Стихи
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 10, 2024
Коновалов Евгений Владиславович — поэт, литературный критик, кандидат физико-математических наук, доцент Ярославского государственного университета. Родился в 1981 году в Ярославле. Автор нескольких книг стихов. Лауреат 1-го международного поэтического конкурса им.И.Бродского (2014). Живёт в Ярославле.
* * *
Прошлое набрасывается из-за угла
с удивлённым окликом и лавиной
низвергается, так что выстроенный уклад
весь в развалинах еле видных.
Череда вопросов громоздит леса.
Скорой нитью сшиваются обрывки сплетен.
Две улыбки начинают плясать
и кокетничать в уличном переплёте.
Но из времени — никудышный шутник,
куда веселей — портретист и скульптор,
и на всём лежит холодок его пятерни,
выцветающих красок скупость.
Кракелюры морщин, возле губ следы
ретуши, кадмий у переносицы рядом
с алым контуром век… Это лицо ли ты
целовал, ненавидел, боготворил когда-то?!
Всё бумага выдерживает и ничуть
не сочувствует. Лишь память блажит у края
жизни, то силясь поглубже в неё нырнуть,
то на тень бессмертия уповая.
* * *
Поэт — и слон в посудной лавке мира,
всеведущ — и не в силах превозмочь
сердечной пагубы, чему точь-в-точь
обучен сызмальства любой проныра.
Мутанты мы, и сонная квартира
нас выгоняет заживо в ту ночь,
где светский раут памяти охоч
до пошлости и уж рассохлась лира.
Да, вымирать пора. Зачем же с краткой
избыточностью тянется игра
слепой природы? Днесь и присно сила
творения ещё глагол украдкой
вручает, окликает со двора, —
и высыхают новые чернила.
Рафаэль
Не мачта ЛЭП, а шестикрылый
ажурный серафим
гирлянды пальцами сжимает через силу,
и лунный нимб над ним.
Так он стоит у перекрестья,
где льётся Млечный Путь на улицу
Свободы непонятной вестью,
а пьяница внизу сутулится
и валится ему под ноги
блажным, не то убогим.
Под электрическое тремоло
от проводов Земли
январский воздух объявляет: застарелые
дни Товия прошли.
Он перепутал век изданья,
он говорит — темно и грозно,
что небо приручённым станет,
и трансформатор на морозе —
гляди, гляди — гудит на страже
побоев или кражи.
Бог-робот поступил на службу
и с лампой на челе
струится чудной нейросетью, чтобы слушать
нас — в адской толчее.
Звонок — и мысль под прицелом,
того гляди, вживят по совести.
Скафандром обернулось дело
в религиозной невесомости,
и тенью полнится планета
искусственного света.
____________________________
Не бойся верить, Рафаэль,
и лунной головой
в потёмках не качай, — заржавленный ноэль
звучит — и бог с тобой.
* * *
Ничего не подскажет страница,
полно плакать и нечем гордиться
перед синью безбожных небес,
где саднит реактивный порез.
Назови эту местность востоком,
но пророка тут нет, лишь восторгом
оживляется в пику врачу
весть овсянки навстречу грачу.
О явлении солнца во мраке.
О бессилии слов и бумаги.
О сомненье на донышке глаз
Бога, спящего в каждом из нас.
На краю просветлённого снега
не гранитом застыть, а побегом
ивы над безымянной водой,
уносящей цитаты с собой.
* * *
Джо Дассен в подземном переходе.
В полушубке на снегу Вивальди.
Мусоргский ночует у ларька.
Зёрна нот при пятничном народе
расцветают на асфальте,
спрыгнув со смычка.
Сердце стынет, пальцы коченеют.
Бесталанность родненькая снова
под руку берёт наедине.
Ложе Волги сквозь огни чернее
хмурой ямы оркестровой
с горечью на дне.
Сам себе бормочешь: «Человече,
дни свои каким зерном наполнить,
чем талант неверный оправдать?»
В рот набрал воды ноябрьский вечер,
и муаровые волны
музыке под стать.
* * *
Жёлтый снег на фоне фонаря.
Вороньём разбуженные скверы.
Площади разлук. Руины веры.
Парки оборванца-ноября.
Тополь цвета хаки на плацу,
липовым парадом сбитый с толку,
приготовься к заморозкам долгим,
и кольчуга льда тебе к лицу.
Или нет, рыдай по всей любви
с небом заодно, качая гнёзда,
обнимая свой чернильный воздух,
жалуясь на ветер, — но живи.
С нежностью крещенской эту ночь
проведёт изменчивое сердце, —
снегом ли пытаясь отогреться,
самого себя ли превозмочь.