Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 8, 2024
В детстве у меня был свитер. Старый, ношеный, но ещё вполне крепкий и теплый. Я любил его. На бирке сзади были какие-то иероглифы и крупнее, кириллицей, вышито «Дружба».
Свитер, как мне объяснили старшие, был времён советско-китайской дружбы.
Ко времени моего детства-отрочества от неё не осталось ничего.
Кроме старых свитеров, плащей, зонтов и десятка глупых анекдотов не только о ней, но и о самом Китае тогда почти ничего не напоминало. Разве что переводы китайской классики, мгновенно сметавшиеся с полок книжных магазинов. Но то — древность, средневековье; красные терема и нефритовые гуаньини. Из современной китайской прозы издавали только Лао Шэ, погибшего в 66-м. Дальше простиралась зона безмолвия.
В начале 90-х Китай вернулся. Ещё не литературой; вначале, как все помнят, накатила волна китайского ширпотреба. Дешевого, не всегда качественного, с уморительными инструкциями по-русски… Литературная волна дошла только к концу нулевых.
С одной стороны — да, новый этап сближения России и Китая. С другой — сама современная литература Китая к этому времени получила международное признание. 2012 год — вручение Нобелевской премии Мо Яню. Начинают, с некоторым опозданием (по сравнению с английскими переводами), переводиться на русский его книги. Переводятся и издаются и другие прозаики: Лю Чжэньюнь, Лю Цысинь, Юй Хуа…
Но о переводах ещё скажу. А сейчас — о том информационном поводе, который и обусловил китайский вектор этого разговора. Точнее, российско-китайский.
Поводом была Пекинская международная книжная ярмарка, проходившая с 19 по 23 июня.
В ней, благодаря российскому Институту перевода, смогли принять участие русские писатели. Павел Басинский, Евгений Водолазкин, Нина Дашевская, Максим Замшев, Инга Кузнецова, Ярослава Пулинович, Анастасия Строкина и автор этих строк (простите за невольную ассонансную рифму).
Участие не ограничивалось выступлениями на российском стенде. Были ещё встречи — в университетах, в книжном магазине, Российском культурном центре, школе… Побывать на всех было физически невозможно, но о некоторых упомяну.
Первая встреча прошла за день до открытия ярмарки, 18 июня, со студентами-русистами Института иностранных языков Народного университета Китая.
Студенты как студенты, половина сидела, уткнувшись в гаджеты; другая половина активно слушала, задавала вопросы. Были и китайские литераторы: прозаик Ли Эр, детский писатель Чжоу Минь, редактор журнала «Ши юэ» («Октябрь») Цзян Цзай.
Евгения Водолазкина спросили о «Лавре» и о концепции времени в его романах; Ли Эр говорил о влиянии писателей на современный язык; Цзян Цзай показала том Достоевского («Идиот»), который когда-то читала в университете, весь в разноцветных закладках…
«Когда пишешь, нужно чего-то не знать, — сказал Водолазкин, — чтобы удивляться вместе с читателем».
В конце встречи прошло что-то вроде концерта: Ли Эр прочел (наизусть!) целый отрывок из китайского перевода «Доктора Живаго»[1] ; студенты показали инсценировку по повести Нины Дашевской «Вилли», сама Нина играла на скрипке…
19 июня, открытие ярмарки. Огромный зал Китайского национального конференц-центра, более 20 стран-участников.
Почетный гость этого года — Саудовская Аравия. Много арабской вязи, костюмов, арабской речи. Российский стенд в углу павильона, здесь тише и уютнее. Во время встречи с Павлом Басинским (посвященной его «Подлинной истории Анны Карениной») какая-то женщина в абайе неподалеку у стены тихо совершает намаз.
Сама встреча была, кстати, интересной: недавно вышел китайский перевод книги (а в России по ней снимается фильм). Над чем работает Басинский сейчас? «Над биографией Леонида Андреева, для “ЖЗЛ”». Хорошо, ждем.
Вечером — встреча в Российском культурном центре. Зал довольно большой, свободных мест нет. В первой части — разговор о современной русской детской литературе, во второй — о «взрослой». Нина Дашевская, Максим Замшев, Анастасия Строкина… Пришедших на встречу интересует, что за последние десять лет произошло в русской литературе. Что общего между современной китайской и русской литературами. Чем отличается современная «женская» проза от «мужской». Многие вопросы искусно «провоцирует» Евгений Резниченко, директор Института перевода, ведущий встречу. От вопросов литературных быстро переходим к «жизненным». Можно (и нужно ли) наказывать детей? Публика в зале разделяется на два лагеря, сторонников и противников.
Из зала встречу снимает на смартфон Ирина Чуднова — единственный известный русский литератор, живущий и пишущий в Китае. Несколько лет назад я откликался на ее стихи на «Полёте разборов» (проект Бориса Кутенкова); теперь состоялось очное знакомство. Ирина публикуется и в русской литературной периодике («Просодия», «Интерпоэзия»), и в китайской — переводит китайских поэтов, ее переводят на китайский.
Но вернусь к делам ярморочным.
20 июня. «Пушкинский день в Пекине». Встреча под бронзовым бюстом Пушкина в кампусе Института иностранных языков Столичного педагогического университета. Александр Сергеевич отлит в момент вдохновения, с пером и стопкой листков. Памятник поставили пять лет назад; говорят, студенты уже успели натереть до блеска какую-то часть классика: помогает при сдаче экзаменов.
Приветствие (центоном из пушкинских текстов) ректора университета профессора Вана Цзунху. Чтение стихов. «Нелепый день. Мне смысл его не виден. Он ни единым знаком мне не выдан…» — читает свое известное стихотворение Инга Кузнецова… И — снова концерт, устроенный на этот раз силами студентов русского отделения Института. Скрябин и Шостакович, Пушкин, и Пастернак; удивительно трогательная композиция из писем Чехова и Книппер-Чеховой. Закончилось всё пением «Миллиона алых роз», почти коллективным.
Затем — долгая, с обилием приветственных, благодарственных и прочих речей, церемония вручения переводческой премии «Россия — Китай. Литературная дипломатия», за лучшие переводы с русского на китайский. Премия учреждена российским Институтом перевода и Пекинским центром славистики, созданным в 2015 году на базе Столичного педуниверситета.
Первое место получила переводчица Лю Хунбо за перевод романа Евгения Водолазкина «Лавр», второе — Ло Цзя за перевод сборника стихов Геннадия Айги «Поля-двойники», третью — Ван Лидань за перевод сборника пьес Надежды Птушкиной «Пизанская башня». Логично: проза, стихи, драматургия.
Вообще, многих участников русского «литературного десанта» на Пекинскую ярмарку уже успели перевести на китайский. Евгения Водолазкина, Павла Басинского, Ингу Кузнецову… А тираж переводов подростковой прозы Нины Дашевской уже достиг тридцати тысяч. Не знаю, как по китайским масштабам, но по меркам российского книжного рынка впечатляет.
День завершился в книжном магазине «Rendez-vous» встречей с читателями под веселым названием «С литературой не соскучишься!». Скучно, и правда, не было. Вместе с китайскими коллегами порассуждали о влиянии классики на современную литературу, о детской литературе, о поэзии.
«Поднимите, пожалуйста, руки, кто читает поэзию!» — обращается к пришедшим Анастасия Строкина. Поднимается десяток рук. Ещё несколько. Остальные скромно улыбаются, потупив глаза. Знакомая ситуация.
Особенно оживился зал, когда заговорили о школьной программе: включать ли в неё современную зарубежную литературу, и какую. Оказывается, в китайской школьной программе зарубежные авторы присутствуют в гораздо большем объеме, чем в российской. Впрочем, тут нужно более детальное сравнение.
Рамки этой «барометровской» колонки не позволяют рассказать (даже кратко) обо всех встречах; это и не нужно. Пекинская ярмарка, как и было сказано, лишь повод для разговора. О чем?
О делах переводческих. О том, что литературные контакты с Китаем растут, что называется, не по дням, а по часам. В рамках мнжгосударственной Программы перевода предполагантся издание 50-томной Библиотеки русской литературы в Китае и, соответственно, 50-томной Библиотеки китайской литературы — в России.
Правда, бума в отношении современной китайской литературы в России пока не заметно. Да, вопрос продвижения. Литература обычно приходит в «пакете» с другими вещами, в разное время — разными. В свое время русская литература вошла в Китай в «пакете» с коммунистической идеологией и военной и экономической помощью. Интерес к современной японской литературе в России в начале нулевых совпал с появлением, как грибов после дождя, японских кафешек и ресторанов, с популярностью манги и фильмами Такеши Китано. Интерес к литературе Турции — с массовым российским туризмом…
В отношении Китая о таком «пакете» говорить пока сложно. Несмотря на политическое и экономическое сближение, Китай ещё остается во многом экзотической и культурно далекой страной. По крайней мере, для европейской части России, где находятся основные издательские и «читательские» центры. На российском Дальнем Востоке, где локальные связи с Китаем традиционно прочнее, он, судя по всему, воспринимается иначе.
Второй проблемой остается перевод. Хотя интерес к изучению китайского растет[2], переводчиков художественной литературы пока явно не хватает. Некоторые книги китайских авторов, как поговаривают, переводят с английского перевода. Может быть. Особенно учитывая нынешнею ситуациею с гонорарами за перевод — выглядит это, увы, вполне правдоподобно.
Как в начале 2000-х констатировал известный переводчик китайской классики Дмитрий Воскресенский: «Сейчас в Китае много интересных писателей. Китайскую литературу сейчас много переводят в Англии, Франции, США, Японии. Думаю, что в последнее время приоритет в области перевода с китайского языка постепенно переходит к Западу, что для нас прискорбно. На Западе выросла школа синологии, в которую вошли китайцы с хорошим европейским образованием и в то же время понимающие менталитет китайцев…»[3]
Ситуация с тех пор несколько изменилась, но не сильно.
И ещё. Для продвижения переводной литературы важно, чтобы были известны не только имена переводимых авторов, но и имена их переводчиков. Имена, скажем, Апта, Голышева, Лунгиной, Микушевича, Трауберг были также и гарантией качества. Или, если говорить о сегодняшнем дне, Немцова, Коваленина, Сонькина (можно назвать ещё несколько имен). Уверен, что есть и известные в своем кругу переводчики современной прозы с китайского. А за пределами круга? Был Игорь Егоров, переводчик Мо Яня, но он два года назад скончался. Может, в будущем — Юлия Дрейзис; пока она больше переводит поэзию.
Китай в более выигрышном положении: русская литература на китайский переводилась, и довольно активно, весь двадцатый век. Даже после некоторого охлаждения интереса к современной русской литературе с начала 60-х и особенно — в 90-е (когда Россия окончательно отказалась от социалистической повестки), русская классика продолжает активно переводиться и издаваться. Для сравнения: объем переводов русской литературы на китайский язык в начале 2000-х был почти в двадцать раз больше, чем переводов китайской литературы — на русский[4].
В Китае и гораздо больше переводчиков русской литературы, чем в России — китайской. Многие переводчики — одновременно профессора русской литературы на соответствующих факультетах. Один из самых известных и авторитетных — Лю Вэньфэй, он же — один из активных организаторов «русской» программы на Пекинской ярмарке. В библиографии трудов, изданной к его 60-летию, более ста переводов. Поражает не только количество, но и диапазон. Жанровый, стилистический, идейный. От Белого до Пелевина, от Чаадаева до Троцкого, от Кушнера до Драгомощенко, от Арцыбашева до Елизарова… Не говоря уже о русской классике и нескольких собственных монографиях. Возможно, и среди русских переводчиков китайской литературы со временем появятся аналогичные фигуры. Хотелось бы верить.
Ярмарка завершилась.
Сравнивать с предыдущими годами не могу, но, судя по отзывам, российское участие в этом году было более заметным. И литераторов приехало больше, и издателей («Эксмо», «Детская литература», «Русский язык. Курсы»…). Издатели вроде бы тоже довольны переговорами с китайскими партнерами. Проблема в переводе платежей — влияние санкций ощущается и в нашем литературно-книжном хозяйстве.
Из других постсоветских государств на ярмарке заметен только Азербайджан; участвует в этом году в первый раз. Стенд по соседству с российским; преобладают роскошно изданные книги и альбомы. Большого оживления у стенда не заметил; но уже хорошо, что азербайджанское книгоиздание было представлено на этом крупнейшем (втором после Франкфуртской ярмарки) издательском форуме. Потом, глядишь, и литераторов своих тоже будут в Пекин привозить.
И последнее. Хотелось, из ностальгических соображений, привезти из Китая свитер. Но программа была такой густой и плотной (надеялся ещё и немного посмотреть Пекин), что до свитера дело не дошло. Привез упаковку чая, кружку с логотипом Народного университета, книги… И воспоминания и мысли, которыми и попытался здесь поделиться. Свитер, в конце концов, дело десятое.
[1] Кстати, проза самого Ли Эра, переведенная на все основные европейские языки, до сих пор, к сожалению, неизвестна русскому читателю.
[2] Если в 2019 году китайский изучало около 17 тысяч российских школьников, то уже в 2021 их количество увеличилось до 91 тысячи (https://www.kommersant.ru/doc/5941668).
[3] Калашникова Е. По-русски с любовью: Беседы с переводчиками. — М.: Новое литературное обозрение, 2008. С. 144.
[4] Родионов А.А. О переводе и издании на русском языке новейшей китайской прозы в 2009—2018 гг. // Вестник Санкт-Петербургского университета. Востоковедение и африканистика. 2019. Т. 11. Вып. 4. С. 401