(Х.Побяржина. «Валсарб»)
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 2, 2024
Хелена Побяржина. Валсарб: Роман. — М.: Альпина нон-фикшн, 2023.
Город-сад. Город-озеро. Город-ветер. Город-остров. Город-кладбище. Всё это — Валсарб. Или — Браслав, маленький городок в Беларуси. И, как вскоре становится понятно, название родилось из любимой игры главной героини романа в перевёртыши. Глазами — и словами — девочки, голосом которой рассказана эта история, читатель видит город, его прошлое и настоящее, в котором есть место не только ныне живущим, но и «бывшим» людям: «Он скрыт среди озер и жаждет покоя. Пока его не трогают, он спит. Или притворяется спящим. Может показаться, что у него расстройство памяти, но он всё помнит, только напоказ не выставляет».
Как выясняется, у Валсарба много тайн, которые скрыты от памяти его жителей. В эти тайны, кажется, сам город посвящает только одну маленькую девочку, способную увидеть и услышать, почувствовать его историю по-настоящему. Почему таким проводником между прошлым и настоящим, а может быть и будущим, становится именно она? Дело здесь, кажется, не столько в ее избранности, сколько в чуткости и восприимчивости, которое обострено у ребенка, осознающего свое одиночество в мире взрослых и ровесников. Осознающего невозможность приспособиться, приладиться к окружающему миру и это одиночество преодолеть.
Пусть взросления, который проходит девочка, сталкиваясь с непониманием со стороны учителей и недоверием близких, насмешками одноклассников и первыми большими потерями, сегодня является одной из частых тем, к которым обращаются писатели. Литературный критик Константин Мильчин в одном из выпусков передачи «Книги по назначению» на радио «Культура» сказал о романе Хелены Побяржиной: «…всё это крайне мило и местами даже симпатично написано, но напрочь лишено смысла. Эта книга написана ровно потому, что такие книги про детство от лица девочек или мальчиков, но в основном, конечно, девочек, про взросление ребенка с большим количеством элементов волшебного пишутся постоянно, регулярно и, кажется, пользуются популярностью».
Однако с этим утверждением всё-таки хочется поспорить. Чем «Валсарб» Хелены Побяржиной отличается от ряда книг о взрослении, в которых одиночество ребенка выходит на первый план? В отличие от многих книг такого сюжетного плана, в большом количестве издающихся, например, в издательстве «Самокат» (с увлекательными сюжетами, интересными героями и трогательными моментами), этот роман своей формой, интонациями и подтекстами обращен к взрослому читателю, а не к подростку. Это роман-воспоминание, где сильны лирические и порой ностальгические интонации, возвращающие читателя в собственное (счастливое или несчастливое, но всегда полное важных событий, отношений и смыслов) детство.
При этом есть, конечно, и размышления, которые кочуют из одного романа взросления в другой: о непонимании самых близких людей, болезненном переживании подростком недоверия и невозможности соответствовать ожиданиям взрослых: «Иногда мама смотрит на меня так, будто видит впервые. У меня не получается ни быть, как все, ни притворяться, что я как все, вот в чем дело».
От одиночества ребенка спасают книги, именно с ними она проводит большую часть времени вне школы. Размышляя о своем одиночестве, героиня воображает себя не кем-нибудь, а Козеттой. Видимо, прочитав тоненькие детские книжки про Гавроша и Козетту, она мечтает прочесть «Отверженных» Виктора Гюго целиком, но ее мама считает, что дочка еще не доросла до такой взрослой литературы и ничего не поймет. Ожидаемая и типичная реакция подрастающего ребенка: «Можно подумать, она знает, что я в состоянии понять, а что — нет».
Но темой взросления и одиночества роман Хелены Побяржиной вовсе не ограничивается. Одним из ключевых мотивов романа становится время и память о прошлом. Девочка не просто чутка и восприимчива к жизни. Она видит больше, чем могут распознать глаза обычного человека: к ней являются «бывшие люди» — те, что жили здесь когда-то и о которых забыли. Память о них не увековечена на надгробных плитах, памятниках или досках. Поэтому они приходят как тени в ее дом и видятся у городского мемориала, а во снах рассказывают ей свои истории и называют свои имена — чтобы напомнить о себе и вписать свои имена в историю через память хотя бы одного живого человека.
Постепенно из историй этих героев из прошлого становится понятно, что практически все они — жертвы холокоста, рассказывающие о событиях, происходивших во время оккупации немцами белорусских земель. Среди звучащих голосов — и дети, и женщины, и сохраняющие мужество отцы семейства. Их истории обрываются на полуслове, но сохраняется главное — память о живших и погибших в этих краях. «Валсарб — это город-кладбище. Здесь чувствуешь мертвых под ногами», — таким иногда ощущает свой город девочка.
Кроме неизвестных, до поры безымянных жертв истории, в снах появляется, например, ее прабабушка Казимира: «Когда ты долго не разглядываешь мои чёрно-белые фотокарточки, я прихожу в твои цветные сны. Не думаю, что могу объяснить, зачем мне это. Может, для того, чтобы ты знала, что, когда мои глаза видели, они были голубые. Такие же, как твои».
Эта способность девочки услышать своих предков указывает на ее особую, тесную связь с родом. Она не только в том, что прабабушка является в ее сны, но и в том, как тонко она воспринимает все, что связано с прошлым: как дороги ей старый дом и вещи, хранящиеся в нем. В них — та же память о минувшем и обо всех ушедших, которые на самом деле живут рядом: «Ума не приложу, когда я успела проникнуться уходящей натурой, но знаю, что дом из красного кирпича нравился мне больше».
Чуткость и восприимчивость у героини не только к прошлому и к окружающему миру, но и к тому, чему нет названий и определений. Девочка еще пока со всей детской наивностью верит в Пана Бога, который живет в костёле. На занятия в костёл ее водит Дед — еще один самый настоящий Пан Бог для нее. Для этого ритуала он облачается в выходной костюм и с гордостью ведет свою внучку за руку по улицам Валсарба. В другие дни Дед может отправиться с ней в лес или в путешествие в местечко Заборные Гумна на мотоцикле с коляской, или просто до магазина, чтобы купить рыжий кирпичик хлеба и яблочное повидло для внучки.
Именно Дед был тем человеком, который верил в эту маленькую девочку и не скупился на проявление любви и заботы. Память о них будет давать силы жить в самые трудные времена. Неожиданно эпизоды романа, связанные с воспоминаниями о самых счастливых днях детства в доме Деда и «большой, пышной, как ватрушка с творогом» Бабы (а вовсе не родителей, которым было не до неё), вызывают ассоциации с популярной книгой для подростков норвежской писательницы Марии Парр «Вафельное сердце». И хотя эта подростковая история — приключенческая, теплая и светлая, те же интонации и даже сюжетные переклички возникают в тексте Хелены Побяржиной: дедушка так же лихо ездит на мотоцикле с коляской, а тёплая необъятная Баба напоминает Бабу-тётю, которая пекла домашние вафли (а здесь бабушка печёт кокору — картофельный пирог с луком).
Память о тех, кто подарил так много любви и заботы, становится убежищем от бед и невзгод, в котором можно хотя бы мысленно почувствовать себя в безопасности, под защитой Пана Бога Деда, который верит в тебя, несмотря ни на что: «Ты есть во всех моих воспоминаниях. Благодаря твоей тринадцатилетней любви я такая сильная, что никогда не сойду с ума. Даже сейчас, когда можно бы. Но я просто сижу и сочиняю слова на Д: дерево, дерматин, день, декабрист, декорация, дерзость, детство. Дед».
Хелена Побяржина — не только прозаик, но поэт и переводчик. Поэтому неудивительно, что язык романа так поэтичен, и именно он погружает в ткань текста, предлагая прислушиваться к нему, присматриваться, играть в филологические игры и разгадывать литературоведческие загадки. Один из главных способов главной героини справляться с неуютом окружающего мира — уйти от реальности в словесные игры в перевёртыши: «Быстро и качественно отвлекаться от всяких печальных дум помогают слова-перевёртыши. Иногда слово, прочитанное наоборот, противоположно по значению основному слову, иногда дополняет его. Куртка — акт рук, кожа — ажок, дорога — агород, чемодан — надо меч».
Игра захватывает и читателя, так что на протяжении всего романа ждешь новых открытий и невольно начинаешь и сам «переворачивать» попадающиеся слова.
«В аду — удав, восторг — грот сов, завиток — кот и ваз, парк — крап, великая — я аки лев. От них клонит в сон. Сон — нос, летаргия — я игра тел».
Ещё девочка любит разглядывать ковер в доме бабушки и дедушки, находя на нём изображения животных и других персонажей, и читать описания цветов в справочнике. А самая любимая её «игра» — сочинять стихи. Именно поэзия станет ключом к разгадке личности одного из «бывших людей», которые прячутся по углам дома и подстерегают её на улице. Правда, этот герой — совсем молодой, почти мальчик, вовсе не пугает её, а становится лучшим другом. Сегодня сказали бы, что он — её «воображаемый друг». Но в сознании поэта реальность и воображение настолько переплетаются, что их сложно бывает разделить.
Автор незаметно разбрасывает в тексте намеки и подсказки, не настолько явно, чтобы сразу их разгадать. Но особо внимательный — и начитанный — читатель, скорее всего, сможет догадаться о том, кто же оказался так близок по духу этой маленькой девочке.
«Я умер знойным июльским днем тысяча девятьсот сорок четвертого года, спустя девятнадцать с половиной лет после рождения».
Или: «…Окончательно потеряла покой и сон, встретив на страницах детского журнала настоящую поэзию и рассказ о двух сестрах, живших в начале столетия в Москве. Одна из них вела дневник и записывала события своей жизни в мельчайших подробностях, вторая писала эти самые строки».
Или: «…Близ деревни Друйка на фоне голых ветвей под снегом стоит обелиск над могилой…»
А вот и несколько строк из стихотворения любимого поэта девочки:
Есть чёрный тополь, и в окне — свет,
И звон на башне, и в руке — цвет,
И шаг вот этот — никому — вслед,
И тень вот эта, а меня — нет.
Наконец, в книжном магазине Валсарба, в книге воспоминаний сестры любимого поэта героиня находит фотографию юноши, который является ей. Конечно, это не кто иной как сын Марины Цветаевой Георгий Эфрон, которого в семье ласково называли Мур. Известно, что Георгия Эфрона призвали в армию в годы Великой Отечественной войны, и в июле 1944 года он был ранен в бою под Друйкой, после чего отправлен в полевой медсанбат. Точная дата и место его смерти неизвестны, но считается, что останки захоронены в братской могиле в Браславе. Неожиданная — а для кого-то из читателей, вполне возможно, и давно понятная — разгадка того, кто же из «бывших людей» так полюбился героине, историю которой читаешь, открывает в романе еще одно измерение — диалог с судьбой Марины Цветаевой, ее семьи и всей страны.
Неслучайно текст кажется таким поэтичным и тонким, словно кружево: не только автор романа, но и сама героиня, чьими глазами мы воссоздаем мир Валсарба, — поэт. Состоявшийся и обретший свой голос, несмотря на неверие и непонимание окружающих.
По-другому вдруг начинают звучать слова, которым можно было не придавать особого значения: мол, всего лишь фантазии ребенка с богатым воображением. «А я погибла на войне. И тоже была мужчиной. Только молодым», — так неожиданно отвечает внучка Деду, когда он показывает ей старую фотографию своего отца, вернувшегося с войны, но прожившего совсем немного…
Роман Хелены Побяржиной — о памяти, которая может быть и как «навязчивый слепень, укуса которого пытаешься избежать», и как спасительные нити, которые связывают прошлое с настоящим, давая надежду на будущее.