я сама себе лоб теперь колю, — поделилась опытом Жанна.
Медицинский редактор Евгения поцокала языком: она считала, что на всё есть профессионалы. Студентка журфака Кристина равнодушно пожала изящными плечами — лбы были вне зоны её интересов.
В переговорную, сверкая оранжевыми носками, зашёл директор по рекламе Йонас Калининас, изгнанный с родины литовец, эстет и гурман. Чтобы носки было лучше видно, он немного подвернул брюки.
— Йонас, — вцепилась в литовца Марина Викторовна, — что у нас с обложкой? Дедлайн! Выносы! Латинский шрифт смотрится лучше русского! Типография! Кого в итоге ставим?
Когда Марина Викторовна включалась в рабочий процесс, её речь напоминала лозунги.
— Так решили же Рыбина. Пиарщица уже прислала даты, когда он готов сниматься…
— А как же клиника? Пластический хирург? Вы что, так и не продали им обложку?
— Да, — ответил Йонас.
Осмысливая Йонасовское «да», Марина Викторовна пыталась хмурить лоб, но он не работал.
— Рыбин ваш — без пяти минут иноагент. Непатриотичные посты пишет. Ругает сыр российских фермеров. Вы соображаете, Йонас, что с нами будет, если мы его поставим на обложку? Что будет с Максимом Леонидовичем?
И Марина Викторовна чиркнула над лацканом пиджака пальцами, как скальпелем. Медик по образованию, она успела поработать хирургом в областной больнице Омска. Затем перебралась в столицу, где вышла замуж за фармацевтического магната, который и подарил ей на юбилей разорившийся после начала войны модный журнал. Марина Викторовна посмотрела «Дьявол носит Prado», купила дюжину ярких пиджаков, сделала длинное каре, нос, виниры и одну большую ошибку: взяла Йонаса продавать в журнал рекламу.
— Когда я делал сыр, его хвалили. — Раскачивающийся до этого момента в центре переговорной долговязый литовец, наконец, уселся на стул. — Там же очень важна технология. Когда ты сырную массу разливаешь по тарам…
— Йонас, опять вы про сыр… — закатила глаза Марина Викторовна. — Мне нужен герой.
Директор по рекламе насупился. В Каунасе у него была своя сыроварня. Бизнес оказался убыточным, но в любой сомнительной ситуации Йонас заговаривал о сыре. Его это успокаивало, редакцию умиляло, а Марину Викторовну бесило.
— Давайте поставим певицу Грушу, она, правда, сломала ногу… — предложила Оксана.
— Сколько ей лет?
— Уууу, за сорок.
— Муж, дети есть?
— Кажется, нет.
— Не подходит. Мы должны транслировать здоровые семейные ценности. Или вы забыли? Мы не ставим на обложку незамужних, бездетных, содержанок, феминисток, психических, геев… У нас что, нет нормального героя?
Редакция задумалась.
— Может, Сергея Стального? Положительный актёр. В антироссийских постах не замечен. Женат, двое детей, — подключилась к обсуждению Жанна.
— Стальнов слишком красив. Красивый русский мужчина вызывает определённые подозрения… — Марина Викторовна сцепила пальцы за своим длинным каре и откинулась на спинку кресла. — Нет ли кого-нибудь пострашнее?
— Дмитрий этот, как его… Хлебников! — вспомнила я. — Такой пухляш, просто душка. Жена, детки, в ситкомах снимается…
— Нет, не то. Мы топим за ЗОЖ. А он толстый. Это не здорово. Нужен кто-то не слишком красивый, но и не толстый. О, давайте Милошко. Впрочем, нет, у него украинская фамилия…
— Дерюгина? — подала голос медицинский редактор Евгения. Она трудилась в издании с момента его основания, важно приезжала только на редколлегии и успела разобраться во вкусах Марины Викторовны.
— Вот он подойдёт, да. Крепкий брак, жена одна на всю жизнь. Причём ровесница, а не какая-нибудь молодая шлюха… Детей разве что маловато — двое. Нам бы многодетного героя. Год семьи всё же…
Оксана язвительно внесла ремарку, что Дерюгин ко всем прочим достижениям — алкоголик.
— Ну и что? Русский мужчина что, не может выпить? Нам нужно сохранять традиции, понимаете? Без традиций наша страна ничто. Елена, возьмите его на себя. Уверена, с вашим опытом вы сделаете отличное интервью. У вас есть прямой контакт Дерюгина?
У меня, к сожалению, был.
— Вот и отлично. Расспросите его о том, как он проводит выходные в кругу семьи, какие творческие планы, ходил ли на выборы… Только без отсебятины, а то я вас знаю. Вопросы подготовьте и обязательно согласуйте со мной.
Марина Викторовна облегчённо выдохнула и взяла в руку, запястье которой было перетянуто красной шерстяной нитью от сглаза, распечатанный план номера.
— Так, что у нас дальше? Рубрика «Обратная сторона». Что в неё идёт?
— Анальный секс, — напомнила я. — Автор прислала статью, но мне кажется, её надо переписать. Называется «Анальный секс: табу или новая реальность».
Все заржали.
— А что с ней не так?
— Задротская какая-то… Ну вот сами послушайте.
Я нашла в открытом ноуте текст и зачитала начало: «Сегодня многие считают анальный секс не отклонением, а пикантным интимным опытом. В современно мире любые сексуальные отношения воспринимаются нормально, если соблюдаются два условия: взаимное согласие и безопасность. Но так ли безопасен анальный секс? Давайте разбираться…»
— Какая основная мысль?
— Что анальный секс приводит к недержанию кала.
— А, по-твоему, статья про анальный секс должна быть разухабистой и весёлой, да? — спросила Оксана, которая не могла простить, что я как-то раскритиковала её материал о пользе бобровой струи.
Я предложила хотя бы поиграть с заголовком и переписать подводку.
— Материал довести до ума! Уберите, что любые сексуальные отношения считаются нормальными. А то мало ли… «Обратная сторона» — это ваша рубрика, Елена. Лицо. Ответственность! — рубленые фразы Марины Викторовны рассыпались по переговорной, как кирпичи.
Она поправила леопардовые очки на куцем носике (редакция поражалась, благодаря какому физическому закону они вообще держатся) и продолжила изучать план.
— Рубрика «Мода». Что носим этой весной? Тут написано — тренчи… Жанна, что у нас с тренчами?
— А тренчей нет, — развела руками продюсер.
— Как нет?
— Так бренды ушли…
— И что, у нас нет приличных русских брендов, которые шьют тренчи?
Жанна успокоила главреда, сказав, что бренды-то есть. Но они не могут прислать фотографии тренчей печатного качества «под обтравку», чтобы дизайнер сделала из них красивый коллаж. Марина Викторовна предложила купить эти чёртовы тренчи и сфотографировать их самим, но продюсер отвергла эту идею как небюджетную. Марина Викторовна сама ж велела экономить.
— О, у меня есть новый тренч! — вспомнила я. — Даже бирку не срезала, в шкафу висит. Российский производитель.
— Вот его и поставим. Будет у нас пусть один, но наш, отечественный. Он не бежевый, надеюсь?
— Бежевый.
— Плохо. Весна. Нужно что-то яркое. Может, в фотошопе обработать?
— Марина Викторовна! — взмолилась Жанна.
— Давайте тогда не тренчи… Ставьте бомберы. Только яркие. Зелёные там, розовые… Надо поднимать у читателя уровень эндорфинов.
Стеклянная дверь переговорной неслышно открылась. На пороге показалась эйчар Людмила, женщина с большими глазами-льдинами и аккуратным горбиком. Такой горбик называют вдовьим, но не совсем понятно, как это относилось к Людмиле — она никогда не была замужем и одна воспитывала сорокалетнюю дочь. Людмила не любила, когда её называли эйчаром, и просила называть кадровиком. Речь её состояла в основном из фраз-действий.
— Там пришли, — сообщила Людмила.
— Кто? — недовольно спросила главред. — Можно говорить всё сразу и конкретно?
— Пришла новая сммщица. Надо посадить.
Марина Викторовна велела отправить сотрудника в опенспейс, напоить кофе и дать полистать свежие номера журнала. А после редколлегии рассказать ей про нашу концепцию, миссию, редакционную политику и про то, что мы должны транслировать в соцсетях.
— А что мы там должны транслировать? — уточнила я.
— Ах, придумайте что-нибудь. Эти сммщицы всё равно надолго не задерживаются. Здоровье. Семейные ценности. Традиции. Нормативы ГТО. Кстати, кто едет делать репортаж о том, как звёзды сдают нормативы?
Очки Марины Викторовны остановились на студентке журфака Кристине, которая всегда сидела на редколлегиях с лицом, выражающим презрение. Работа в журнале её не вдохновляла. Впрочем, подработка была ещё хуже — Кристина составляла карточки с описанием товаров для маркетплейса.
Заметив на себе леопардовый взгляд главреда, она замахала тонкими студенческими руками и заявила, что не ездит на подобные мероприятия, потому что «селебы её энергетически высасывают».
— Тогда едет Оксана, — заключила Марина Викторовна.
— У меня больная спина, я не могу прыгать за звёздами, — заныла обозреватель.
— Елена?
— У меня анальный секс. Мне надо сесть за текст.
Оксана заметила, что в нашей стране выражение «сесть за текст» сегодня обрело новое значение.
— Тогда пошлём сммщицу. — На этом главред завершила собрание: — Редколлегия окончена, всем спасибо. Кроме Йонаса.
— Это почему? — проснулся задремавший на стуле Йонас.
— А вы обложку не продали. Вот продадите — тогда и вам спасибо будет.
* * *
Перед тем, как ввести в курс дела нового сотрудника, я зашла на кухню выпить кофе. Возле кофемашины крупной рыбой кружила Людмила. В автомате закончилось молоко, отчего он недовольно шкворчал и разбрызгивал в пространство бежевые капли.
— Новая сммщица немая, — предупредила Людмила, наливая молоко в специальный отсек.
— В смысле?
— Не говорит. Проблемы со слухом и речью. Но читает по губам.
— Она работать-то сможет?
— Не знаю. Но я Марину Викторовну предупреждала. Она одобрила её кандидатуру. Сказала, что это современно и правильно — взять на работу инвалида.
Окна в редакции были открыты — экс-медик Марина Викторовна требовала регулярно проветривать помещения. Жалюзи трепыхались и гремели, как паруса яхты. Сотрудники прятались от холода за мониторами. За одним из столов, поглаживая глянцевые страницы, сидела новая сммщица. Она взяла жёлтый блок со стикерами, отделила один и вывела печатными буквами: «Полина. Говорите — я читаю по губам».
Я заговорила. Про семейные ценности. Здоровые традиции. Про то, что наша миссия — возродить российский глянец. Полина смотрела мне в рот и кивала. Мою презентацию прервала Людмила — она принесла документы для оформления. По договору ГПХ. Пока. А там посмотрим.
— Вот этот договор надо заполнить, — громко и чётко произнесла кадровик. — СНИЛС у вас с собой? Паспорт?
Полина полезла в объёмную сумку и стала шарить там в поисках паспорта.
— А что глухая — это ничего, — утешила она то ли Полину, то ли себя, то ли редакцию. — У нас что главное в журнале? Преданность издателю, Максиму Леонидовичу.
Собственно, Максим Леонидович и был фармакологическим магнатом и супругом Марины Викторовны, презентовавшим ей средство массовой информации. В редакции он почти не появлялся, но и главред, и кадровик вспоминали его так же часто, как Йонас свой сыр.
— Я с ним двадцать лет работаю, — в ледяных глазах Людмилы проступило тепло. — Всегда рядом была, даже когда его чуть… Впрочем, это в конце девяностых было. Готовы ли вы быть преданной Максиму Леонидовичу?
Новая сммщица неуверенно кивнула.
— Это хорошо. А то сколько раз его предавали, сколько раз… И только я всегда с ним. Но я по году рождения Собака.
— Собака — верное существо, — согласилось Оксана. — Я тоже Собака.
— А ты кто по гороскопу? — Людмила обратилась к новой сммщице.
— Скорпион, — написала Полина.
Людмила отметила, что это очень скверно. Скорпионы — люди тяжёлые, злопамятные и скандальные.
— Но я ещё карты таро на тебя разложу, — обнадёжила она новую сотрудницу. — Марина Викторовна велела освоить. Мол, сейчас все кадровики со знанием таро. Курс обучающий мне оплатила как повышение квалификации. А то прут всякие! Беременные, педики, либерасты, чокнутые, идейные. Зарплату им плати… Ещё на совместимость вас проверю. По дате рождения. В интернете сайт специальный есть. Мы теперь всех проверяем, иначе она и работать не станет.
— И меня проверяли? — опешила я.
— Вас в первую очередь, Елена. Вы же писатель! Кто знает, что вы там строчите в своём блокнотике. Или, может, по любому вопросу станете с Мариной Викторовной спорить? Или глаз положите на Максима Леонидовича? — Людмила хихикнула: — Вы же в разводе…
Тем не менее выяснилось, что проверку на совместимость я непостижимым образом прошла. С Оксаной вышла загвоздка.
— Что не так? — всполошилась обозреватель. — Я же собака, верное существо.
— Собака Собакой, а луна-то у вас, Оксана, в Близнецах. Луна показывает нашу тёмную сторону. Близнецы — люди двуличные, и нашим и вашим, что называется. Себе на уме… Кстати, у вас ещё испытательный срок не закончился. Вы на карандаше, Оксана, на карандаше.
Кадровик забрала из рук новой сммщицы документы и, пятясь, чтобы не упустить никого из виду, покинула опенспейс.
— Блять, — произнесла Оксана, когда за ней закрылась дверь, и приложила пальцы к векам.
Судьба посчитала, что астрологических изысканий эйчара Оксане мало. Оказалось, Марина Викторовна, вспомнив, что новая сммщица немая и глухая, побоялась отправлять её на «звёздное» ГТО и приказала всё же ехать туда нашей неудачливой обозревательнице. Об этом она сообщила в рабочем чате.
— Послать меня, старого работника культуры, бегать за звёздами! — смешно ругалась Оксана. — У меня спина! И я не собака! Не студентка какая-нибудь!
— В тебе говорит твоё больное эго. — Из-за монитора показалась кудрявая голова Кристины.
— А у тебя здоровое? Что же ты не едешь делать репортаж про это говно?
— Я просто умею говорить «нет». Тебе, Оксана, стоит этому поучиться. Просто говорить «нет». Плохим предложениям, плохим ситуациям, плохим мероприятиям. Уходить с плохого кино, от плохого человека…
— Жванецкий?
— Кто? Нет, это блогерша одна в инстаграме выложила. Психолог. Кстати, классная, дать ссылку? У неё такой вайб…
— У меня нет инстаграма, — вздохнула Оксана. — Я не хочу тратить время на чужой контент. Мне нужно делать свой. На мне ко всему прочему висит светская хроника…
Светская хроника в журнале представляла собой отчёт о культурных похождениях Марины Викторовны. Вот она улыбается на гала-концерте, вот демонстрирует необычную сумочку с перьями на модном показе, вот выступает на женском международном форуме. Оксана делала хронику с внутренним омерзением, не забывая вслух комментировать наряды главной героини. В тот день ироничные небеса всё же сжалились над обозревателем. Откуда-то сверху пришло указание заполнить полосы фотографиями артистов, которые пришли голосовать на выборах президента России.
— Хайрезы будут в папке на сервере. — По такому важному делу Марина Викторовна посетила наш скромный опенспейс. — Ваша задача — придумать подписи. Только, Оксана, умоляю, без стёба! Елена, — она крутанулась на каблуках ко мне, — вы позвонили Дерюгину?
Чёрт, у меня ж ещё и Дерюгин!
— Почему нет? Звоните, назначайте интервью. Дедлайн!
Я набрала номер актёра и долго слушала гудки. Когда я уже думала бросить это дело и просто расшаркаться обстоятельным сообщением в вотсап, в трубке объявился женский голос.
— Слушаю.
— Могу я поговорить с Владимиром Дерюгиным? — неуверенно спросила я.
— Его нет. Я его жена, Алла, — ответил голос.
— Меня зовут Елена. Я редактор журнала о красоте и здоровье. Мы бы хотели пригласить Владимира сняться для обложки весеннего номера. Внутри будет большое интервью…
— Мне самой бы хотелось знать, как можно поговорить с Владимиром Дерюгиным. Он ушёл из дома несколько дней назад и не вернулся.
— Какой ужас… — пробормотала я. — Может быть, обратиться в Лиза Алерт?
— Нет. Это для Владимира Дерюгина обычное дело. Как появится, попрошу вам набрать. Продублируйте только информацию в вотсап.
— Пропал, — сообщила я.
— Говорю ж, забухал, — обрадовалась Оксана.
— Обложку-то с кем делать?
— Подожди, может, найдётся. В абстиненции, правда, будет.
Полина отложила в сторону журналы, встала, взяла сумку и молча вышла. На мониторе она оставила яркий розовый стикер.
«Я не хочу у вас работать», — прочитала я вслух.
В редакции затикала минута молчания.
— А что, так можно было? — округлила глаза Кристина.
В дверях появилась кадровик. В руках у неё была колода карт таро в красном бархатном мешочке.
— Где новый сотрудник? — спросила она, окинув взглядом пустое кресло.
— Ушла навсегда. Гостер. Но хоть записку оставила, — грустно сообщила Жанна.
— Кто?
Мы пояснили, что гостерами называют людей, которые исчезают в первый рабочий день и больше не возвращаются.
— Ну вот, а я карты подготовила, свечами почистила, — расстроилась Людмила. — Впрочем, пусть идёт, другую найдём. У меня там ещё пачка резюме на эту позицию. Надо было, конечно, раньше расклад делать, на собеседовании…
— Мне сделайте, — попросила Жанна.
— Говори, на что. Нужен запрос. Конкретный. Таролог — это тебе не гадалка. Я работаю с ситуациями. Какая у тебя ситуация?
— Хочу замуж выйти. Спросите там у карт, когда уже? А то мне тридцать девять лет…
— Моей дочери тоже тридцать девять. Даже сорок. Бестолочь. Сидит на моей шее, на роялях всё играет. А что эти её рояли? Деньги приносят? Деньги только мама приносит…
Людмила, раздуваясь знахарской важностью, села напротив Жанны и стала тасовать колоду жилистыми пальцами, обтянутыми белой кожей в рыжих пятнах. Две карты выпали на стол рубашками вверх.
— Карты летят, летят карты, что хотят сказать нам? — вошла в образ кадровик.
Редакция захихикала.
— Не шутите с картами, девочки, ох, не шутите. А вы, карты, скажите, выйдет ли наша Жанна замуж…
Она ещё потасовал колоду, сняла верхнюю часть левой рукой к себе и протянула её вопрошающей. Жанна вытащила карту с изображением дубины в листочках.
— Выйдешь, — удивилась Людмила. — Туз жезлов! Тузы означают воплощение планов и новую страницу в жизни. А жезлы — она постучала ногтем по дубине — скорость, огонь и мощную сексуальную энергию…
В дверях показалась главред и сухо напомнила, что она оплатила кадровику курс повышения квалификации для работы, а не для развлечения сотрудников.
— Я тренируюсь, — оправдывалась Людмила.
— Тренируйтесь на сммщиках. Ищите нового. Глухого можно. Инвалида. Толерантность. Инклюзив. Это правильно.
Людмила надела тапки на отёкшие ноги и поспешила к себе. Жанна занялась поиском ярких бомберов. Я — анальным сексом. Оксана, поохав, открыла папку с фото артистов на фоне урн для голосования. Кристина клепала свои карточки для маркетплейса. Щёлкали по клавиатурам ногти. За окном город укутывался аметистовой ватой весенних сумерек. В них растворялись здания, автострады, кофейни, фонари и деревья. Ненадолго всё исчезло в тёплом мороке, пока электрическое освещение не явило мир в новом свете. И свет этот был неуютным, болезненным, выбивал из предметов и объектов двойные тени, вызывал необъяснимую тоску. Такую тоску испытываешь в раннем детстве, когда засыпаешь в доме каких-нибудь неблизких родственников на утлой кроватке, над которой висит ковёр. И ты водишь пальцем по узору и вдыхаешь запах полежавшего в шкафу постельного белья. И от грусти этой начинаешь выдирать из обнажённого треугольника одеяла кусочки шерсти. Скатываешь её в комочки, кладешь на губы и, сложив их трубочкой, легонько дуешь на пух. И пух летит вверх.
* * *
Владимир Дерюгин нашёлся через четыре дня. Ну как нашёлся… Его нашла жена Алла в весьма плачевном состоянии: без денег, документов и совести в квартире одной спившейся пожилой актрисы на Фрунзенской набережной.
— Вова в реабилитационном центре, — устало сообщила Алла. — Его уже прокапали, дня через три можете с ним пообщаться. Правда, у него забрали телефон, но вы можете обсудить съёмку через главврача. Он в курсе. Номер его пришлю.
— Может, мы лучше приедем, когда его оттуда выпустят? — засомневалась я.
— Выпустят Вову нескоро. Я его на полгода туда отправила. Может, вылечится. По крайней мере, пить в это время не будет, — Алла озвучила более реальный прогноз. — Дорого, конечно, но нам актёры помогают. Жалко, человеческая ж душа…
— А там снимать можно? — уточнила я.
— Да, я уже договорилась с главврачом. Там красиво, есть каминный зал, диваны. Я ссылку пришлю, посмотрите интерьер.
Два дня редакция готовилась к съёмке. Ответственное это дело — обложка. Жанна ездила по шоу-румам, собирая одежду, в которой актёр Дерюгин мог бы стать очевидным символом крепкой семьи, настоящего русского мужчины, ценностей и скреп. Она нашла кашемировые водолазки, косоворотку, куртку из чуть потёртого вельвета, кожаное коричневое кепи, изумительные болотного цвета штаны…
— А вот бы ему добавить борзых! — подала идею Марина Викторовна. — Борзые, русский дух, изящество, сила, роскошь… Собака — друг человека. Доверие. Доброта. Надёжность. Жанна, вы можете достать борзых на съёмку?
— Марина Викторовна, я шмотки еле нашла…
— Поищите. Может, у знакомых есть?
— В рехаб не пустят с борзыми, — я решила спасти продюсера.
— У дочки дома есть змея, маисовый полоз, — вспомнила Оксана. — Он тихий, хорошо успокаивает нервы.
— Насчёт змеи надо подумать. У вас есть фото?
Оксана схватила телефон и, втянув голову в плечи, стала листать изображения, пока не нашла нужное.
— Вот, смотрите, рыженьки такой, это он после линьки.
— К одежде неплохо подойдёт по цвету, — одобрила Жанна. — А собаки могут пиджак обслюнявить, и шерсть от них. Потом в чистку сдавать…
— Ермургард очень деликатный, — нахваливала полоза Оксана. — Мышками питается, но ласковый, ручной.
— Как? Ер…
— Ермургард. Ерик. Это дочка так назвала. Что-то из ирландской мифологии.
— Елена, — повернула длинное каре в мою сторону Марина Викторовна, — вы говорили, у вас есть сибирский кот. Сибирь! Русское! Река Хатанга…
— Он буйный, — я растопырила пальцы, изображая кошачьи лапы с когтями. — Фоткаться не любит. На последней семейной съёмке всю рожу мне расцарапал.
— Хорошо, давайте змею, хотя полоз — не наше это… — согласилась Марина Викторовна. — Но надо как-то оживить картинку. Хорошо, когда герой не просто в кадре, а с кем-то взаимодействует. Тепло, контакт. Кстати, Лена, я посмотрела ваши вопросы для беседы. Это безобразие.
— Что с ними не так?
— Всё не так! Вот берите готовые, у нас же есть редакционная «рыба»! Про мечту детства, выбор профессии, любовь к своей стране, преданность русскому театру, гражданскую позицию, за кого на выборах голосовал…
— А если он не ходил на выборы? Может, пил в это время.
— Вы, главное, спросите, а мы уж там докрутим… Вопросы есть?
— Есть, — подала голос Оксана. — Как полоза-то везти?
— А как вы обычно его возите?
— Никак. Он в террариуме живёт.
— Положи в сумку его, — предложила Жанна.
— Из змеиной кожи, — добавила я.
Оксана посмотрела на меня как на врага.
— В метро боюсь везти — вдруг выползет, — запереживала она.
— Берите такси — редакция оплачивает! — и Марина Викторовна, сделав рукой щедрый жест, отправилась на очередной светский раут.
* * *
Рехаб находился в Подмосковье. Ехали на оплаченном редакцией такси. Я — на переднем сиденье. Сзади — Оксана, Жанна, фотограф и дерматиновая сумка с Ериком. В багажнике ехали свет и одежда для героя. Я созерцала несмелые весенние пейзажи — бесконечные заборы, сливающиеся в сплошную серую ленту, тонущие в мартовском мареве эстакады, редкий лес с подножием из умирающего снега с коричневыми проталинами. От проталин веяло надеждой. Жанна орала в телефон про съёмку урбеча. Никто не понимал, что такое урбеч, и Жанне приходилось втолковывать, что это как шоколадная паста, только из разного говна. Расторопши там, миндаля. И выглядит он как говно, но снять урбеч надо как-то «гастрономично». Оксана поглаживала сумку с упругим резиновым Ериком и жаловалась на шишку на локте, которая раньше была мягкая, а теперь затвердела. Я сочувствующе вздыхала и повторяла, что надо показать её хирургу. Оксана соглашалась и вновь начинала рассказывать историю шишки от возникновения до наших дней. Водитель, фотограф, полоз, свет и одежда молчали.
Наконец, мы подъехали к внушительному особняку, окружённому глухим забором. По его периметру торчали печальные ели, бессильно повесившие ветви-плети. Мы спешились, выгрузили оборудование и стали ждать, когда откроются железные ворота. Ворота довольно долго думали и, действительно, открылись.
В особняке нас уже ждал Йонас в пижонском клетчатом костюме. Его послали для налаживания тёплого контакта с клиникой: Марина Викторовна требовала заполнять журнал не только статьями про урбеч, но и рекламой. А рехаб — чем не рекламодатель.
— Я уже договорился об интервью с главврачом, — похвастался Йонас. — Будем говорить о женском алкоголизме. Поставим пока их бесплатно, а потом они, глядишь, и с деньгами придут. Купят полосу, а то и две.
— Йонас, когда даёшь что-то бесплатно, то за деньги потом уже никто не придёт, — напомнила я.
— Потом я отсюда уволюсь, — поделился планами Йонас. — Займусь сыром вплотную.
Актёр Владимир Дерюгин встретил нас с виноватой улыбкой и тетрадкой под мышкой. За его спиной маячил главврач Аркадий Николаевич — человек в белом халате, сквозь который проступала приятная мускулатура.
— А я тут решил подлечиться, — вздохнул Дерюгин. — Нервы актёрские, они, знаете, какие нежные. Как персики инжирные. Или клубника — чуть тронешь одну ягоду, и весь ящик гнить начинает. Всё на выброс.
— Хорошо у вас тут, — заметила Жанна. — Спокойно. Лес. Воздух.
— Воздух — да. Только обманули меня. Обещали санаторий с бассейном, а оказалось, что это наркологичка. И бассейна никакого нет. Вы это Алле передайте, а то у меня связи с ней нет — телефон отобрали.
— Вы тут на реабилитации, — напомнил главврач. — Алкоголизм — неизлечимое психическое заболевание. Вам не о бассейне надо думать, а о собственной трезвости.
— Так чего тут лечить-то? Вы же сами говорите, что алкоголизм неизлечим. Когда вы меня выпустите? Не говорят… — Дерюгин повернулся ко мне и пожал плечами.
— Не сообщаем в терапевтических целях, — мягко сказал главврач. — Такое правило. Иначе будете на сроках сидеть, а не по программе работать.
— На сроках? Устроили тут тюрягу! Это Алка всё, избавиться от меня, наверное, хочет. Достал я её. И тут всех достал. И вас сейчас достану, — пригрозил Дерюгин.
— А что за программа? — оживилась я.
— Они тут пишут разные задания. Что-то вроде самоанализа.
Дерюгин выхватил из-под мышки тетрадку и сунул мне под нос.
— Писателем скоро стану. Полтетрадки уже исчеркал. Вот, — он открыл первую страницу, на которой синей ручкой было выведено: «Десять причин, почему я здесь».
Я внутренне заскулила от предвкушения эксклюзива, но, вспомнив про «рыбу» Марины Викторовны, взяла себя в руки и заняла позицию наблюдателя.
— Абстиненция длится до двух недель после такого запоя, — шепнул мне главврач. — Он немного нервный, но на фарме, не опасный. Так что располагайтесь. Тут у нас, смотрите, как уютно, камин можем зажечь, будто в загородном доме. Фотографии хорошие должны получиться. Только следите, чтоб пациенты в кадр не попадали — центр у нас анонимный.
Пациенты в кадр и не спешили — едва завидев невысокую, слегка сутулую фигуру Дерюгина, напоминающую шахматного коня, они бежали прочь или делали вид, что слепые.
— Шарахаются от меня, — повторил Дерюгин. — Знаете почему? Я их театральными историями извожу.
— Хорошо, что вы приехали. — Аркадий Николаевич душевно посмотрел мне в глаза. — Он как раз вам всё и расскажет.
— А что, бумажные журналы сейчас кто-то читает? — засомневался в нас Дерюгин. — Мне казалось, всё в цифру ушло.
— Читать, может, и не читают. Но издают.
— Зачем?
— Ну, печатный журнал — это такая тактильна история, — вмешался Йонас. — Его приятно взять в руки, почувствовать запах типографской краски. Знаете, какой у нас тираж? Сто тысяч экземпляров. Как у «Эсквайра». Но кому «Эсквайер» сейчас нужен? А мы нужны. Потому что мы — про настоящих героев нашего времени. Врачей на обложку тоже ставим. Хотите, вас поставим? — литовец взял за рога эго Аркадия Николаевича.
— И сколько это стоит?
— Договоримся. Цены у нас лояльные. И распространение отличное. Мы даже в «Азбуке вкуса» продаёмся.
— Что-то я ваш журнал нигде не видел, — нахмурился главврач.
— Так раскупают, — отбивался Йонас.
Наш герой тем временем переоделся в вельветовый пиджак и винного цвета водолазку — Жанна уверяла, что это тренд сезона. Его алкоголизм выдавали разве что вертикальные резкие морщины на щеках и набрякшие веки в красных мелких прожилках.
— О чём интервью-то будет? — поинтересовался облагороженный российским вельветом Дерюгин.
— О том, как вы дошли до жизни такой, — пошутила я.
— А как тут не дойдёшь? — Дерюгин передвинулся на край дивана, одёрнул пиджак и покрутил шеей в мелком пушке. — Страну-то мы просрали! И полит-пиар тоже. Всё, враги народов теперь.
Оксана, с беспокойством посмотрев на сумку с полозом, метнулась к нашему дивану и навела на Дерюгина телефон.
— Вы что, снимать будете?
— Это для соцсетей, вертикальное видео, — пояснила Оксана. — Мы потом ролик сделаем, там и нарезка из интервью будет, и бекстейдж. В инстаграм выложим. Я, правда, не сммщик. Я журналист с двадцатилетним стажем. В комсомолке работала. С Михалковым интервью делала…
— Мерзкий человек, — отрезал Дерюгин. — Конъюнктурщик, путинский примудок! Но конъюнктурщики всегда были, вот писателя Горького взять….
— Владимир, — спохватилась я, — чёрт с ним, с Горьким, давайте о вас поговорим. — Расскажите о своей семье, у вас двое детей, жена… — Я достала листик с вопросами-рыбами. — Расскажите, как вы познакомились с Аллой?
Дерюгин принял вид интеллигентного актёра, закинул одну ногу в коричневом слипоне сорок пятого размера на другую, скрестил желтоватые руки на коленях и почему-то голосом Михалкова заговорил:
— Аллочку я называю «дружочек мой». Мы познакомились так. Я тогда жил в Подмосковье, в Рассказовке. И как-то ночью после спектакля шёл с электрички. А идти — через лес. Фонари не горят, не видно ни зги. Ну, я руки-то вперёд протянул и пошёл на ощупь. И на Аллочку наткнулся! Ой, как она кричала! Испугался я тогда сильно. Аллочка тоже. Мы сперва от страха кричали, а потом как засмеёмся! Так и познакомились. Я всегда говорю: ты — моя путеводная звезда.
Оксана не спускала с героя свой трёхглазый смартфон.
— Кто в вашей семье главный? Вы или жена? — продолжила позориться я, теребя листок.
— Жена, конечно. Я жутко безалаберный, творческий человек. Очень чувствую чужую боль, Аллочкину тоже. А её боль — я. Столько я ей страданий причинил, а она всё терпит, святая женщина. Думаете, легко с актёром жить? То пьянки, то денег нет, то женщины…. Но вы это не ставьте, вам же не это нужно. Хорошего тоже много было, но всё на Аллочке держится. Она же тоже актриса, настоящая русская красавица. Но как-то не состоялась, всю себя мне посвятила. Служила театру, но, выходит, через меня…
— Владимир, а на выборы вы ходили?
— На какие выборы? Я как двадцать четвёртого числа в запой ушёл, так из него только несколько дней назад вышел…
— Так два года прошло…
— Вот я два года там и провёл. Теперь сижу тут. Веду дневник чувств.
— Что ведёте?
— Записываю свои чувства. Психолог советует их отслеживать, чтобы научиться справляться с болью без алкоголя.
— И что вы чувствуете?
— Спокойствие, благодарность, интерес. Враньё, конечно. Это я им так пишу, чтобы отстали.
— Что вы по-настоящему чувствуете?
— Усталость, ненависть и страх.
— Чего боитесь?
— Что возраст. Что никому не интересен. Что сдохну как-нибудь в запое. Что Алка меня бросит, потому что достал её уже бухать. Имеет полное право! Боюсь говорить, как думаю, потому что из театра попрут. Боюсь, что на дерьмо какое-нибудь подсяду. Сейчас китайской синтетики полно. Мгновенное привыкание, а потом чердак сносит… Отсюда выходить боюсь. Чем старше становлюсь, тем тяжелее в социуме. Просыпаться по утрам боюсь — тревога душит, воздуха будто нет. Алка говорит, это панические атаки, а тут говорят, что из-за бухла всё. Боюсь, что это конец. Боюсь, я просрал эту жизнь… Раньше у меня канал был. Я через него подключался к… коллективному эгрегору, наверное, так это можно назвать. Понимал, что и как играть, чтобы зритель узнал и почувствовал. Сейчас не чувствую его, ничего не чувствую. Нет больше эгрегора. Пустота.
— У меня тоже панические атаки, — призналась Оксана.
В каминном зале повисла тишина.
— Владимир, — Оксана вспомнила про свои рилс, — вы можете сказать пару тёплых слов для наших подписчиков в соцестях? Только нужно что-то бодрое, жизнеутверждающее!
— Да мне всё равно. Что вам надо сказать? Я ведь всё не то сейчас говорю, не поставите вы это. Но вы же журналисты, напишите сами, что вам нужно. Мысль изречённая есть ложь…
— Скажите, что за окном весна и что все будут здоровы! Только можете с полозом на шее? Я вам сейчас его принесу.
— Змея — символ здоровья, — напомнила я.
Мы украсили Дерюгина Ермургардом, Оксана навела не него телефон, и актёр, поправляя змею, как шарф, пожелал подписчикам нашего журнала здоровья, любви и крепкой семьи, потому что семья — это самое ценное, что есть у человека.
— Когда мы вместе, нас не сломить, — и Дерюгин показал в камеру сжатый кулак. — А когда по отдельности, — он растопырил пальцы, — мы бессильны.
В каминный зал забежал тигрёнок.
— Ой, тигрёнок, — изумились все.
— Это Петра Михайловича, пациента одного. Не хотел тут оставаться, так ему тигрёнка привезли, чтобы веселее было. Он за городом у него живёт.
За тигрёнком появился и сам Пётр Михайлович, упакованный в спортивный костюм Armani. Они с Дерюгиным сели на корточки и стали гладить тигрёнка по загривку, хватать под толстые передние лапы, пытаясь оторвать от пола, а затем, согнувшись, бегать за ним вокруг диванов.
Мы с Жанной сделали несколько тигриных фото. Тигрёнка использовали и на фотосессии — редко бывает такая удача. Пётр Михайлович был рад, что его питомец появится на обложке журнала.
Оксана, обиженно поджав губы, скрутила Ерика в сумку и до конца съёмки ни с кем не разговаривала.
Обратно возвращались в задумчивости.
— Готовый рассказ тебе, — Жанна нарушила тишину.
— Да уж.
— Только как такое описать…
— Когда не знаешь, как писать, остаётся писать как есть.
На следующий день в редакции я залила в чат-бот несколько старых интервью с Дерюгиным, попросила сделать из них нечто про семейные ценности и творческий путь с нотками патриотизма и душевности и, получив вполне приличный текст, отправила его на визу.
II
— Беспилотники! — бросила Марина Викторовна, пробегая мимо редакции за кофе на кухню.
— Где беспилотники? — встрепенулась редакция.
— Инновации! — пояснила главред на обратном пути. — Поезда-беспилотники! Комбайны! Миниинвазивная хирургия. Дети проходят стажировку. Профессии будущего!
Редакция затревожилась ещё больше. Поведение Марины Викторовны не предвещало ничего путного. Жанна упала лицом в стол. Оксана включила кондиционер. Под тёплым потоком воздуха затрепетали вёрстки, цветопробы, распечатанные на вычитку статьи. Внутренние органы журнала предвкушали эксклюзивы.
Оказалось, Йонас продал шесть полос нашего издания государству. О чём он сообщил, выкатывая офисное кресло на середину редакции, чтобы с толком рассказать, что имела в виду Марина Викторовна.
— У других теперь нет денег? — Оксана подняла над очками татуированные брови.
Йонас нервно потёр переносицу.
— Речь об образовательном проекте, — торжественно начал он. — Компании и организации приглашают школьников пройти у них стажировку. Дают возможность попробовать себя в разных профессиях. Нам нужно сделать большой репортаж о том, как это происходит. Ребята приезжают, допустим, в институт кардиохирургии, смотрят, как там работают врачи, и познают профессию изнутри! Круто, правда?
От слова «ребята» всех немного передёрнуло.
— Хорошо бы, если бы этот материал сделала ты, — строго посмотрел на меня Йонас. — Тут нужен профессиональный подход. Мы уже создали общий чат по этой теме. Я тебя добавлю.
— У меня и так много материалов в номер: «Незащищённый секс в отпуске», «Кровь в кале»… — я стала перечислять томящиеся в папке на рабочем столе статьи.
— Снимаем все! Ставим образовательный проект, — отрезала, подтянувшаяся к обсуждению Марина Викторовна. На ней был пиджак цвета индиго. — Материал проплатили.
— Ясно, — приуныла я. — Закончу репортаж словами «ребята вернулись домой усталыми, но довольными».
— Тема, конечно, такая, не глянцевая… Но в ваших руках, Елена, написать об этом как-то… не знаю… Модно.
— И патриотично, — хихикнула Оксана.
— Смотри, — приободрился Йонас. — У нас есть три места. В одном тестируют поезд-беспилотник. В следующем году обещают уже запустить. В рамках проекта дети учатся управлять им на симуляторе.
— Как он хоть выглядит, симулятор этот? — спросила Жанна. — Мне нужна красивая картинка.
— Ну, выглядит он не очень, — панель с кнопками.
— Ладно, — попробуем как-то снять.
— Вторая точка — институт кардиохирургии. Там школьники примеряют на себя профессию врача.
— Но это вообще не глянцевая история, — расстроилась Жанна.
— Так идите назад в «Вог», — предложила Марина Викторовна.
— Третья локация — компания, создавшая комбайн, которым управляет искусственный интеллект… — как-то робко закончил Йонас.
— Я правильно понимаю, что у нас будет репортаж про комбайн? — уточнила Жанна.
— А почему нет? Если есть в стране комбайны, почему бы о них не написать?
— А дети там что делают? Учатся водить комбайн?
— Нет, им рассказывают о том, как устроен искусственный интеллект.
— И что там снимать? — вконец оторопела Жанна.
— Не знаю, предлагаю разобраться на месте. — И Йонас испарился, будто утренний сумбурный сон, который забывается через секунду после пробуждения.
Elena joined a group «Космические дети», — сообщил телеграм.
«Добрый день, коллеги», — написала я.
«Добрый день, Елена. Меня зовут Павел, я — куратор проекта “Космические дети”».
«Добрый день, Павел, нам нужно организовать съёмку школьников на объектах, где они проходят стажировку. Сделать с вами небольшое интервью. И пообщаться с ребятами».
«Зачем вам проводить съёмку? У нас есть прекрасные фото для прессы».
В чат вывалились фотографии детей в белых халатах и с касками на голове на фоне стройки.
«Мы не может это поставить, — капризничала я. — Нам нужна репортажная съёмка».
Павел неожиданно позвонил.
— И снова здравствуйте, Елена. Не хотел писать об этом в чат, но у нас проблема… Как бы вам сказать… У нас нет детей.
— В смысле «нет детей»?
— Да, нет живых детей, которые проходили бы стажировку в компаниях. Проект только запустили… Видите ли, это очень сложно, нужно общаться со школами, организовывать поездки на предприятия. Но мы надеемся, что благодаря публикации в вашем журнале о проекте узнают, и он выстрелит! Или хотя бы начнёт работать…
— Как же нам делать репортаж, если делать его не с кем?
— Ну, найдите где-нибудь детей и привозите. Будто они стажируются. Снимите свой репортаж. Я тоже подключусь. Договорюсь с железкой, кардиологами и комбайнами, чтобы для них наш приезд не стал сюрпризом.
Я отключила телефон, сняла очки и тупо уставилась в монитор.
— Что, бюджеты попилили и образовательный проект тю-тю? — догадалась Оксана.
— Ну да. Не проект, а кандидат на журналистское расследование…
— Но делать-то надо?
— Надо. Нужны дети. Подставные. Лет четырнадцати-пятнадцати.
— А что нужно делать?
— Приехать на точку, изобразить, что с горящими глазами проходят стажировку. Ну, ещё натрындить, что попал сюда через проект «Космические дети».
— Я у дочки спрошу. Она уже как-то участвовала в съёмках подростковой одежды. Правда, у неё характер…
В редакции снова нарисовалась Марина Викторовна и поинтересовалась, как там поживают «Космические дети».
— Хорошо поживают. Только их нет, — я хладнокровно изложила суть дела.
— Так какие проблемы, возьмите моих.
— Ваши вроде маленькие. Нам подростки нужны.
— Шесть и три. Очень сообразительные. Дадут фору любым кабанам. Раннее развитие! Скажите, куда везти, и водитель привезёт.
— Марина Викторовна, это проект для школьников старших классов, — устало вздохнула я.
— Ну, пусть сами тогда ищут. Или Йонаса подключите, — у него всегда всё есть.
Директор по рекламе, нагрузив нас редакционным заданием, прятался на кухне и делал вид, что разогревает себе обед в микроволновке. Кусочек палтуса с булгуром под соусом песто.
— Гони детей, иначе сделаю разгромную статью о том, что проект — профанация, — пригрозила я.
Йонас испуганно ответил, что какие-то дети у него завалялись и на съёмку он их предоставит. Парочка уж точно найдётся.
— Момент, звонит Павел, куратор, — литовец закрылся от меня изящной европейской рукой.
Разговор явно пришёлся ему по нраву. Йонас расплылся в улыбке, поблагодарил и отключился.
— Будут тебе дети. От Павла, — пообещал он.
— Надеюсь, он не привезёт карликов, одетых в детскую одежду?
Йонас заржал.
— Не, надёжные вроде люди. В конце концов, это их косяк. Пусть сами вывозят.
* * *
Симулятор железной дороги находился в наспех построенном, будто из деталей детского конструктора, здании где-то в хитросплетениях железнодорожных путей. Его хорошо было видно издалека, но подойти вплотную оказалось делом непростым. Сперва я упёрлась в безнадёжный забор, заросший борщевиком, затем черти занесли меня в коридоры заброшенных гаражей, где спали бомжи, и, наконец, я чуть не увязла в болоте.
Перебрав про себя и вслух большую часть обсценных слов и самых их затейливых форм, я сдалась, позвонила Жанне, которая со свойственной ей ответственностью приехала на съёмку загодя, и попросила выслать кого-нибудь меня встретить.
Выбравшись из трясины, я на всякий случай отошла подальше от железнодорожного полотна и, пытаясь удержать равновесие, стала отчищать кроссовки от грязи веточкой. Ко мне подошёл мужчина в сером костюме, похожем на бумажный крафтовый пакет, долго лежавший в луже.
— Добрый день, Елена, я — Павел.
Как это часто бывает, на аватарке Павел выглядел гораздо интереснее. Да что там интереснее, это были два разных человека. Возможно, на моё восприятие повлияла локация: на фото Павел улыбался миру на фоне небоскрёбов, а сейчас раскачивался передо мной на пятках в паутине железнодорожных путей в районе МКАДа.
— Ваши коллеги уже почти всё сняли, — то ли с уважением, то ли с укоризной сообщил человек-пакет.
— Это хорошо, — похвалила я. — Значит, осталось только записать интервью.
Мы зашли в игрушечный домик, состоявший в основном из лестниц и коридоров. Внутри пахло бюджетным ламинатом, мужчинами и почему-то щами. Из дверей то и дело, как кукушки из часов, выскакивали железнодорожникив таких же мышиных костюмах, как у моего крафтового спутника. Они кричали про какие-то документы, которые никто не мог найти.
— Сейчас вы увидите симулятор, — заискивающе пообещал Павел. — Он за этой дверью.
Мы остановились у закрытой двери. На секунду мне показалось, что по её периметру появилось свечение.
Павел услужливо нажал на ручку, и первое, что я увидела, были глаза Жанны, сверкающие отчаянием. Кроме отчаяния в них отражались стены цвета топлёного молока, увешанные картами железных дорог России, несколько мужчин в сером, окруживших внушительный агрегат с рычагами и кнопками, дисплей с изображением кабины машиниста и железнодорожного пути, уходящего в бесконечность. Рядом с симулятором спинами ко мне стояли три пухлые детские фигурки. Очередная новая сммщица поливала камерой смартфона подмигивающий то красным, то зелёным аппарат. За пультом сидел сухой человек с усами и тыкал пальцами в кнопки.
— Лена, тут такое дело… — Жанна пробралась ко мне сквозь собравшихся и горячо зашептала в ухо: — Симулятор не работает. Дети — дауны.
— В смысле? — насторожилась я.
— Ну, не работает ни хера их агрегат, то есть они говорят, что работал, но именно сегодня сломался. Но мы подсняли — на фото всё равно не видно, фурычит он или нет. С видосами, конечно, сложнее, — Жанна с сочувствием посмотрела на новую сммщицу.
— А что с детьми-то, — не хотят стажироваться?
— Они вообще не понимают, зачем их сюда притащили. Это воспитанники интерната для детей с особенностями развития. Вон их тьютер.
Жанна указала пальцем на тётушку с добрым слезливым лицом и шалью на плечах, с умилением наблюдающую за происходящим. Впрочем, ничего особенного не происходило. Разве что усач нажал на кнопку и раздался пронзительный звук железнодорожного гудка.
— Туууу, — донеслось из динамиков.
— Туууу, — захлопали стажёры пухлыми короткопалыми ладошками.
Дисплей неожиданно погас.
— В теории, — усач развернулся на кресле к детям, — через систему видеонаблюдения машинист, который находится не в кабине, а прямо здесь, видит всё происходящее на дороге и в вагонах поезда на экране. — Я включила диктофон. — Разное же бывает. То драка, то человек на путях, то дерево упало. И дистанционно может дать команду экстренного торможения. Или вызвать полицию.
Я почему-то представила полицейских, которые догоняют мчащийся состав на конях, размахивая шашками.
— А как полиция проникнет в поезд, который едет в ста километрах от, например, Бологого? — проявила я занудство.
— Ну, это уже не наша проблема. Мы сообщаем, мол, в вагоне опасный элемент. А как уж его там будут ловить… На следующей стации, наверное. Но я вам сейчас это не покажу, у нас технические неполадки, — он грустно кивнул усами в сторону мёртвого дисплея.
— Вы хотя бы сняли, как дети сидят за симулятором? — спросила я продюсера.
— Сняли. Правда, дисплей всё время отключался. Но что-то есть. Если он заработает, можем сфоткать его отдельно, дизайнер потом вставит в фотошопе.
Я удовлетворённо кивнула.
— Елена, это Татьяна, — Павел суетливо подвёл ко мне даму-тьютера. — Она готова рассказать вам про ребят, поделиться впечатлениями…
— Чудесно. Можно сразу и сторис записать, — я жестом позвала новую сммщицу. Она мигом подскочила и стала прилаживать к шали тьютера крошечный микрофон. Рядом образовался один из воспитанников, улыбчивый мальчик с чуть раскосыми добрыми глазами.
— О, большое вам спасибо, что пригласили нас на экскурсию, — не дожидаясь вопросов, с энтузиазмом начала делиться впечатлениями тьютер. — Задача нашего интерната — социализировать деток, помогать им с выбором профессии. Сегодня они увидели, как работает железная дорога, процесс, так сказать, изнутри. Дети у нас очень любознательные. Вот, например, Слава, — она приобняла мальчика, — увлекается моделированием…
— Я занимаюсь в кружках, — подтвердил Слава.
— И, конечно, — продолжила Татьяна, — когда нам позвонили и предложили приехать посмотреть на поезд-беспилотник, мы тут же согласились. Как здорово, что в нашей стране прогресс не стоит на месте, что железная дорога развивается. Что у нас всех есть будущее. Могли ли мы себе представить, что поезд может двигаться без участия человека? А теперь это возможно!
Татьяна ещё пару минут повторяла разными словами одну и ту же мысль. Когда новая сммщица сняла с неё микрофончик, она поинтересовалась, в каком номере выйдет репортаж и где можно приобрести наше печатное издание. Я пространно озвучила начало осени и соврала, что журнал можно купить в любой союзпечати.
— Ребятам будет приятно увидеть свои фотографии. Спасибо, огромное спасибо, — не переставала благодарить тьютер.
Я взяла интервью у усача. Пообщалась с Павлом, который минут тридцать рассказывал про «упорную работу со школами и предприятиями». И завершила этот чудовищный фейк беседой с человеком, похожим на Чубайса, который рассказал, что совсем скоро беспилотные поезда помчатся по просторам нашей родины. А пока система проходит испытания. Но бюджет есть, специалисты есть.
К МКАДу пробирались, прыгая по шпалам. Вдалеке романтично гудели локомотивы.
— Мой дедушка тоже был железнодорожником, — вспомнила Жанна.
— Я увольняюсь, — заявила новая сммщица.
— Что случилось?
— Марина Викторовна увидела наши сторис и велела их убрать.
— Что ей не понравилось?
— Что там фигурировали даунята. Мол, у нас журнал про красоту и здоровье, а тут больные дети…
Марина Викторовна забраковала не только сторис, но и фотографии, где были видны лица стажёров. Дизайнер кое-как сверстала разворот, используя те, на которых они стоят спиной.
Дело оставалось за текстом. Я открыла ворд и бойко набила первое предложение: «Ещё совсем недавно о поездах, которые передвигаются без участия человека, писали разве что фантасты…»
III
Ощутимое беспокойство Марины Викторовны вызывал матримониальный статус Жанны. В почти сорок продюсер была не замужем и не подсуетилась обзавестись хоть каким-нибудь ребёнком для успокоения общественности.
— Овариальный резерв у женщины после тридцати пяти лет каждый год уменьшается на двадцать процентов, — то и дело повторяла Марина Викторовна, едва завидев Жанну.
— А где мне знакомиться? — оправдывалась продюсер, когда главред, сделав очередной вброс про Жаннин резерв, исчезала в своём кабинете. — На работе одни тёлки, на тусовках и в театрах — женатые, в фитнес-клубе — качки без мозгов. А больше я нигде не бываю.
— У нас есть Йонас, — подмигнула Оксана.
— Он неудачник. Иначе бы он здесь не работал, — вздохнула Жанна.
— На сайтах знакомств, — предложила я. — Я год там уже сижу. Выбор огромный — на любой вкус и кошелёк.
— И как, успешно?
— Ну так, — уклончиво ответила я. — Иногда попадаются интересные. Но не для брака, нет… Хотя знакомая моей подруги нашла там мужа.
— У всех есть знакомая подруги, которая встретила нормального мужика на сайте знакомств. У каждого есть приятель друга, умерший от ковида. Есть сосед, знакомый которого погиб на СВО. Но в реальности никто этих людей не видел…
Жанна не сказать чтобы страдала от отсутствия мужа, но выносить давление окружения становилось всё сложнее. А как тут выносить, когда даже на работе тебе напоминают про твои увядающие яйцеклетки? Жанна стала приходить в редакцию хмурой и старалась не пересекаться с начальницей. На очередной редколлегии Марина Викторовна сообщила:
— Есть гениальная тема!
Редакция напряглась. Главным источником вдохновения главреда были инстаграмы знаменитостей. Так в журнал прокрались публикации про ченнелинг, медитации рейки и погружение в хроники Акаши.
— Шимановский. Алексей Шимановский.
— Кто это?
— Как, вы не в курсе? — Марина Викторовна приложила руку к груди и, нащупав там вместо сердца кулон, стала гладить его большим пальцем. — Это свадебный коуч. Автор книги «Пора бы замуж». Блогер и миллионер. И, между прочим, мой знакомый. Жанна, вам повезло, — Марина Викторовна оскалила виниры.
Оказалось, что она уже поговорила со свадебным коучем, и тот готов взять шефство над нашей матримониальной неудачницей.
— А вы, Жанна, напишите об этом серию статей. Вы же в «Воге» своём что-то писали, сами говорили. Получится целый спецпроект, — потирала руки Марина Викторовна. — Живая история! Нам таких не хватает.
— А если ничего не получится? Если я не выйду замуж с этим вашим коучем? — упрямилась Жанна.
— Надо выйти. Читателям нужен хэппи-энд. А Шимановскому — успешные кейсы. Ваша задача — усмирить свой характер и просто делать так, как он говорит.
* * *
На следующее утро Жанна отправилась на стратегическую сессию со свадебным экспертом. С собой она взяла фотографа, чтобы тот сделал подтверждающий её серьёзные намерения кадр — как они с Шимановским сидят на диванах друг напротив друга и беседуют о том, почему Жанна в свои почти сорок лет так и не вышла замуж. В редакцию она вернулась удручённой.
— Ну, рассказывай, что за мудак, — окружили мы продюсера.
— Безумный тип, — Жанна начала с выводов. — Сказал, что шансов у меня мало. Во-первых, мне почти сорок. В России это старость. Во-вторых, у меня не модельная внешность и рост сто шестьдесят сантиметров. В-третьих, я живу в однушке в Подмосковье, то есть даже приличных жилищных условий, которыми я могла бы привлечь потенциального жениха, у меня нет. Наконец, работа — я постоянно мотаюсь по съёмкам и не смогу уделять мужчине внимание.
Мы с состраданием посмотрели на Жанну и тоже почувствовали себя оскорблёнными.
— Это ещё не все мои минусы, — продолжала бедная Жанна. — Я слишком модно и дорого одеваюсь. Мужчины боятся, что финансово меня не потянут. К тому же они любят, когда женщина носит каблуки и платья, причём с цветами и рюшами, а не футболки оверсайз и кроссовки. И необычные колготки — со стрелками или рисунком. В общем, весь мой гардероб — сплошной антисекс. Велел убрать подальше костюмы и широкие штаны и купить обтягивающие платья с вырезами и колготки в сеточку. Мне, человеку, который работал в «Воге»!
Это были не все рекомендации. Свадебный коуч потребовал, чтобы Жанна зарегистрировалась на сайте знакомств, каждый день проводила там по тридцать минут, отбирала понравившихся мужчин и писала им сама, чтобы преодолеть комплексы.
— У тебя ещё и комплексы? — уточнила Оксана.
— Выходит, что да. Я стесняюсь знакомиться первой. Но что интересно, когда мужики начнут мне отвечать, я не должна вступать с ними в переписку.
— Почему?
— Потому что мужчинам интересны только те женщины, которых они выбрали сами. Мужчины — охотники. Отношения с тем, кого я лайкнула первой, обречены на провал…
Мы замолчали, переваривая услышанные от продюсера откровения. Жанна по горячим следам принялась за первую часть своей брачной истории. К вечеру текст был готов и отправлен на визу главреду. Через полчаса Марина Викторовна вбежала в редакцию, недобро сверкая леопардовыми очками.
— Жанна, вы в своём уме? Мы не можем поставить материал в таком виде. Это стёб. Стёб над Шимановским. И над браком как явлением. Это против нашей философии и редполитики! Мы за семейные ценности! К тому же Лёша, напомню, мой приятель.
— Ничего не могу с собой поделать, Марина Викторовна. Шимановский ваш — сексист и несёт бред.
— Вы просто обиделись. Потому что он сказал вам правду.
— Знаете, Марина Викторовна. Да, мне сорок лет. Тридцать девять. Да, я не модель. Да, я живу в однушке в Подмосковье. Но не надо обесценивать всё то, что у меня есть! Свободу, свою квартиру и спортивный миникупер! И я никогда не надену платье с рюшами!
— Жанна, вы можете хоть раз в жизни просто взять и сделать так, как вам рекомендуют?
— Да, ты просто попробуй. В качестве эксперимента. Интересно же, что из этого получится. — Я всегда была авантюристкой.
— Вот иди и надень рюши и колготки с цветами, а мы на тебя посмотрим, — предложила Жанна.
Я скрылась за монитором. Продюсер ещё подулась и обещала, что подумает.
* * *
Следующая встреча Жанны и Шимановского закончилась совсем драматично: они вдрызг разругались. Коуч заявил, что у клиентки ко всем прочим проблемам ещё и отвратительный характер, потому он совсем не удивлён, что у неё нет мужика. Жанна обозвала его мошенником и говнопсихологом. Спец-проект оказался под угрозой. Марина Викторовна закатывала глаза, едва завидев Жанну.
— Давайте тогда найдём мужа мне, — предложила Оксана на очередной редколлегии.
— У вас вроде есть, — удивилась Марина Викторовна, — Людмила говорила, что вы в браке.
Оксана сказала, что, может, она и в браке, но муж последние десять лет живёт на две семьи, и ей это порядком надоело.
— А чего ж вы не разведётесь? — удивилась я.
— Это у тебя всё так просто. А мне негде жить. Нет своего жилья.
— Тогда тебе для начала нужен юрист, а не новый муж…
— Оксана, под вашу ситуацию мы тоже сделаем проект, — пообещала главред. — Потом. Как разберёмся с этим. Жанна, вы можете помириться с Шимановским? Должны же мы хоть что-то выжать из этой истории…
— Хорошо, я попробую, но только ради искусства, — пробурчала продюсер.
— Вы можете надеть уже эти сраные колготки? Если нужно, — за счёт редакции. Вы замуж хотите, в конце концов, или как?
— Я надену, — согласилась Жанна.
До окончания редколлегии Оксана сидела мрачнее финского залива в ноябре, а после утащила меня курить у подъезда.
— Зачем этой Жанне вообще нужен муж? Она же сама как терминатор. И голос у неё грубый… И вообще мне кажется, что она лесбиянка. Все эти её мужские костюмы…
— Тебе же зачем-то нужен, — заметила я.
— У меня ситуация хуже. У меня дочь. Я вся больная. Мне негде жить. И колготки мне никто не купит…
Жанна и свадебный коуч всё же наладили коммуникацию ради искусства и спокойствия Марины Викторовны. Продюсер надела короткое платье в пионах и розовые колготки в сеточку, в которых отправилась на ВДНХ кататься на роликах. По прогнозам брачного гуру там его подопечная могла склеить пристойного жениха, особенно если упадёт. Десятки спортсменов-роллеров просто обязаны были броситься поднимать рухнувшую Жанну, а там и до свадьбы недалеко.
Продюсер полдня рассекала по дорожкам, сверкая загорелыми ногами в розовой сетке, пару раз красиво упала, но всё без толку. Никто не подкатил.
— Ну, не всё сразу, — утешала её главред. — Это путь. Вот и напишите, что метод не работает.
— Я знаю, где тебе надо падать, — сказала Оксана. — В нашем здании есть нефтегазовая компания. На пятом этаже. Там мужчины солидные такие работают. Нефтяники, между прочим. Они в лифтах ездят. Тебе надо сесть с ними в лифт и упасть там в обморок.
— Чувствую, этим всё и закончится, — Жанна уставилась в стену пустым взглядом.
— А Шимановский в курсе, что его план провалился? — спросила я.
— В курсе. Сказал, вы что, Жанна, совсем дура, зачем вы на ВДНХ поехали? Ну кого вы там встретите? Нищебродов на роликах? Оно вам надо?
— Так он же сам тебя туда отправил, — поразилась редакция.
— Ну да. Но теперь он говорит, что всё дело во мне. Я просто не хочу замуж. Мужики это чувствуют. И мне нужна серьёзная, длительная психотерапия…
— А это мысль, — Марина Викторовна облокотилась на стол и подпёрла щёки ладонями. — Я подписана на одну психологиню, Рыкову, не слышали про такую?
Никто не слышал.
— Это же новый спецпроект! Пригласим психолога в офис. У нас все с проблемами. Сидят тут. А ещё про семью и здоровье пишут… Эта не хочет замуж. Эта, — она кивнула на Оксану, — от мужа уйти не может. — Вы, Елена, пережили развод…
— Я вообще-то в порядке.
— Нет, Елена. Вы в отношениях?
— Нет.
— Значит, не в порядке.
— Но я не хочу отношений.
— И это разве нормально? А наш главбух!
— А что с ней не так?
— Остеохондроз. Двое детей. На прошлой неделе сама покрасила дачный дом.
— А что в этом плохого?
— Так мужик её дом должен красить! Тогда и остеохондроза не будет.
Марина Викторовна пришла в такой профессиональный экстаз, что в тот же день связалась с Рыковой и договорилась, что в ближайшее время психологиня приедет в редакцию вправлять нам мозги, о чём мы будем рассказывать на страницах нашего издания.
— До самого нового года, — заключила Марина Викторовна.
— А если не вправит?
— Она вправит. У неё полмиллиона подписчиков и муж-адвокат.
Против таких аргументов мы были бессильны.
* * *
Психолог Рыкова оказалась тридцатилетней женщиной с гладкой причёской и располагающей улыбкой. За дело она взялась с душой и энтузиазмом. Сперва провела с каждой из нас индивидуальную консультацию и сказала, что начнёт с главбуха — по её мнению, это был самый лёгкий случай. Главбух ходила по коридорам с улыбкой Джоконды, что-то записывала в блокнот и по заданию Рыковой рисовала собственный портрет. Через две недели Марина Викторовна объявила срочное совещание.
— Коллеги, у нас ЧП. Главбух увольняется. Сегодня она пришла ко мне и сказала, что после общения с психологом поняла, что все её проблемы от того, что она работает здесь. Что же скажет Максим Леонидович… Кажется, я пригрела на груди змею.
— Главбух — змея? — уточнила Оксана.
— Рыкова эта — змея. А я ей ещё рекламу бесплатную обещала…
С трудом пережив предательство, Марина Викторовна зарядила кадровика Людмилу на поиски нового главбуха.
Следующей на очереди к психотерапевту была Жанна. Через неделю она тоже положила на стол главреда заявление об уходе.
Через месяц в редакции печатного журнала о красоте и здоровье не осталось никого.