Об истории идей и устройстве человеческих типов
Ольга БАЛЛА и Юлия РАХАЕВА размышляют о книге Александра Чанцева «Бунт красоты: эстетика Юкио Мисимы и Эдуарда Лимонова»
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 8, 2024
«24 февраля руководство ЛДП явилось ко мне на Герцена. Первым приехал Андрей Архипов, привез шубу, колбасу, водку, даже вилки и даже домашние тапочки, которые тотчас надел. Пока он раздевался в коридоре, я рассмотрел его. Под меховой шапкой — костистое лицо, глубоко под бровями — вполне восточные глаза. Длинное пальто из ткани букле, с поясом. Худ, спортивен, гимнаст, велосипедист (позднее я жил у него десяток дней. Велосипед занимает Центральное место: висит на окне), холостяк, инженер. Всегда такое впечатление, что он бежит в ровном галопе, даже если идет. До ЛДП последним местом работы Архипова была газета “Аргументы и Факты”.
Инициатором встречи были они: Архипов, а может быть, и Владимир Вольфович. Архипов предложил “поговорить”. Я согласился. Я не соврал журналистке Юле Рахаевой из “Московского комсомольца”: да, я искал банду. Но совсем без спешки и без нервозности. Пока я уже предложил свои услуги Алкснису и Бабурину и назавтра вылетал по их просьбе в Красноярск. Так что одна банда у меня уже была».
(Лимонов против Жириновского. — М.: Независимый альманах «Конец века», книжное приложение, 1994.)
Когда я пришла на интервью (судя по надписи на книге «Это я — Эдичка» — «Юлии от скандального автора. Спасибо за интервью», дальше автограф латиницей и число, — это произошло 7 февраля 1992 года), в этой самой квартире на Герцена, которую снимал для Лимонова его первый российский издатель Александр Шаталов, тоже находились двое молодых людей. Я их не видела ни до, ни после. Запомнились мне они тем, что были очень хорошо одеты, чисто выбриты и промыты. То есть выглядели такими западными персонажами в довольно пестрой и бедно одетой тогда Москве. Я мысленно пошутила: ксендзы охмуряют Козлевича.
К тому времени я, конечно же, прочитала самую известную книгу Лимонова (а, возможно, даже и всю трилогию). Я дружила с Александром Шаталовым. Именно он дал мне все эти книги и предложил сделать интервью с писателем, который тогда уже был в большой моде. Он сам договорился о времени, и вот я ждала, когда мой будущий собеседник проводит предыдущих гостей и мы сможем, наконец, поговорить под диктофон.
По контрасту с образами Эдички и Эди-бэби Лимонов в жизни оказался настоящим джентльменом. Он извинился за то, что мне пришлось ждать, и вообще был безукоризненно вежлив, предупредителен, интеллигентен. Интервью прошло как по маслу. И под заголовком «Я ищу банду, к которой мог бы примкнуть» вышло в «Московском комсомольце» 20 февраля 1992 года.
А я продолжила читать выходившие одна за другой книги Лимонова. Переживала, когда его посадили. Зауважала незнакомого мне тогда Сергея Шаргунова, отдавшего узнику свою премию. Когда Лимонов вышел на свободу, я работала редактором на телевизионной передаче «Синий троллейбус». И мы пригласили Эдуарда Вениаминовича в качестве гостя. Но буквально накануне прямого эфира откуда-то сверху пришел запрет на Лимонова, пришлось срочно кого-то искать на замену, но это уже другая история.
В общем, я всё это к тому, что личность и творчество этого писателя и человека были мне по-прежнему интересны. Но почему-то книга Александра Чанцева, вышедшая в 2009 году, прошла мимо. Однако мне был дан ещё один шанс с ней познакомиться, и я его не упустила.
Между первым изданием книги Александра Чанцева «Бунт красоты. Эстетика Юкио Мисимы и Эдуарда Лимонова» и нынешним вторым, исправленным и дополненным, прошло пятнадцать лет. Тут можно было бы порассуждать, как сильно за это время изменилась жизнь вообще и наша в частности, — да мало ли о чем ещё! Однако за время, прошедшее с момента выхода первого издания, произошло и нечто такое, что принципиально изменило в книге Чанцева решительно всё.
В 2009 году один из двух главных героев книги был жив. Больше того, и об этом пишет автор в предисловии ко второму изданию, Лимонов буквально в первый день продаж купил эту книгу в «Фаланстере», а затем и отрецензировал её в «Живом журнале», ревниво попеняв автору, посмевшему его с кем-то (пусть и с самим Мисимой!) сравнить. И то верно, ведь сказал же поэт: «Не сравнивай: живущий несравним». Тем более несравним с давно не живущим…
Но потом Лимонов умер. И книга сразу стала совсем другой, оставшись по сути той же самой. Помните, у ещё одного поэта: «Ляжем — сравняемся»? Теперь уже оба героя книги Александра Чанцева легли и, таким образом, сравнялись. Стали равноудаленными от нас — не по времени, так по месту (по ту сторону Стикса) — объектами для препарирования.
Все знают знаменитую цитату из Заболоцкого про красоту. Ну в смысле, сосуд она, в котором пустота, или огонь, мерцающий в сосуде? То есть поэт рассматривал красоту как нечто несамостоятельное, а если самостоятельное, то неполноценное. Ему, как и многим, было куда важнее содержимое этого сосуда. Для обоих героев книги Александра Чанцева вопрос так не стоит. И для Мисимы, и для Лимонова красота — абсолютная, самодостаточная ценность. Для обоих эстетика однозначно превыше этики. Правда, в разной степени. И вот об этом — о степени, а также о пределе допустимого для красоты, о попытках преодолеть мешающее человеческое у своих героев — книга «Бунт красоты. Эстетика Юкио Мисимы и Эдуарда Лимонова».
Сразу скажу: мне показалось, что у япониста Чанцева, возможно, и против его воли, более симпатичным получился образ нашего соотечественника Лимонова. Который не сумел, а может, и не захотел пойти до конца, убить в себе во имя красоты все слишком человеческое. Мисима — смог. И на этом не остановился. Во имя красоты он в конце концов сделал то, что неоднократно делали герои его литературных произведений. Совершил сэппуку (хотя до книги Александра Чанцева я была уверена, что это действие называется харакири).
Главным различием Мисимы и Лимонова Чанцев называет уровень мизантропизма. Тотальный у Мисимы — он «пытается построить свою метафизику на одной эстетике, лишь минимально, да и то безуспешно привлекая этическое основание. Эстетически красивый бунт Мисиме был нужен лишь для оправдания, мотивации прекрасной смерти». И менее радикальный у Лимонова, который «пишет об эстетике, красоте бунта, но она не является для него самоцелью. По сути, перед нами вульгарное переложение идей уже анархо-коммунизма (отменить деньги, всем дать равное), в коммунизме же очевидна христианская составляющая».
Далее автор «Бунта красоты» пишет об отношении своих героев к войне. Оба, говоря современным языком, завойнисты. Но Мисима просто любуется красотой войны, тогда как Лимонов находит ей тактическое оправдание: «Вовремя начатая война сберегает жизни». И к личностным противоречиям героев автор книги в этом случае добавляет противоречия ментальные. Персоналистский, антропоцентричный подход, утверждает он, свойственен именно европейскому менталитету. В отличие от менталитета восточного… В конечном итоге эстетические поиски привели Мисиму к «желанию слиться с некой абстрактной, надмирной, трансцендентной красотой». А Лимонова — «к любви к конкретному народу, слиянию с ним».
Можно, считает Александр Чанцев, «со всей справедливостью говорить о формальном заимствовании Лимоновым темы смерти у Мисимы и перенесении её в структуру собственной эстетики». Но Лимонов, по его словам, «в значительной мере отступает от канона Мисимы, в котором только смерть была по большей части самоценна». Для него смерть «не является красотой самоценной, как у Мисимы, а служит красивым завершением красивой жизни, красивой точкой в финале самосочиненного существования».
Более человеколюбив Лимонов, в отличие от Мисимы, и по отношению к старости. Для Мисимы всё просто: надо «убить красивого человека, пока он молод». Лимонов же, замечающий, что «старость явление неприятное, некрасивое», всё же местами не чужд жалости к старикам, особенно тем, которым выпало жить в перестроечные времена. Возможно, поэтому он дожил до достаточно преклонных лет, родив уже на закате двух своих единственных детей. В отличие от Мисимы, который, в точности следуя известной формуле, жил быстро, умер молодым и оставил красивый труп.
Ещё одно важное отличие, обнаруженное Александром Чанцевым. У Мисимы жителям идеальной страны будущего запрещено читать и учиться. Лимонов же выступает за образование, но иное, не такое, как репрессивная (по его мнению) школа советского образца. «Детей, — уверен он, — будет содержать и воспитывать община. <…> Образование станет коротким и будет иным. Мальчиков и девочек будут учить стрелять из гранатометов, прыгать с вертолетов, осаждать деревни и города, освежёвывать овец и свиней, готовить вкусную жирную пищу и (внимание! — Ю.Р.) писать стихи».
В своем «Заключении» Александр Чанцев пишет о том, что, при многих различиях, делает его героев тем не менее во многом похожими. Мисима — западник по воспитанию, который мечтает не просто вернуться к корням, стать плотью от плоти японской традиции, но и возглавить антиглобалистское (как бы мы теперь сказали) течение в стране. Лимонов — многолетний эмигрант, вернувшийся в страну, которую фактически забыл, сразу стал искать тех, с кем можно было бы побузить. То есть их сближает ещё и то, что оба они по сути маргиналы, точнее, «люди со стороны».
Александр Чанцев называет в своей книге имена писателей, которые наследуют Лимонову, а через него (или непосредственно) Мисиме. Но перечислять их нет смысла, ибо время подбрасывает всё новые и новые примеры, а старые вдруг трансформирует, порой до неузнаваемости.
Несмотря ни на что, книга «Бунт красоты. Эстетика Юкио Мисимы и Эдуарда Лимонова» своей актуальности за минувшие пятнадцать лет не потеряла. А чтобы её ещё больше актуализировать, автор добавил в качестве бонус-треков несколько своих статей на близкие к ней темы. Одним из таких бонусов стал некролог на смерть Лимонова. Закончу цитатой оттуда: «Желчный старик — что может быть отвратительнее? Но кто может быть талантливее Лимонова?»
Александр Чанцев. Бунт красоты: эстетика Юкио Мисимы и Эдуарда Лимонова. — 2-е изд., испр. и доп. — М.; СПб.: Т8 Издательские Технологии / Пальмира, 2024. — 326 с. — (Литература и искусство).