«Вот все входят в храм…»
О романе Сухбата Афлатуни «Великие рыбы» размышляют Геннадий КАЛАШНИКОВ и Ольга БАЛЛА
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 6, 2024
Книга Сухбата Афлатуни «Великие рыбы» — своего рода панорамная история христианства от его зарождения и буквально до наших дней. И рассказана она в жизнеописаниях (хочется сказать — в житиях) его подвижников и праведников.
Великие рыбы называет этих людей автор.
Без некоторых пояснений не обойтись.
Почему рыбы, да ещё великие? Ихтис в переводе с греческого — рыба. А рыба стала тайным символом раннего христианства, скрывавшегося от преследований власти, таившегося подобно осторожным рыбам в глубине.
Вот краткая справка: «Глубокий смысл скрывается в том, что “ихтис”, в своем исконном начертании выглядящий как «ΊΧθΥΣ » , является древним акронимом, в кото-ром кратко определяется имя Спасителя и первохристианская вероисповедная формула. Каждая её буква есть не что иное, как первая литера греческих слов — Ἰησοῦς Χριστός, Θεοῦ Υἱός, Σωτήρ в переложении на русский язык обозначающие — Иисус Христос Божий Сын Спаситель».
Что нового можно сказать об истории христианства? — скептически спросит иной читатель. Ведь об этом написаны сотни книг — от серьезных исследовательских работ до популярных переложений.
Всё верно. Но тема такова, что всегда будет привлекать к себе и ученых, и писателей, и людей, интересующихся историей вообще и историей христианства.
«История иногда ходит кругами, двоясь в именах и судьбах», — пишет автор, как бы указывая на метод своего свободного повествования. А повествование это включает в себя и строгую документалистику, и вольный полет творческого воображения, особенно там, где речь идет о временах, подёрнутых многовековой дымкой времени: «Ночь была холодной, костер у дороги грел слабо. Внезапно Пётр поднял глаза и увидел Его. За спиной темнел крест, нижний конец которого волочился, постукивая, по булыжникам. Пётр приподнялся; стало видно и лицо подошедшего, и венец, и кровоподтеки. Пламя изогнулось от ветра и снова распрямилось, пуская в ночное небо искры».
Многогранность книги, её полифоничность, многомерность ещё и в том, что не только известные люди — мученики и страстотерпцы — появляются на её страницах. Здесь нашлось место и для незаметных подвижников, скромных праведников, самой надежной опоры веры и церкви.
Практически целая повесть посвящена ткачихе Марии Даниловой из Гаврилова-Яма, обычной прихожанке, попавшей в жернова сталинских репрессий. И здесь автор прибегает к строго выверенному документальному письму: «Место называлось Гаврилов-Ям. Городом он сделается в 1938 году, Мария Фёдоровна этого события уже не застанет. А когда перебралась сюда, это был ещё поселок, хотя и крупный, и от Ярославля недалекий. Посреди поселка протекала та же, что и в Ярославле, речка Которосль…»
Мария Данилова скончалась в 1946 году в одном из исправительно-трудовых лагерей и годы спустя была причислена к «лику новомучеников и исповедников». Автор подробно, с подлинным художественным мастерством воссоздает её жизнь (и снова хочется сказать — житие), приметы времени, в котором она жила. Обычная судьба, обобщенная до символического величия.
То же можно сказать и о проникновенном повествовании о митрополите Алма-Атинском и Казахстанском Николае.
Как видим, эта книга не только о зарождении христианства, о людях, стоявших у его истоков. Её звучание гораздо шире. Имена библейских персонажей и римских императоров, Вольтера и Екатерины Великой, митрополита ростовского Арсения, старца Феодора и его племянника — адмирала Фёдора Ушакова, истории их деяний, удивительных и трагических изломов судьбы говорят о вере и верности, о связи времен и культур, о единой ткани человеческой истории. Мы все в реке истории, она творится, свершается и в ограниченных сроках нашей жизни, но мы, несмотря на краткость, конечность нашего бытия, причастны к ней, и в этом смысле бессмертны.
Это лейтмотив книги, и он звучит на всем её протяжении, пересказывает ли автор библейские истории: «Что было дальше, хорошо известно. Ревекка напоила слугу, а потом его верблюдов. И стала женой Исааку, и родила ему двух близнецов, Исава и Иакова…», апокрифические сюжеты о деяниях апостолов Петра и Павла, повествует ли о днях нынешних, о той же Марии Даниловой или о патриархе Тихоне, он пытается — и на мой взгляд удачно — воссоздать атмосферу времени, передать её в неброских, но точных деталях. Пески и зной Иудеи, стужа и снега Колымы, руки самаритянки, подавшей воды чужестранцу у колодца Иакова, и натруженные руки ткачихи Даниловой, московский юродивый Иоанн Большой Колпак и пушкинский Николка Железный Колпак из «Бориса Годунова»…
Сухбат Афлатуни, как уже отмечалось, свободно обращается к событиям истории как далеких веков, так и времен сравнительно недавних. Легко и естественно включает в текст свои собственные воспоминания, что придает книге особую задушевность и открытость, щедро цитирует самых разных авторов: от полузабытого поэта Фёдора Глинки до Ильфа и Петрова.
Всё это складывается в причудливую и органичную мозаику, где каждый фрагмент перекликается со всеми остальными, дополняет и подчеркивает общую гамму. Ещё это напоминает строго выверенную систему зеркал, отражающих друг друга, создающих непрерывную перспективу от дней нынешних ко временам почти мифическим.
И, разумеется, книга обращена к нам, людям, живущим в своем, не менее сложном, времени. Ведь не просто же так автор пересказывает историю христианства и жития его подвижников. «Камо грядеши?» — куда идёте? — спрашивает нас эта книга, её внутренний посыл, заставляющий читателя задуматься над тем, что нас объединяет с прошлым, что ждет в будущем.
Книга начинается со сцены у колодца и этой же сценой заканчивается. Роман изящно закольцован сюжетом о женщине, у которой прохожий иудей попросил пить:
«Иудей не просто обратился к ней, но попросил о помощи.
— Дай мне пить.
Да, конечно, это был не просто иудей. Не просто галилеянин. Не просто странник, сидящий в тени. Но самаряныня этого пока не знала…»
Вера, словно чистая холодная вода, утоляет жажду души.