Художник Вера Колганова
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 2, 2024
Художническая династия в современной России не редкость; правда, младшим представителям знаменитых фамилий сейчас уже к шестидесяти годам, и бывает, что преемников у них нет… Но каждая эпоха по-своему распоряжается людскими судьбами и наследием. Обратимся к тому, чем мы владеем, зачастую даже не зная о своем богатстве.
Вера Колганова — дочь Владимира Дмитриевича Колганова (1923–2014), одного из старейших художников мастерской «Промграфика». Всю жизнь он создавал товарные знаки, этикетки, плакаты, эскизы значков, упаковок — того, что в Советском Союзе называлось промышленной графикой, потому что буржуазное слово «дизайн» не использовалось. Филателисты до сих помнят серии марок Владимира Колганова «Заповедник Аскания Нова», «Беловежская пуща», «Кавказский заповедник», «120 лет Московскому зоопарку». Для Палеонтологического музея им. Ю.А.Орлова в Москве Колганов делал научные реконструкции облика динозавров, которые и ныне можно видеть в витринах. Сотрудничал с учеными-палеозоологами, такими как Константин Константинович Флёров, предоставлявшими художнику кости скелета, чтобы тот «одевал» их живыми тканями.
Манера Владимира Колганова скрупулезна и близка к миниатюре. Аккуратности, подробности и внимательности он хотел научить и дочь; но в жизни восьмилетней Веры появился еще один живописец, Александр Павлович Жданов (1938—2006), отчим ее детской подруги. У того все было совершенно иначе: широкие планы, обобщенные пространственные образы, минималистические, но эмоционально насыщенные композиции. Это ей оказалось ближе.
Окончив Детскую художественную школу № 1 (ныне она носит имя В.А.Серова), а затем Строгановку (факультет интерьера, отделение мебельно-декоративных тканей), работала на заказ, участвовала в выставках. Одно время преподавала в знаменитой авторской «школе самоопределения» А.Н.Тубельского.
После первого курса Колганова впервые оказалась на Куршской косе. Говорят, до революции 1917 году здесь жила колония художников, упивавшихся необыкновенным пейзажем, лаконичным и насыщенным. Сюда Вера при любой возможности ездит и сейчас; это ее место силы: «Мой свет, мой цвет, мой космос. Куршская коса расположена между заливом и Балтийским морем. Здесь свой климат. На заливе может быть шторм, а на море тепло и солнце. Выбирай себе погоду по состоянию души или настроению. Пишу я в мастерской по наброскам, но все, кто был на Куршской косе и видел потом мои работы, сразу узнают эту местность».
Живописная манера, усвоенная от Александра Жданова, оказалась как будто специально предназначена для воплощения куршского ландшафта. Искусство, наложившись на действительность, вызвало к жизни нового художника.
В начале 1990-х Вера участвовала в оформлении интерьеров и витрин Геологического музея. К этому времени относятся работы, выполненные уже в ее собственной манере, крайне далекой от отцовской, но не повторяющей и Жданова или кого-либо еще. Широкий, долгий, не отрывая руки, мазок — на каждой работе их получается всего несколько, — и на листе возникает образ.
…О нескольких великих классиках Востока и Запада рассказывают одну и ту же историю. Пришёл к мастеру заказчик, захотел картину купить. Взял мастер лист, взял кисть, взмахнул раз, взмахнул другой — и возникло чудесное изображение. Заказчик онемел от восторга. Но когда автор назвал цену, взвыл: «Ты работал десять минут, за что такие деньги?» «Десять минут и всю жизнь», — ответил художник.
У Веры не было долгой «всей жизни». Так случилось, что в день рождения дочери она осознала конечность собственного бытия. Сразу прозвучал и ответ на этот вызов — творчество, всегда, невзирая на житейские обстоятельства. Поначалу она работала гуашью и вообще всем, что попадалось под руку, хоть хозяйственной эмалью или синькой, на любых плоскостях, хоть на утеплителе. Надо понимать, что материалов для художников в восьмидесятые-девяностые годы почти не было; Колганову, как и многих других, волновала не будущая сохранность, а процесс, достижение результата. Потом появился акрил; позже, в какой-то момент Вера нашла свою технику — масло по бумаге.
Эксперименты с этой техникой известны, по крайней мере, с 1960-х годов. Однако у большинства художников все остановилось именно на стадии проб, потому что масляная краска имеет свойство проступать сквозь бумагу; на обороте возникает огромное, порой в размер всего листа, жирное пятно. Вера Колганова нашла некое соотношение краски и разбавителя, при котором этого не происходит.
Не только манера в целом, но и материал, выбранный для работы, есть прямое продолжение существа художника, психического и физического. Это одна из тайн творчества, наименее исследованная и манящая. Ключевое слово — органика: для кого-то естественна пастель, кто-то создаёт чудеса из «детсадовской» гуаши, иной не мыслит ничего, кроме темперы. На обращённый к Вере Колгановой вопрос, почему она пишет маслом по бумаге, автор пожимает плечами: «Так получается».
И очень непросто получается, ведь соединяются два вида искусства — живопись и графика. В работах Колгановой белый лист играет традиционную для графики роль, служа полноценным изобразительным средством. Вера никогда в годы сознательного творчества не заполняла лист целиком, белое для нее — знак и образ пространства. Масло же на бумаге приобретает прозрачность, но при этом сохраняет возможность «лепить» форму, «выращивая» объёмы мазками и красочными массами. Прозрачность масла делает работу светоносной, хотя источник света здесь не предполагается, речь ведь не о натуралистическом пейзаже. Мазок у Колгановой иногда бывает единственным для каждой части композиции, очень длинным и широким, протяжённым, как природный объект, образ которого она передаёт, будь то берег, или река, или гора, море, дерево. Образ же всегда выглядит цельным, как в натуре.
Иногда хочется причислить Веру Колганову к минималистам, и это будет неправильно — объекты её внимания располагаются свободно, вызывая ощущение изобилия и торжества природы, широты захватывающего дух Замысла. Иногда хочется назвать художника экспрессионистом, что тоже ошибка: при эмоциональной насыщенности каждой работы здесь нет напряжённости, драмы, это концентрация созерцателя, а не преобразователя. Колганова ничего не добавляет от себя — ей дано видеть основные линии развития изобразительной темы и взаимодействие цветовых пятен. Это она и запечатлевает, оставляя подробности за пределами композиционного решения.
Один из любимых художников Веры Колгановой, Эндрю Уайет, все же значительно больше внимания уделяет конкретной детали. Вспоминается и Пётр Дик, но в большинстве его работ драма бытия как раз и выходит на первый план.
…А параллельно идет ее жизнь, обычная, как у всех. Болезнь и похороны матери, а потом отца, печальные и радостные обстоятельства, свои и близких, необходимость поддерживать быт. Для Веры Колгановой жизнь и творчество не противопоставлены, это, как она говорит, «одна ткань». Эмоционально для нее прошлое мало чем отличается от настоящего, далекие предки — от нынешних знакомых. Неслучайно в 2019 году в Острогожске, на родине бабушки-блокадницы Серафимы, в Историко-краеведческом музее им. И.Н.Крамского Вера сделала выставку «Михаил и Ольга со чадами: История семьи, рассказанная правнучкой». Михаил и Ольга Орловы жили в Острогожске до революции, были людьми состоятельными, имели двенадцать детей, любили друг друга. В 1914 году Ольга Николаевна умерла. Семейная легенда гласит, что муж скрестил на груди руки и ушел вслед на сороковой день после ее смерти.
Внимательная к людям, Вера редко делает их героями своих композиций. Знак человеческого присутствия — точка зрения художника, место, откуда увиден пейзаж.
Конечно, Куршская коса не единственное место, куда ездит Вера — освободить глаз, увидеть мир заново, вырвавшись из рутины. О путешествиях она рассказывает сама.
«Многие годы я ездила в Судак, а в 2021 году приехала в Андреевку под Севастополем, в совершенно непривычный и неизвестный для меня Крым. Не южный берег, здесь всё иное. Здесь нет скал и камней, но есть обрывы и рыжие глины, и на этих глинах растут совершенно фантастические деревья. Отвесная песчаная стена вдоль берега. Другой Крым: море, глины, песок.»
«Мангуп-Кале — место с богатой историей, там есть пещеры, развалины крепости, гора. Из всего этого возникают завихрения линий. Но мне нужны пространственные меты, вешки, координаты, чтобы относительно них строить изображение на листе: я ведь пишу не вещи, не фигуры, не явления природы, а скорее обозначения всего этого. Ими стали стога сена, которые получились в результате как жемчужины.»
«Все новгородские работы сделаны на натуре. Квартира моей подруги окнами обращена к церкви Спаса на Ильине. Я сидела у окна и рисовала, на подоконнике стояла ваза. Получился и натюрморт, и пейзаж вместе. Церковь Параскевы Пятницы тоже натурная. Ещё я ходила на пленэр. Для меня очень важно отсечь ненужные детали, но при этом сохранить наполненность, смысловую и композиционную ценность момента.»
«Пустыня Негев в Израиле — одно из красивейших мест на земле. Невысокие горы фантастических цветов и оттенков, от светлой охры до лилового, иногда светлого, иногда густого. Цвет зависит от погоды, от солнца. Мне хотелось уйти в эту пустыню и надолго остаться там с горами и красками.»
«Чаще я работаю в мастерской, по памяти. Тщательно сохраняю наполненность момента и расстановку основных знаков. Если луна располагалась слева, значит, и на рисунке она должны там быть. Иногда, конечно, забываю, в этом случае приходится делать варианты. Но эмоция сохраняется, иначе я не стану работать. Работы из Переделкина, как и новгородские, — натурные.»
В годы последней болезни Владимира Дмитриевича Вера не могла писать картины: уход за больным забирал почти все время. Без творчества, однако, невозможно. Тогда-то она и стала заниматься валянием из шерсти, используя облегченную технологию. На помощь пришла стиральная машина: шерстяную гребенную ленту надо пощипать на отдельные кусочки и выложить на поверхность, на синтетическую ткань, с учетом дальнейшей усадки примерно на треть. Первые два слоя — основа, дальше еще два — будущее изображение. Затем нужно свернуть полученное полотно в рулон, закрепить булавками, пришить нитками и отправить в стиральную машину. Двух стирок хватает, чтобы получилась композиция, которая потом высушивается.
Ковры Веры Колгановой, ее росписи по ткани, как и станковые произведения, неоднократно экспонировались в Москве и других городах России. Режиссер студии «Арт-Эрия» Андрей Бабаев снял о Вере несколько фильмов, в том числе, и о ее текстиле.
Валяные изделия сегодня в большой моде. Это одежда, обувь, дамские аксессуары, словом, то, что традиционно относится к области декоративно-прикладного искусства. Изделиями можно пользоваться — украшая себя, например. Но и в этом случае с Верой Колгановой не так все просто. Нить и ткань для этого художника — то же самое, что масляная или акриловая краска, с единственным отличием: место живописной или графической основы занимает тот же материал, из которого выполнен изобразительный мотив.
Глубокое уважение живописца или графика к мазку, фактуре, картинной плоскости, листу повсеместно и свойственно каждому настоящему профессионалу; размышления о пластических и колористических возможностях графитного карандаша типичны; но почему нельзя распространить такое отношение и на текстильные материалы?.. Вера Колганова это делает с тем же артистизмом, с той же смелостью и естественностью, с которой пишет картины масляной краской по бумаге. В обеих областях деятельности перед ней стоит задача проникнуть, пусть лишь на доступную человеку глубину, в тайны Творения — и передать другим своё понимание. Больше она ни на что не претендует. Но если речь идёт о расширении радиуса применения материала, то, значит, заходит разговор и о глубоком чувствовании жизненной материи, круговорота веществ в природе.
О единстве труда и молитвы, безмолвной и возносимой с помощью физического действия — жеста работающих рук.
