Исторический очерк
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 8, 2024
Махнёв Александр Николаевич родился в городе Комсомольск-на-Амуре в 1964 году, но практически всю жизнь живёт в Ташкенте. Печатался в журнале «Звезда Востока» и (в переводе на узбекский) в журнале «Ёшлик» («Молодость»).
В «Дружбе народов» публикуется впервые.
Собор Святейшего Сердца Иисуса в Ташкенте — архитектурное сооружение, удивительное во многих отношениях.
Месяцев пять тому, а, пожалуй, и больше, задумал я написать о ташкентском «польском» костеле. Уже не припомню, что послужило триггером, кажется, разговор с кем-то на эту тему, но я увлекся. Кто бы мог подумать, что работа займет столько времени.
Начал я, как водится, с интернета. Перелопатив немало материалов, с некоторым удивлением обнаружил, что, кроме рекламно-туристических сведений, в инете очень мало по-настоящему интересной информации. Тогда, подключив связи и знакомства, я вышел сперва на органного мастера Юрия Владимировича Зотова, потом на архитектора Сергея Сергеевича Адамова и инженера-конструктора, большого энтузиаста восстановления костела Александра Викторовича Пономарёва. Они подсказали мне, где искать.
Много чего я перечитал и пересмотрел — и по истории строительства, и по позднейшему восстановлению храма, и, попутно, по некоторым событиям, связанным с ним. И захотелось написать нечто не сугубо историческое, а по возможности увлекательное, хоть и основанное на фактах. И, кроме того, мне показалось интересным поведать о некоторых персоналиях, к костелу причастных.
«Польский» костел, несомненно, одно из самых замечательных зданий Ташкента. Тем более странно, что о нем до сих пор не написано чего-то, хоть отчасти соответствующего значимости этого много претерпевшего творения. Увы, при входе в сам костел, на информационной табличке, совсем не упомянут этап его восстановления. Не говоря уже о людях, его осуществивших.
Надо сказать, что сбор материала по костелу шел нелегко (местами так и «не дошел»). Я так и не понял, почему — разве что в силу ореола готики, окутывающего здание, — но любые сведения у людей, имеющих что-то сказать по теме, приходилось поначалу выуживать. А людей таких было немало — под дюжину собралось. Образовалась у меня в процессе работы эдакая секта «свидетелей костеловых», каковые, по законам всякой секты, тайны свои выдавали весьма неохотно. При том что люди это все профессиональные, увлеченные своим делом, каждый вольно или невольно пытался обратить меня «в свою веру». Архитектор в архитектурную, органист в органную, кузнец в кузнечную. Не говоря уже о католической. Сохранить нейтралитет, не переувлекшись чем-то одним, было непросто. Но в целом я убедился, что пробел в истории Ташкента восполнить нужно, тем более что от начала строительства костела до его завершения прошло восемьдесят с лишком лет. А на настоящий момент костел уже второй свой век распечатал.
Собор Святейшего Сердца Иисуса — католический храм, расположенный почти в центре Ташкента, — это кафедральный собор Апостольской администратуры Узбекистана, более известный среди горожан под названием Польский костёл.
Активное распространение католичества в странах Среднеазиатского региона началось во второй половине девятнадцатого века и было связано с российским продвижением на восток. Застрельщиками стали сосланные сюда участники польского восстания 1863 года, а в дальнейшем — преимущественно офицеры, для которых в Российской империи служба в Туркестане являлась одним из условий получения высших воинских званий, ну и члены их семей, конечно, а также солдаты из числа военнослужащих царской армии — поляки, литовцы, немцы, французы, венгры, латыши, которых правительство посылало (на всякий случай) служить подальше от родины: на Дальний Восток, в Туркестан, на Кавказ.
Так или иначе, но к 1875 году католиков набралось здесь достаточно, и они впервые обратились к властям Туркестана за разрешением на строительство католического храма.
С 1883 по 1885 год первым официальным католическим священником в Туркестанском крае был отец Фердинанд Сенчиковский. Его радениями в Ташкенте была построена католическая часовня (каплица), где стали проводиться мессы для военнопленных, преимущественно поляков. Отсюда и народное название будущего костела — Польский.
Подготовка же к строительству католического храма в Ташкенте была начата по инициативе священника Юстина Бонавентуры Пранайтиса в 1912 году, возле той самой часовни, хотя к активному возведению приступили, по-видимому, только в 1914 году. Во всяком случае, на декоративно оформленном гербе, остатки которого были обнаружены при обследовании памятника в 80-е годы на восточном фасаде здания, указан именно этот год.
Юстин (Иустин) Пранайтис — довольно противоречивая фигура. Сын литовского крестьянина, окончив гимназию, поступил в духовную семинарию, а в 1883 году — в Римско-католическую духовную академию в Санкт-Петербурге. В 1886-м был рукоположен в священники, а годом позже получил степень магистра теологии. По окончании академии был назначен в ней префектом и преподавателем древнееврейского языка.
Несколько скандальную известность Пранайтис приобрел своей антисемитской книгой «Христианин в Талмуде еврейском, или Тайны раввинского учения о христианах». Но, хотя Пранайтис и был учеником авторитетного семитолога той эпохи — Хвольсона, его сочинения рассматривались специалистами как дилетантские и псевдонаучные.
В 1894 году его судили по обвинению в шантаже (якобы он потребовал в багетной мастерской 1000 рублей компенсации за испорченную дешевую картину, которую выдавал за картину кисти Мурильо) и сослали в Тверь. А в 1902-м для верности — еще дальше, в Туркестан. Тут он развернул бурную деятельность. По его инициативе были построены католические церкви в Ташкенте, Бухаре, Самарканде, Ашхабаде. Его активная миссионерская работа, выразившаяся, в частности, в «совращении в католичество» нескольких чинов Туркестанского гарнизона, весьма интересовала полицию и отражена в оживленной полицейской переписке. Словом, человек был действительно предприимчивый.
Реконструировать в какой-то мере отдельные эпизоды из истории начала строительства нетипичного для Ташкента здания помогла рукопись одного из участников стройки — Игоря Крестовского, талантливого (в будущем советского) ваятеля, видного специалиста в области реставрации памятников искусства. В административном центре Туркестана Ташкенте прошли его детство и юность.
Отец Игоря Всеволод Владимирович Крестовский — кроме прочего и писатель, хотя почти забытый — тоже довольно неожиданным образом отметился в истории Ташкента. Автор нашумевшего в свое время романа «Петербургские трущобы. Книга о сытых и голодных» (в конце прошлого века российское телевидение показало весьма успешный телесериал по этому роману под названием «Петербургские тайны») некоторое время служил в Туркестанском крае «чиновником особых поручений». По прибытии в Ташкент вместе с назначенным туда генерал-губернатором Черняевым Крестовский получил от него поручение осуществить ревизию основанной в 1870 году Туркестанской публичной библиотеки (ныне Библиотека имени Алишера Навои). Результатом был рапорт Крестовского Черняеву, где указывался факт преимущественного интереса читателей к неблагонадежным произведениям и журналам России, что, учитывая прибывавший сюда из России контингент, было неудивительно.
Указав на ряд недочетов в деятельности библиотеки, Крестовский главнейшее зло усмотрел в том, что «большая доля внимания подписчиков посвящается повременным изданиям, между коими первое по количеству спроса место занимает журнал “Дело”, затем “Отечественные записки”, “Вестник Европы” и проч. Из русских авторов наибольший спрос на сочинения Щедрина (Салтыкова), Добролюбова, Писарева, Некрасова».
13 декабря 1882 года последовал приказ генерал-губернатора за номером 302 о закрытии библиотеки. Были даже планы распродажи с «публичного торга» значительной части библиотечного фонда. К счастью, они не осуществились. Через год библиотеку открыли снова, но уже под названием «Книгохранилище при ташкентском музее» и под присмотром специально созданного «наблюдательного совета».
Однако вернемся к костелу. В 1916 году Игорь Всеволодович готовился к поступлению в Петербургскую Академию художеств. После зачисления в приготовительный класс юноша на лето уехал домой в Ташкент. Когда в поисках временного заработка он пришел к городским властям (тоже, кстати, интересная подробность — вот вы, например, прибыв в другой город, станете обращаться к властям на предмет трудоустройства?), ему посоветовали связаться с главой римско-католической общины.
Поскольку кадетский корпус (теперь там расположен ТашМи — Ташкентский медицинский институт), в котором получал начальное образование юный Крестовский, находился прямо напротив строившегося костела, он, конечно, наблюдал, как начиналось его возведение, и теперь был приятно удивлен заметным продвижением стройки за время его отсутствия. «К моему приезду из Петербурга в середине мая 1916 года, — пишет он в своих мемуарах “Пути жизни”, — уже был заложен общий фундамент, построена парадная лестница с балюстрадой и пьедесталами для четырех апостолов, сделана нижняя церковь, где уже служили мессы, а над церковью, на площадке, воздвигались стены самого костела».
Главой римско-католической общины был как раз Юстин Пранайтис. Игорь Всеволодович описывает ксендза как властного, энергичного и целеустремленного человека. Пранайтис, судя по всему, произвел сильное впечатление на юношу. Будущий ваятель словесно лепит образ незаурядного священника: «За большим дубовым столом, в широком плетеном кресле сидел высокий худощавый человек, одетый в черную сутану. Он был с короткой стрижкой седеющих волос, с большим орлиным носом и острым подбородком, с глубоко запавшими глазами, светившимися, как два раскаленных угля, из-под нависавших черных густых бровей».
Предположительно существовало два проекта постройки здания: первый был предложен местным зодчим Александром Павловским, но впоследствии храм возводился по проекту Людвика Панчакевича. Курировал строительство Пранайтис лично.
Купив у некой вдовы Норбаевой небольшой участок земли, ксендз к 1905 году построил небольшое здание так называемого старого костела, который часто именовали Домом польского общества. Здесь располагались не только каплица, но и детский приют, школа и квартира самого настоятеля. Внешне это был обычный двухэтажный дом, который отличался от других лишь католическим крестом над слуховым окном чердака.
К 1909 году рядом с временной часовней появились приюты для мальчиков и девочек, где их обучали основам грамоты и несложным ремеслам. Обучение было бесплатным, сами же приюты содержались за счет пожертвований некоторых зажиточных горожан.
На другой год Пранайтис сумел договориться с семейством виноделов Первушиных, на чьей земле к тому времени частично стояли его постройки, о выкупе земельного участка между «старым костелом» и арыком Салар. Виноделы Первушины думали недолго и рассудили довольно здраво: раз тут уже была часовня, то для строительства храма здесь — наилучшее место. Во-первых, в отдалении от всех православных храмов и церквей, во-вторых — Первушины откровенно не знали, чем застроить участок.
После оформления сделки приступили к возведению нового здания католической церкви.
По первоначальному проекту храм состоял из колокольни и разделенного колоннами натрое зала площадью 42 на 32 метра и высотой в 25 метров. Передний фасад (с колокольней) планировалось украсить витражным окном, а внутри и на входе предполагалось наличие двадцати трех статуй католических святых.
Строительство продвигалось медленно — приход содержался на пожертвования, избытка средств на стройку не наблюдалось. В итоге строительством на безвозмездной основе занялись солдаты-католики. В свободное время они отправлялись на стройку, что создавало проблемы для всего прихода. Дело в том, что солдаты, устав на службе, шли на «благое дело», где выматывались окончательно и на другой день не могли полноценно нести службу. Это, естественно, вызывало недовольство командования.
Однако отец Юстин отрицал обвинения в эксплуатации солдат. Да и в самом деле, те приходили на строительство добровольно, отпрашиваясь под любыми предлогами. Но военное командование не унималось. Администрация Туркестанского края неоднократно грозила Пранайтису высылкой за принуждение солдат-католиков к строительству костела.
Закончились это с началом Первой мировой войны, когда в Среднюю Азию начали привозить беженцев и военнопленных из Польши, прибалтийских стран, австро-венгерских подданных. Среди них попадались высококвалифицированные инженеры, скульпторы, каменщики.
Надо сказать, что отношение к военнопленным в Туркестанском крае было беспрецедентным в мировой истории войн. Они вели здесь относительно вольный образ жизни, имели некоторую свободу передвижения, подчас сами могли подыскать себе работу. Их силами и продолжилось возведение храма.
Проект был переработан (или полностью переделан?) под влиянием пленных специалистов, воспитанных на западноевропейских образцах готики. Скорее всего, они предложили применить при строительстве базилики бетонные блоки для укрепления постройки по периметру железобетонными поясами — такие в практике строительства Ташкента использовались впервые.
В создании художественного образа католического храма значительную роль играли рельефные и круглые скульптуры (впоследствии, увы, утраченные, лишь остатки одной из них и сейчас хранятся на заднем костельном дворе) из того же бетона.
По европейской традиции старались как можно скорее возвести первую часть базилики, полуподземную крипту, чтобы начать богослужения.
Тут небольшое отступление с забеганием вперед. Позже, уже при реконструкции начала девяностых, юные ребята, привлеченные к работам по расчистке развалин костела, с увлечением бродили по этим мини-катакомбам.
Сергей Насыров вспоминает: «В году 93—94-м там шли восстановительные работы, вот мы с пацанами и пошли немного чернорабочими подработать. И из-за денег, и из интереса. Мальчишки же, все интересно! А тут прям “в катакомбы пускают”! Ну, поработали там пару месяцев, мешки потаскали, раствор месили, а потом нас “попросили” оттуда, так как мы не бригадные были, а самостийные работники.
Да нас тогда сами подземные ходы больше интересовали, все эти мрачные коридоры, как в кино! Может, потому нас на самом деле и выгнали, от греха подальше, чтоб не потерялись там нафиг!
А так, много мусора там было в подвалах, все это выносилось наверх, долго валялось под открытым небом, потом грузилось и куда-то отвозилось на свалку».
Заодно разросся при возводимом костеле и приют для беженцев. Приют давал беженцам возможность зарабатывать: женщины учились кулинарии и вышивке, а мужчины работали каменщиками, плотниками, подсобными рабочими.
Так или иначе, строительство продвигалось, теперь уже под руководством преемника Пранайтиса — отца Болеслава Рутениса. Отец Юстин скончался 28 января 1917 года в Петербурге. Несколько дней спустя его тело было перевезено в Ташкент (в соответствии с последней волей покойного) и захоронено на местном кладбище, а в дальнейшем перезахоронено в крипте недостроенного костела.
Но ни достроить здание, ни продолжить работу с паствой Рутенису было не суждено: грянула Октябрьская революция, новая власть взяла курс на искоренение религии. Под ее давлением священнику пришлось сложить с себя обязанности настоятеля. Строительство, естественно, было приостановлено. А в январе 1919 года, во время подавления антибольшевистского «осиповского мятежа»[1], в костел попало несколько артиллерийских снарядов (прилетело, видимо, из ташкентской крепости), что послужило началом медленного разрушения здания. Постепенно обрушились декоративные украшения, исчезли статуи. После ухода с поста Рутениса мессы для оставшихся католиков некоторое время тайно проводил отец Иосиф Совинский. Позже он был арестован по обвинению в антисоветской пропаганде и расстрелян. Впрочем, это неточно.
Храм же в 1925 году был национализирован. В советский период многочисленные временные владельцы перестраивали здание под свои нужды. В нем размещались самые разношерстные организации: от общежития Электрокабельного завода и Республиканской акушерской школы до какого-то управления, склада медтехники и госпиталя. Наконец, строение было практически заброшено.
У нашего замечательного ташкентского поэта Александра Аркадьевича Файнберга есть стихотворение, посвященное воспоминанию о ранней молодости, там есть такие строчки (речь идет о конце 1950-х годов):
За разбитою башней костёла
тянет шею к закату шлагбаум.
Пахнут шпалы мазутом и ветром.
Вдалеке семафор однорукий.
И в конце:
О тебе мне осталась на память
только эта громада костёла,
где сквозь чёрные камни развалин,
как сквозь пепел всего, что сгорело,
пробиваются к жизни и свету
всходы горькие поздних прозрений —
голубые цветы полевые.
В 1976 году здание церкви, в части которого тогда размещалось очередное общежитие, перешло под опеку республиканского министерства культуры. Что, видимо, и спасло остатки костела от окончательного уничтожения.
В самом начале восьмидесятых здание было объявлено архитектурно-историческим памятником Узбекистана, и был все же утвержден проект архитектора Сергея Адамова, предусматривавший приспособление помещения бывшего костела под зал органной музыки. При том что сами специалисты-архитекторы, конечно, мечтали о восстановлении именно костела. Настоящего неоготического культового здания. В это время, кстати, были смонтированы колонны нынешнего Зала святого Антония Падуанского, сохраненные и при дальнейшем воссоздании.
Однако объемно-пространственная композиция костела разным специалистам представлялась по-разному.
Например, кафедра истории и теории архитектуры Ташкентского политехнического института предложила свой вариант восстановления костела (дипломная работа студентки института Людмилы Романовой под руководством профессора Нильсена) как памятника культовой архитектуры начала XX века. Был собран некоторый фотоиллюстративный материал, проведены тщательные натурные обследования объекта. Главное отличие внешнего облика костела здесь состояло в том, что крутая крыша здания с фасадной стороны завершалась двумя симметричными высокими башнями со шпилями. Такая архитектурная трактовка очень напоминала не дошедшую до нашего времени готическую церковь в Баку, постройки 1912 года. Эти сооружения должны были быть близки по пропорциям, но если верхний карниз костела в Баку венчала фигура Святой Марии, то костел в Ташкенте предполагалось украсить четырехметровой статуей Христа.
В процессе реконструкции в 1995 году Германом Адамовым (братом Сергея Сергеевича Адамова) даже была изготовлена модель статуи, но в итоге остановились все же на кресте, том самом, что и возвышается теперь над костелом. Подозреваю (хотя прямых подтверждений у меня нет), что власти предержащие остереглись так высоко вздымать фигуру Христа в столице все-таки мусульманского государства.
Очень возможно, что ташкентский костел после консекрации (освящения) должен был именоваться костелом Святого Креста, поскольку на сохранившихся дореволюционных фотографиях на угловых башенках четко видны бетонные кресты с фигурами двух разбойников, между которыми был распят Иисус.
Несмотря на все дискуссии, в 80-е годы костел несколько лет стоял вовсе без крыши, но даже в руинах выглядел величественным. На излете восьмидесятых студенческий театр-студия «Маятник» при ТашГу пробовал поставить там небольшую пьесу Нины Садур «Влюблённый дьявол». Репетировали в развалинах костела, куда не так просто было доставить необходимую оснастку и аппаратуру, а после вывезти ее обратно, поскольку оставлять просто было негде.
Участники и немногие посвященные зрители попадали к месту представления по водоводной трубе через Салар в сумерках. Было романтично и мистично.
Два действия, девять явлений. Испания, инквизиция, шпаги, монахи, кровь, любовь и чертовщина. Развалины католического костела в качестве декораций подходили как нельзя лучше.
В пьесе о дьяволе в Испании, конечно, никак нельзя было обойтись без костров. В целях пожаробезопасности нашли хитрое решение: толстый канат пропитывали бензином и поджигали — чтобы как-то локализовать огненную стихию. Однако на втором прогоне спектакля случилась крупная неприятность: помощница, подливавшая бензинчику на канат, вспыхнула сама!
Закончилось все относительно благополучно — незначительными ожогами. Благо, ташкентский мединститут — через дорогу от костела. Но самое-то любопытное: спустя некоторое время сгорела и студия «Маятника» в ДК ТашГУ! Короткое замыкание, наверное. Хотя черт его знает…
В 1987 году возобновилась официальная деятельность католических организаций в Узбекистане. Сначала в Фергане вновь открылся католический приход, а через 3 года — католический храм в Ташкенте, настоятелем которого стал францисканец из Польши отец Кшиштоф Кукулка.
С 1991 по 2005 год (с небольшим перерывом) он по назначению Папы Римского возглавлял римско-католический приход. К моменту его появления храм в частности и католичество в целом пребывали в Узбекистане в состоянии упадка. Отец Кшиштоф внес большой вклад в возрождение католичества в наших краях. Но, может быть, самое главное — он добился реального и полного восстановления здания костела под названием Святейшего Сердца Иисуса.
Об отце Кшиштофе ташкентцы вспоминают довольно тепло. И сам он по завершении восстановления хотел остаться на служении в Ташкенте. Но римская курия, к его огорчению, решила иначе, а дисциплина там строгая.
Известный, в том числе и ташкентский, поэт, переводчик, эссеист Вадим Муратханов так рассказывал мне о своей работе в костеле:
«В ташкентском католическом костеле я работал в 2003–2004 годах. После нескольких лет работы в журналах и газетах Ташкента это был новый и интересный для меня опыт.
Пресс-служба посольства Ватикана среди прочего поддерживала сайт Agnuz, на котором размещалась информация о событиях в католическом приходе, а также новости иностранных информагентств о жизни католиков на разных континентах. Я занимался выпуском еженедельной приходской газеты «Агнец», которую под руководством о. Кшиштофа Кукулки заполнял материалами, верстал и печатал прямо в костеле с помощью принтера и ксерокса формата А3, сначала на четырех, а потом и на восьми страницах.
Коллектив Agnuz размещался в нескольких помещениях цокольного этажа: программисты, системные администраторы, переводчики. Монахи-францисканцы иногда появлялись в нашей редакции, но по большей части мы, работавшие в костеле ташкентцы, общались друг с другом.
После нескольких лет журналистской работы, мобильной и разноплановой, мне первое время было трудно высиживать весь день у компьютера, но со временем привык. Отлучались мы из храма только раз в день — на обед. Выбирали кафе и выезжали туда всей командой.
Костел тогда продолжали активно реставрировать, и не все помещения были готовы к эксплуатации и богослужению. Но в главном зале службы уже проводились. Там же проходили время от времени концерты органной музыки. Зал и орган были задействованы, в частности, в рамках фестиваля современной музыки, который проводил в нулевых годах театр “Ильхом”.
О. Кшиштоф был руководителем дисциплинированным и скрупулезным и того же требовал от подчиненных. Вместе с тем в нужные моменты он проявлял чуткость и деликатность. Когда однажды во время игры в футбол я порвал связки голеностопа, он позаботился о том, чтобы у меня были все условия для домашней работы и однажды посетил меня дома вместе со всем коллективом.
Он был любителем корейской и китайской кухни и в канун католических праздников иногда вывозил нас в кафе дальневосточной кухни.
Был у нас и корпоративный выезд в горы, где мы катались на снегокатах и готовили шашлык.
Кшиштоф Кукулка был личностью многогранной. Многие знают его как духовное лицо и крепкого хозяйственника, внесшего большой вклад в восстановление костела и укрепление ташкентской католической общины, но не всем известно, что он писал стихи. Духовная поэзия о. Кшиштофа представлена в 5-м выпуске альманаха “Малый шёлковый путь” (Ташкент, 2004). Был он и участником 3-го Ташкентского открытого фестиваля поэзии, где выступил с чтением своих стихов на одном из вечеров, состоявшемся в 2003 году в костеле.
Время, проведенное в ташкентском католическом храме, было плодотворным и интересным. Я вспоминаю его с благодарностью, как и людей, с которыми довелось там работать».
Неординарным, судя по всему, священником был отец Кшиштоф.
В 1992 году его хлопотами власти Республики Узбекистан передали здание собора католическому приходу Ташкента. И в 1993-м началось, наконец, полноценное восстановление и частичная реставрация здания костела под руководством архитектора Сергея Сергеевича Адамова и инженера Александра Викторовича Пономарёва, давно уже занимавшегося изучением костела и в подробностях планировавшего процесс его восстановления.
Архитектурное решение вырисовывалось непросто и не сразу.
В связи с отсутствием чертежной документации изначального проекта ориентировались преимущественно на старые фотографии, весьма немногочисленные и неважного качества. Ну и на текущие административно-финансовые сложности, конечно.
В ходе работ остатки старой католической часовни, которая располагалась в Доме польского общества на месте строительства, были включены в план нового храма. Сам храм предполагалось приблизить, насколько это было возможно, к первоначально задуманному облику.
Несмотря на многие сложности, работы выполнялись тщательно и ответственно, что далеко не всегда случается при проведении реконструкционно-реставрационных работ.
Настоятель отец Кшиштоф Кукулка, подвижный и сухопарый, молодой (даром что «отец», в то время ему было лишь немного за тридцать), невысокий, лысоватый, появлялся на строительстве регулярно, наблюдая за продвижением работ, входя во все тонкости, равно как и на леса и прочие высоты.
После открытия фронта предстоящих работ, проще говоря, расчистки остатков костела от грандиозных завалов мусора, приступили к восполнению многочисленных лакун — утерянных частей здания. Как рассказывает один из участников работ монтажник Сергей Александрович Комиссаров, первые три ряда новых блоков укладывались на тонко просеянный песок без цемента. Отсутствие цемента предполагало подвижность базовых блоков, необходимую в наших сейсмически опасных условиях.
Раствор заливали в специальные формы, а затем схватившиеся блоки раскладывались для просушки в расчищенном обширном подвале под костелом. Теперь там размещены инженерные коммуникации. В холодное время года туда нагнетали теплый воздух из термопушек. Ежедневно использовали до трех кубометров готового раствора (плотно груженный самосвал).
Сам костел изначально был построен на «песчаной линзе», так что песок добывался прямо на месте. Вместе с Комиссаровым тысячи блоков формовали Сергей Фоменко и Владимир Самонин. Общее руководство строительно-монтажными работами осуществлял Николай Николаевич Бледных.
В это же время случайно возвращавшийся с работы на трамвайчике (маршрут проходил мимо ТашМи) кузнец Владимир Фёдорович Пилипюк обратил внимание на оживший костел и немедленно предложил свои услуги. Его инициатива имела плодотворное развитие и дополняется, надо сказать, по сей день.
26 марта 1995 года посол Франции в Республике Узбекистан Жан-Поль Везиан и его супруга Элен преподнесли в дар римско-католическому приходу Ташкента колокол для костела, весом 130 кг, отлитый по их заказу в российском Каменск-Уральском.
С колоколом тоже занятная история. Оказывается, католический колокол отличается от православного. В православном язык колокола раскачивает звонарь и бьет им о тело колокола. В католическом, напротив, раскачивают колокол и более легкий язык о него бьется. Об этом рассказал как раз Владимир Фёдорович, которому пришлось язык каменск-уральского колокола заменить. Было исполнено шесть вариантов, пока не подобрали подходящий — седьмой. Варьировались как размер языка, так и состав металла, из которого он отливался. Ну и для самого колокола пришлось изготовить специальную подвеску-качалку.
Храм вышел двухэтажным, с одной мощной башней-колокольней и тремя нефами. Он торжественно, как на пьедестале, покоится на первом, или цокольном, этаже. Конфигурация участка, на котором он стоит, близка к треугольнику, с резким падением рельефа в восточном направлении (к руслу канала Салар), что предопределило необходимость строительства подпорных стен большой протяженности и монументальной лестницы точно по оси главного входа.
Архитектурный комплекс храма и окружающей территории гармонично смотрится с любого ракурса. Особенно монументально и вдохновенно — в пасмурную погоду.
22 октября 2000 года здание возрожденного собора Святейшего Сердца Иисуса было освящено архиепископом Марианом Олесем — апостольским нунцием в Казахстане и Средней Азии (в 2005 году Папа Римский Иоанн Павел II повысил статус католической миссии в Республике Узбекистан до звания Апостольской администратуры и назначил отца Ежи Мацулевича, прибывшего из Рима, первым епископом в Узбекистане).
А что же интересного внутри собора?
Двухэтажное здание состоит из нескольких помещений.
Самое старое — крипта-часовня, строительство которой датируется ранее 1916 года. Небольшое помещение используется для проведения месс в будние дни. Для церковных встреч и лекций предназначен скромный зал святого Иоанна Павла II. Есть в храме и небольшая библиотека.
Более обширную площадь занимает зал святого Антония Падуанского, расположенный справа от крипты. Здесь можно увидеть яркое мозаичное панно и скульптуру святого Антония, выполненные Германом Адамовым.
Основное помещение храма расположено на втором этаже. Оконные проемы здесь украшены витражами, изготовленными в Польше по эскизам польских и узбекистанских художников. Причем три из них, в алтарной части, символизирующие три стихии (огня, воды и воздуха) — точные копии витражей из базилики францисканцев в Кракове.
Здесь же, над дарохранительницей, статуя возносящегося Христа, сделанная по эскизу Сергея Сергеевича Адамова Германом Сергеевичем Адамовым при содействии скульптора Леонида Рябцева.
Между огромных колонн, разделяющих зал на три нефа, расставлены ряды массивных деревянных скамей для прихожан. Не только они, но и многие другие произведения столярного и плотницкого мастерства изготовлены братьями Валентином и Андреем Шиховыми, а также Николаем Паплевичевым, тоже по интерьерным эскизам Сергея Сергеевича Адамова.
Инженер-конструктор Александр Викторович Пономарёв рассказал мне, что своды храма — тонкостенные, подвесные, с зазором у стен — антисейсмические. Внутренние колонны с арками и продольными и поперечными рамами распор на старые наружные стены не передают и останутся стоять вместе со сводами, даже если стены рухнут. Во всяком случае, Александр Викторович так утверждает.
Против алтаря (который в католических храмах, в отличие от православных, сориентирован на запад) размещен двадцатипятирегистровый орган. Его установка была поручена фирме «Зигфрид Мертен» из-под Кёльна — небольшой компании, состоявшей в то время из семи сотрудников. Глава — по имени которого и названа фирма — был выучеником крупной боннской органной мастерской «Иоганнес Клайс», она и теперь остается лидером немецкого органостроения. Однако и Мертен в грязь лицом не ударил.
В связи с ограниченностью средств орган требовался максимально бюджетный.
Тогда придумали вот что: Зигфрид подыскал в Германии, в боннской церкви Святого Павла, подходящий секонд-хенд на 23 регистра. Скромная палитра, однако вполне достаточная по своим ресурсам. В католических и протестантских странах именно такие органы устанавливают во многих храмах среднего размера.
Надо заметить, что орган был конструктивно устаревшим, с пневматической трактурой, то есть совокупностью механизмов, обеспечивающих связь клавиатур органа с клапанами и другими устройствами, открывающими или закрывающими доступ нагнетаемого воздуха к органным трубам. Зигфрид взял от этого органа трубы и шпильтиш — игровую кафедру, так сказать, пульт, со всеми необходимыми для органиста средствами, — добавил еще два регистра, устаревшую и изношенную пневматическую трактуру заменил на электрическую и изготовил новые фасадные трубы. Также было применено хитрое техническое решение, позволяющее электрическим подключением соединять клавиши при игре в октавном удвоении. В результате орган приобрел такие звуковые возможности, будто у него не 25 регистров, а добрых сорок!
Юрий Владимирович Зотов, тогда органный мастер Ташкентской консерватории, помогавший монтировать костельный орган, считает этот инструмент очень звучным и удачным.
С левой от центрального входа стороны имеется винтовая лестница — путь к пульту органа (далее она ведет на колокольню), рабочее место нынешней храмовой органистки Юлианы Круковской.
Колонны главного зала украшены изображениями библейских сцен работы Германа Адамова, выполненные, если не ошибаюсь, в технике гальванопластики. На каждом есть монах-францисканец (в знак того, что храм построен орденом францисканцев) и девушка-узбечка (как дань уважения земле, на которой он возведен). Такова общепринятая практика для католических храмов в некатолических странах.
Узбекские мотивы прослеживаются не только в картинах. Если приглядеться, на одном из витражей можно увидеть цветы и коробочки хлопка, а подсвечники у алтаря выглядят как кусты хлопчатника.
Входные ворота в крипту, прекрасные люстры в главном зале, оригинальные светильники, подсвечники, канделябры, оконные решетки в готическом стиле, лестничные ограждения и перила — все это авторские работы прихожанина костела, самобытного кузнеца Владимира Фёдоровича Пилипюка. Даже дверные навесы и замки по настоянию отца Кшиштофа Кукулки выполнены Пилипюком специально для костела.
Художественное решение светильников, со слов автора, пришло не сразу. Было выполнено два десятка предварительных эскизов, которые не устраивали отца Кшиштофа, пока наконец Владимир Фёдорович не обратил внимание на изображения пшеничных колосьев в облачениях священников. Колосья в сочетании с виноградными гроздьями он и сделал рефреном своих работ — хлеб и вино, тело и кровь Христовы.
Поиски цветного стекла для изготовления светильников проходили по всему Ташкенту и Ташкентской области. Например, на темно-коричневое были пущены пивные бутылки и аптечные пузырьки. Вот уж воистину «когда б вы знали, из какого сора…».
Облицовка мрамором и гранитом придает внутренним помещениям залов монументальность и торжественность.
Настоятелем ташкентского храма является сейчас отец Пётр Кава, уже 25 лет служащий в Узбекистане — сначала в Фергане, а последние несколько лет в Ташкенте.
Епископ Римско-католической церкви в Узбекистане Ежи Мацулевич, покои которого расположены при храме, тоже в Узбекистане очень давно, около двадцати лет. Назначение свое отец Ежи получил от папы Иоанна Павла второго буквально накануне его кончины — 1 апреля 2005 года.
Воскресные мессы в храме ведутся на четырех языках: английском, русском, корейском и польском. Поскольку польский язык актуален прежде всего для польских дипломатов и других официальных лиц, пребывающих в Ташкенте, в период летних отпусков на польском служба не проводится. Местным католикам русского достаточно.
Довольно приличная диаспора южнокорейских католиков привезла к храму гранитную глыбу, что стоит на подходе к нему слева. На ней планировалась некая табличка, но покуда она не установлена. Как, впрочем, и фонари на лестнице, ведущей к парадному входу в костел.
В 2002 году вблизи храма появилась памятная стела польским жолнежам времен Второй мировой войны — солдатам армии генерала Андерса, которая первоначально формировалась в Узбекистане, а затем по приказу польского правительства в эмиграции (в Лондоне) была выведена на Ближний Восток, где и принимала участие в боевых действиях.
Кстати, вышеупомянутая глыба тоже поставлена не как-нибудь. Под определённым ракурсом она визуально образовывает со стелой вертикаль, которая, пересекаясь с горизонтом, должна отсылать к кресту.
Ну а сам костел, одно из самых заметных архитектурных сооружений Ташкента, как уже было сказано, особенно величествен и красив в пасмурную погоду. Это уж поверьте мне на слово. А лучше, при возможности, убедитесь сами.
Автор выражает искреннюю признательность Сергею и Герману Адамовым, Александру Пономарёву, Юрию Зотову, Владимиру Пилипюку, Сергею Комиссарову, Юлиане Круковской, Вадиму Граковскому, Сергею Насырову, Елене Ковшовой, Елене Султановой за помощь в работе над материалом.
[1] Осиповский мятеж в январе 1919 года в Ташкенте, руководимый военным комиссаром Туркестанской республики Константином Осиповым, был попыткой свержения советской власти в Туркестане.