Рассказ
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 2, 2024
Лежнева Гюльназ Ханифовна – прозаик. Родилась в 1983 году в г. Стерлитамак (Республика Башкортостан). Окончила Бирский филиал Башкирского госуниверстета (бывший БирГСПА). Печаталась в журналах «Бельские просторы», «Лоскутное одеяло» и др. Лауреат ряда литературных конкурсов, участвовала в проектах АСПИР. Предыдущая публикация в «ДН» ‒ повесть «Нԥнԥй», 2023, № 9.
1
Сегодня пять лет, как умерла бабуля. Я её плохо помню, с нами она не жила, только приезжала к нам на новый год и мой день рождения. И вот уже пять лет мы покупаем в этот день пирог и поминаем её.
Зябко и неуютно в ноябре ходить по улицам Стерлитамака, даже если идёшь за пирогом, и даже если с папой, и даже если папа работает в уголовном розыске. Наш район заставлен серыми одинаковыми коробками с тысячей окошек, среди этих окон есть и три наших. Они смотрят прямо на красно- серый «Ситимол» и на такой же красно- серый «Мегастрой». Два братца-неразлучника.
– Папа, почему всюду в серый добавляют красный?
Я вспомнила, что другой наш торговый центр – «Арбат» – и вовсе весь красный с головы до пят. Папа высунул лицо из воротника:
– Говорят, башкиры любят красный цвет больше других.
– Кто говорит?
– Те, кто в Башкирии никогда не жил. Те, кто проектирует нам дома и магазины.
Я не помню, сказал ли ещё что-то папа, потому что увидела чудесного котёнка!
– Ксс-ксс-ксс, – я встала около него на коленки и погладила взъерошенную шерсть.
Он так мило урчал и трогал меня лапками, что я с трудом понимала, чего хочет от меня папа:
– А ну? встань с колен! Кому я говорю, Алёна! – Папа поднял меня за плечи, оторвал от котёнка:
– Бездомные котята – заразные. Вдруг у него лишай? Или блохи?
Я прекрасно знала, что ответит папа, но попробовала возразить:
‒ Если он станет домашним, то уже не будет заразным!
Но папа уже вёл меня за руку всё дальше и дальше от котёнка. Такое бывало со мной часто, так что я и не удивилась. Я бы, наоборот, удивилась, если бы папа вдруг однажды спросил: «Эй, Алёна, возьмём этого котёнка домой?».
Мы принесли пирог, он совсем не пах – я специально засунула нос под плёнку. Мама тоже хотела понюхать, она только что вернулась с работы. Замученная, прозрачная.
– Это балеш! – сказала я маме, чтобы она не тратила свои силы ещё и на то, чтобы отгадывать, с чем мы купили пирог.
– Ой, какой уж это балеш? Так, одно название. Надо будет в отпуске испечь настоящий балеш, – вздохнула мама.
Потом мы поминали бабушку:
– Она была очень хорошим человеком! – сказал папа.
– И мамой была хорошей, – добавила мама.
И папа с мамой посмотрели на меня, то есть теперь я должна была сказать, что бабушка была хорошей бабушкой, но я сказала совсем не то:
– А бабушка бы взяла домой котёнка.
– Неправда! – в голос ответили мама и папа. – Ни за что бы не взяла.
Папа пролистал свою почту на планшете, жуя пирог. А когда дожевал, сказал, что завтра будет снег.
2
Недавно у меня появился приятель – сын наших новый соседей. И мы вместе ходили в школу. Несколько раз. Ну ладно, всего три раза, но я всё равно решила, что мы друзья. Поэтому я зашла за ним в школу сегодня. Но его мама сказала:
– У Коленьки скарлатина.
Пришлось топать одной вдоль длинного «Мегастроя», мимо разномордных машин и одиноко брошенных грузовых тележек. Я искала глазами вчерашнего котёнка, но его не было.
В школе я сказал Марье Николаевне, что у Коли скотина, и она страшно испугалась. Видимо, как и я, впервые слышит, что бывает такая опасная болезнь, как скотина.
Хоть день и тянулся без Коли целые две недели, всё же и он закончился. Я пошла обратно домой мимо «Мегастроя». Прямо передо мной шёл первый в этом году снег, а за ним шла я, ужасно недовольная этим. Под ногами грязь и сырость, а серый унылый «Мегастрой» стал ещё серее и унылее. И настроение у меня было серым и унылым, поэтому, когда в моё серое настроение ворвалась ярко-красная музыка, я даже подпрыгнула от неожиданности.
Играли задорную «Плясовую». И «Плясовая» раскрашивала «Мегастрой», первый снег и всю меня. Я пошла, нет, я побежала вприпрыжку прямо на эти звуки.
У центрального входа в «Мегастрой» сидел старик и играл на баяне.
Я стояла и смотрела, не дыша и не шевелясь, знала же, что стыдно вот так просто взять и начать плясать на людях, если это не флэшмоб, конечно. Но старик кивнул мне, мол, танцуй, здесь можно! Я заплясала! Швырнула ранец прямо в лужу на тротуаре и стала отстукивать пятками ритм. Люди шарахались от меня, обходили и косились. А потом подошёл Васька из параллельного класса. Подошёл и уставился на меня.
– Ну? Чего уставился? – я очень рассердилась, что встретила Ваську.
– Ничего! – ответил Васька и протянул пятидесятируб лёвую бумажку.
Я так растерялась, что бумажку взяла, но танцевать мне расхотелось. Старик, как почувствовал это, и затянул грустную песню.
Я подошла к нему. Села рядом. Потом спохватилась и сбегала за ранцем. Сидели на картонках. Снег бы всё шёл и шёл, но ветер не давал ему идти, и снегу приходилось летать и прилепливаться к лицам, к курткам и даже к баяну.
Старик допел, и я вдруг подумала, что он бомж, тот самый, которых папа велел всегда обходить стороной. Обойти я его уже не успела, поэтому решила просто спросить, ведь внешность бывает обманчив.
– Вы бомж? – спросила я старика.
Старик перестал играть и даже закашлялся, так его мой вопрос взволновал.
– Однако… Пощему тебе это интересно, дощка? – спросил он.
– Потому что папа велел обходить бомжей стороной! – сказала я правду.
– А кто такой бомш? – старик сощурился, будто я солнце и мешаю ему смотреть. Хотя, может, ему снег мешал…
Я загляделась на старика и забыла, кто такие бомжи. Хотя папа точно говорил мне.
– Божий… Общий… Местный… Житель… кажется, так? – попробовала я вспомнить спрятанные в БОМЖе слова.
Старик заулыбался во все три зуба.
– Однако! Нет, тогда я не бомш.
– Очень хорошо, я посижу тут ещё с вами, послушаю. Можно?
– Конешно.
– Очень ловко у вас это получается – кнопки нужные нажимать! – сказала я, а потом вспомнила Колю. Интересно, он, наверное, написал мне ВКонтакте что-нибудь. Я достала смартфон – проверила сообщения. Пусто.
– Щего вздыхаеш? – спросил старик, хотя я вроде бы и не вздыхала. Он стряхнул со своей зелёной тюбетейки снег.
– Приятель у меня завёлся. Колька. Заболел скотиной, и даже ничего не написал мне ВКонтакте за целый день. А ведь говорил, что день без меня – это скучный, грустный день…
Старик задумался.
– Ну, понимаеш, скотина – это такая тяжёлая болезн, тут не до сообщений.
Я обрадовалась, ну не тому, конечно, что болезнь у Коли тяжёлая, а тому, что он не сам мне не писал, а из-за скотины. Но потом я снова заглянула в телефон – но ведь Коля был ВКонтакте минуту назад и даже посты какие-то вешал на стену про то, какой красивый первый снег за окном! Тьфу! И что тут красивого? Серая каша на весь город. Я рассказала старику, что Колина болезнь не мешает ему сидеть ВКонтакте и постить фотки:
– Вот что вы на такую скотину скажете?
Старик снова задумался.
– Однако… Да, это и впрям как-то по-скотски… Ходит по контактам, вешат там всякое про снег, а тебе даже вестощки не послать! А што он должен был написат?
– Ну, он мог позвать меня в парк, когда скотина закончится…
На этом мы и остановились: какая бы тяжелая на тебе не лежала скотина, написать пару сообщений в личку можно было, потому что откуда мне тогда знать, что он хочет со мной в парке погулять? Старик снова заиграл. Он сказал, что его зовут Бабай.
Я бы слушала его без конца, но промокла и замёрзла, поэтому встала:
– Спасибо. Мне пора.
Я уже пошла домой, как вдруг подумала, а почему это сам Бабай домой не идёт?
Он же уже на сугроб похож, и тогда я спросила:
– Бабай, а почему вы не идёте домой? Ведь пора кушать.
Старик снова сощурился, а потом сказал:
– Старуха моя безо всякой скотины мне нищего не пишет. А я видел, она ходила по контакту-то. Совсем, как твой Коля. Но она же девощка, понимаеш? А я малщик. Я буду пет ей и играт на баяне, она и подумает: «Как я могла не писат ему целый ден?», и напишет. Она во-о-он там живёт!
– А что потом? – я так радовалась, что кто-то меня понимает, потому что мама никогда не понимала, как можно расстраиваться, если тебе кто-то там не написал. Вот же, я знала, что можно.
– А потом? – старик снова задумался. – Потом она поймёт, какой я замещателный старик, и мы пойдём с ней гулят!
В эту самую секундочку Бабай стал мне другом, и я поняла, что хочу увидеть его ещё раз, узнать, что там со старухой.
– А если ваша старуха вам сегодня не напишет, вы и завтра тут будете играть?
– Конешно! Пока не напишет, каждый день буду.
Очень я этому обрадовалась и пошла домой. Когда я уже заворачивала за угол, то увидела, как какой-то человек кладёт монеты Бабаю в кепку, совсем как Васька мне недавно. Ну, люди! Уж ни спеть, ни станцевать просто так нельзя, обязательно свои деньги совать будут.
3
На следующий день сразу после школы я побежала к Бабаю.
Он сидел на прежнем месте и играл.
– Не написала? – сходу спросила я у Бабая. Он остановил баян и грустно покачал головой, а потом спросил:
– А тебе?
Я надулась и рассказала, что Коля мне так и не написал за вечер, и тогда я сама написала: «Привет, очень жалко, что ты заболел. Скучно без тебя в школе».
– А он што? – Бабай слушал не моргая.
Меня с таким интересом никто никогда не слушал.
– А он не ответил. Он даже не открыл сообщение!
Я стала объяснять, что Коля весь вечер был в сети, но не открыл моё сообщение, хотя он не мог его не видеть! А потом я спросила, выходила ли Бабаева старуха ВКонтакт вечером.
– Выходила, с сетю. Но ко мне не зашла. Однако.
– Ого, да у вас приложение есть, чтоб посетителей смотреть?
Старик поглядел на меня странно, и я поняла: это была его тайна, мне следовало сделать вид, что я не догадалась про приложение. Я достала из портфеля бутерброды, – специально положила побольше, чтобы с Бабаем перекусить после школы. Один я протянула старику, второй стала жевать сама. Потом мы пили шипучку из автомата: я сама предложила сбегать за ней, и Бабай дал мне монетки.
– Тԥмле, – сказал Бабай, напившись.
– Что это? – я, конечно, догадалась, что это из татарского, но не знала перевода.
– Вкусно, знащит!
Бабай рассказал, что он татарский Бабай. С самого рождения татарским был.
– Научите меня по-татарски говорить, – попросила я.
Мне нравилось, что кто-то может взять и запросто на другом языке заговорить. И тут мне показалось, что если Бабай объяснит мне, я завтра же и заговорю, и найду себе другого Колю, татарского и без скотины. Бабай очень обрадовался. Всем нравится кого-нибудь чему-нибудь учить! И я узнала, что «я» по-татарски будет «мин». «Ты» – «син». «Мы» – «без».
– Мин – бабай, син – кыз, девощка то есть, – тут Бабай скорчил страшную рожу и сказал, что он «абау», значит – «ужас какой»!
Пошёл снег, и Бабай сказал:
– Мона карале, кар ява!
На татарском я не заговорила, всё оказалось не так просто. Зато смогла сказать: «Колька, син дурак. Сколько деньларов мине не писал! Тяжеломы, было написать?
Бабай ко мне придрался. Он покачал головой:
– Ден по-татарски «көн» будет. И здес не надо «ларов», а нужно сказат: ни өчен син ничԥ көн язмадың миңа. Поняламы?
Нет, я не поняла, я только поняла, что и Коля не поймёт, что я сказала. Поэтому я снова полезла в телефон, посмотреть, ответил ли он мне на сообщение.
И ужас! Он прочёл моё сообщение, и ничего на него не ответил и вообще вышел из сети. Бабай переживал больше меня:
– Однако! Што же ты тепер будеш делат? – спросил он.
Говорю же, этот старик всё понимает, ему не кажется, что я страдаю ерундой.
– Не буду больше ему писать! Нет, не так. Я не буду заходить больше ВКонтакт! Или вообще удалиться?
Бабай испугался так, что чуть баян не выронил.
– Не удаляйся, пожалуйста, дощенка!
Да в самом деле, что ж теперь из-за какого-то Коли страницу удалять? Бабай прав.
– Я вот ещё поиграю для старухи, она мне напишет, а может, и сам напишу вещером, – продолжил Бабай. – Нажарю щак-щак и напишу ей, штобы ест приходила.
– Чак-чак? Я обожаю чак-чак, кто бы мне его ещё жарил.
– Сама пожарь.
И Бабай сказал рецепт чак-чака, а потом я пошла домой, ведь Бабаю ещё столько песен надо для своей старухи сыграть. Дома я поняла, что тесто для чак-чака и впрямь несложно делать, проблемы начались, когда мне понадобилась кастрюля, доверху наполненная подсолнечным маслом. Как-то неожиданно на кухне собрались и папа с мамой. Какие бы они ни были уставшие, они поняли, что без них я всю кухню залью маслом. Но потом и им понравился мой, ну ладно, мамин по Бабаеву рецепту, чак-чак.
4
Коля больше не выходил в сеть и, естественно, ничего мне не писал. На стене последним болтался пост про первый снег. После школы я побежала к Бабаю, у меня в портфеле лежал кулёк с чак-чаком. Я очень боялась, что старуха написала Бабаю вечером, и его там больше не будет. Но он сидел на том же месте и играл.
– Не написала? – спросила я.
– Я ей сам написал, но она даже не вскрыла письмо-то, – грустно сказал Бабай. – Хотя с сетю ходила по контактам…
Ах, как жалко старика, человек в годах, а тоже чахнет от неразделённой дружбы… Или уж любви? Но вот если бы его любовь была разделённой, то некого было бы мне чак-чаком угощать!
Обрадовался Бабай, всё хвалил меня. А когда мы с ним весь чак-чак умяли, он даже пальцы облизал.
– Однако! Ну и способная же ты, Алёнка! Хощеш, я тебе рецепт балеша напишу?
– Хочу! – я так хотела, что совсем забыла мамино лицо вчера и это ведро масла, в котором мы жарили чак-чак, а потом вылили его под дерево на улице, потому что дважды на одном масле нельзя готовить – коцагены… что поделать.
Пришлось пока отказаться от рецепта, и тогда Бабай сказал, что сам испечёт балеш. Потому что у него скоро день рождения.
– Приходи прям сюда же в воскресене, я тут тебя ждат буду! – сказал Бабай. – Может, и старуха моя придёт, когда письмо-то моё прощтёт в контактах.
Я обрадовалась, что Бабай ради меня прямо здесь свой день рождения отметит, к нему домой, понятное дело, меня не отпустят. Но что же ему подарить? Надо быстренько получше узнать его.
– А вы родом из Стерлитамака? – спросила я и подумала, а как этот дурацкий вопрос может помочь в выборе подарка?
– Нет, из Менеузтамака, – ответил Бабай. – Там живут лушие на земле пщелы и лушие в мире хариусы!
– И жил лучший в мире Бабай! – подхватила я. –Как же вы теперь без лучших пчёл и харусов? В Стерлитамаке их вроде никаких нет, даже плохих.
Бабай пожал плечами, у него даже глаза заслезились от ветра. Я и не заметила, когда этот ветер подняться успел. Эх, жалко, нельзя подарить на день рождения пчёл… И даже если можно, то где бы я их взяла.
– Что значит, «тамак»? – спросила я.
– Усте реки, место, где река впадает в другую реку. В большую. Стерля в Ашкадар, Менеуз в Дёму. Может, дощка, когда-то Стерлитамак был не болше Менеузтамака. Так-то.
Я так и не придумала, что подарить Бабаю, а пора было бежать домой, переодеваться и в секцию. На акробатику. Мы попрощались с Бабаем до воскресенья, а потом я шла и думала, что, оказывается, и Стерлитамак был маленьким, без этих серо-красных коробок. Стоял себе в устье Ашкадара зелёными домиками с резными ставнями среди ранеток. А кругом жужжали пчёлы… Ну и харусы, конечно… Интересно, кто такие харусы, не забыть бы спросить у папы.
Вечером мне написал Коля, оказывается, он лежал в больнице с высоченной температурой, но теперь ему уже легче. Он сказал, что будет очень долго на карантине. Но мы можем созваниваться в скайпе. И мы созвонились в воскресенье, когда у Коли нет процедур. Коля рассказывал больничные страсти, а я слушала, раскрыв рот. И он и спросил, чего я так сижу – сгорбленная и с открытым ртом?
Я, конечно, покраснела, ну что, я и вправду сидела совсем непривлекательно. Разговаривать расхотелось, и я попрощалась. На улице снова шёл снег. Думать о чём-то, кроме того, как некрасиво я слушала Колю, не получалось. Так и лежала, думая, какая же я непутёвая и сгорбленная. Я вспомнила, что и Бабая я так же слушаю, но он-то дед, ему без разницы. А Коле вот не без разницы…
«И всё-таки, он мог и промолчать. Дурак этот Коля, не буду с ним дружить больше», – на этой мысли я и заснула. И мне снился Бабай и его баян. Я поздравляла его с днём рождения…
Я вскочила с кровати. Сегодня же воскресенье! За окном уже была ночь. Как я могла забыть про день рождения Бабая?
Я плакала от досады, злилась на себя. Я даже забыла купить подарок, хотя бы платок носовой! Папа и мама уже спали. Я пробралась в их комнату и постояла там, глядя, как они спят, а потом решилась. На кухне я вытащила из холодильника всё, что нашла: помидоры, холодец, виноград, творожные сырки, колбасу и сметану. Достала из хлебницы хлеб и всё это сложила в пакет. На цыпочках я выбралась из дома и побежала к «Мегастрою».
Как же глупо бежать ночью на день рождения, если тебя на него звали днём. У «Мегастроя» не было ни души, только пустые тележки, брошенные покупателями.
Старуха, наверное, уже давно написала Бабаю, и больше он не выйдет играть на баяне… Я шла вдоль дороги, думала, обойду сквер и пойду домой, но тут прямо на дороге я увидела самого Бабая. Он лежал на спине, раскинув руки, рядом валялись баян и разбитый бԥлеш. Видимо, тот самый – татарский!
– Бабай!!!
Я стала трясти Бабая, но он не отзывался, мне показалось, что он даже не дышал.
«Надо срочно в больницу!» – подумала я и побежала за тележкой «Мегастроя». Я кряхтела и пыхтела над Бабаем три часа – то тележка откатится, то Бабая не могу подхватить, хорошо, что я с трёх лет хожу на акробатику, а то бы не смогла уложить Бабая на тележку. И Бабаю спасибо, что худой такой.
После Бабая я затащила туда и баян. Потом и пакет с едой забросила. Я не выдержала и попробовала валявшийся на земле кусок бԥлеша. Ох, ну и вкус! Точно такой, как мы на бабулины поминки ели! Наверное, он долго на земле лежал, поэтому весь свой татарский дух растерял.
Я покатила тележку в больничный городок. Когда я болею, меня всегда везут туда. Я взмокла и устала, но всё равно думала только про Бабая и его старуху. В приёмном покое меня встретили неласково:
– Девочка! Где твои родители?
– Дома, спят, – сказала я честно. – Бабаю плохо, посмотрите!
– До чего дожили! Дети бомжей на краденых тележках привозят! – охранник был таким возмущённым и сердитым, но я всё равно сказала, что Бабай не бомж! А тележку мы вернём!
– С чего ты взяла, что он не бомж?
– Он мне сам сказал!
Моего Бабая всё же осмотрел врач и сказал, что это сердце. Но из-за долгого лежания на холодной земле, кажется, у него воспаление лёгких. Мне пришлось сказать мамин номер телефона, и папа с мамой приехали в больницу. Они даже не стали меня ругать, так прониклись к моему Бабаю, всё переспрашивали у охранника:
– Сама привезла тележку с дедом? Одна? Наша дочь?
Мне сказали, что Бабая положат в больницу, а я сказала, что где-то есть его старуха. И она волнуется за него. Надо найти его телефон в кармане, зайти ВКонтакт и написать ей.
Все стояли и молча смотрели на меня, как на круглую дуру. Потом, наконец, папа посмотрел в карманах Бабая. Бабай уже лежал на каталке и его собирались увозить.
– У него нет телефона, – сказал папа.
– И Контакта нет, – сказала мама.
– И старухи у него тоже нет, – сказала медсестра. –Это бездомный одинокий старик, он к нам иногда попадает, потому что у него слабое сердце.
Я молча смотрела в пол. Долго смотрела в пол, а потом сказала:
– Зато у него есть баян, и он умеет печь бԥлеш и знает татарский язык. А ещё у него есть я…
Бабая повезли в палату. Мама сказала, что надо бы купить ему еды, и я вспомнила про пакет:
– Я уже собрала ему покушать! – сказала я, всё так же глядя в пол и протянула медсестре свой пакет.
Папа с мамой уже дома догадались, что было в пакете.
Папа выяснил, что Бабая зовут Халим и что у Бабая есть свой домик в Менеузтамаке.
– С пчёлами? – уточнила я.
– Очень может быть, – согласился папа.
5
Если бы Халим абзый выписался из больницы, то папа привёз бы его к нам домой. И у Бабая глаза бы загорелись при виде нашей кухни. Он вымыл бы руки и встал у плиты. А я бы сидела рядышком на табуретке и боялась сказать что-нибудь не то, ну там про старуху или про ВКонтакте. Поэтому я бы молчала.
А Бабай бы взялся за бԥлеш. Сварил бы бульон, замесил тесто, нарезал бы картошку и баранину с луком. Потом бы долго пёк его в духовке. А когда аромат бԥлеша дошел бы до самой моей школы, то Бабай открыл бы ему крышку и влил туда мясной бульон. Потом бы он жарил чак-чак. А на оставшемся бульоне с кусками баранины сварил бы суп-лапшу.
«Шурпу будешь?» – спросил бы меня Бабай, и я бы с радостью закивала.
Мы бы с Бабаем перемыли всю посуду и накрыли на стол. А потом пришли бы папа с мамой, они бы переглядывались загадочно, а сами всё ели бы и ели.
«Халим абзый! – сказала бы мама. – Оставайтесь у нас навсегда!»
А Бабай рассмеялся бы, показывая свои три зуба: «Спасибо, однако. Но я бы ощен хотел к себе. Домой».
И папа бы всё устроил. Он бы отвёз Бабая с баяном домой, в Менеузтамак. К зелёному домику с резными ставнями…
Но Бабая не выписали из больницы, и я узнала, какую именно старуху ждал Бабай. Он дождался. Она пришла к нему ночью в палату и забрала с собой. Навсегда.
Примечания:
- Главная героиня путает произношение слов.
- Бабай не выговаривает звук «ч», потому что в татарском языке нет такого звука.
- Чак-чак готовится в очень большом количестве подсолнечного масла, хозяйки часто из экономии жарят на этом масле второй раз.
- Бԥлеш – национальный мясной пирог.
- Бабай – старик по-татарски