Рассказ
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 10, 2024
Сауле Кожатаева родилась в 1967 году. Окончила факультет филологии Педагогического института им.Н.Крупской в городе Семипалатинске. Работала преподавателем на кафедре лингвистики. Предприниматель, блогер. Училась в литературной школе «Литпрактикум» писателя Ильи Одегова. Рассказы печатались в журналах «Дактиль», Jablonja и др. В «Дружбе народов» публикуется впервые.
— Эльза! Я знаю, нет такой страны, Абралы. — Маленький Бруно снисходительно смотрит на свою прабабушку. — Я загуглил все страны. И мама сказала, нет такой страны!
— О, Бруно! Раньше ты верил мне! — Эльзины глаза, выцветшие за восемьдесят семь лет жизни от ярко-фиолетовых до блёкло-голубых, смеются. — Когда же ты перестал верить?!
Впрочем, она сама знает когда. С недавних пор и Генрих, её внук, и сноха Анна стали проявлять снисходительность к Эльзиному возрасту. Снисходительность молодости к причудам старости. Бруно считывает это так — они с любимой Эльзой теперь на равных, она тоже, оказывается, сочиняет и привирает. Как и он. Иногда.
Семья внука переехала в Мюнхен всего три года назад, когда Генриху доверили руководить местным подразделением фирмы. А Эльза жила в пригороде, в большом доме. Одна. Этот дом спроектировал и построил её муж, известный в Германии архитектор. Его нет уже двадцать лет, а тёплый дом остался.
Оба сына в разных странах. Эльза привыкла к одиночеству: завещание написано, и даже договор с пансионатом «Серебряная старость» — на случай наступления совершенной беспомощности. И вот, как подарок, частое общение с внуком и правнуком. Они приезжают к Эльзе каждые выходные, иногда и с Анной. Уже два раза на время длительных поездок родителей Бруно оставался с прабабушкой. Вдвоём им никогда не скучно. У Эльзы столько историй! Правда, мама говорит, что Эльза выдумывает их. Что так не бывает. Ещё прабабушка и семилетний правнук любят поспорить друг с другом. Они спорят, или соревнуются. Эльза никогда не поддаётся, как и Бруно, любит побеждать. Старый и малый.
— А ещё мама сказала, что кости умерших животных нельзя держать дома. Что это варварство. — Бруно с интересом наблюдает за Эльзой, ведь сейчас рушится её авторитет старшей.
— Какие же кости имеет в виду твоя мама? — Выцветшие глаза продолжают смеяться, и в такт им мелко-мелко подрагивают воздушные, белоснежные кудри на старческой голове.
Бруно начинает догадываться, что не так-то просто пошатнуть авторитет Эльзы.
Он быстро взбегает на второй этаж, влетает в прабабушкину спальню, хватает с комода деревянную резную шкатулку и несётся вниз. В Эльзином доме Бруно можно всё. Нет такого уголка, который остался бы не исследован. Содержимое шкатулки он знает наизусть. Сложенный вдвое листок бумаги, почти истлевший от времени, он упакован в прозрачный пластик. Еле проступают незнакомые буквы, Эльза говорит, что они русские. Ещё она сказала, что это справка о её свободе. Неровно обрезанная ленточка из ткани, тоже почти истлевшая. Эльза говорит, что когда-то у неё были косы и эта ленточка именно для них. Но Бруно знает, как выглядят настоящие ленточки для волос — атласные или шёлковые, в общем, нарядные. Как у его мамы. И вот эта кость, удивительным образом удобно ложащаяся в ладонь — хоть детскую, хоть взрослую. От времени она неровно пожелтела. Там, где впадины, желтизна сильнее и гуще. Где выпуклости — меньше. Иногда она кажется лёгкой, но временами будто обретает тяжесть. Кость неровно отполирована. Она совершенна в своей причудливой форме. Как совершенно всё, что создаётся природой. От Эльзы Бруно знает, что кость овечья.
— Вот твоя коленка. Эта кость очень важная, она сгибает и разгибает твою ножку, — объясняла Эльза правнуку, — а это овечкина коленка.
— Такая маленькая?! Зачем ты её хранишь?
— Это моя первая победа, мой важный выигрыш…
— Расскажи, расскажи! — Бруно в нетерпении подпрыгивает.
— Не сейчас, родной, пусть придёт время…
Сегодня её правнук сжимает в ладони эту кость и серьёзно-испытующе смотрит в глаза.
Телиш посмотрел в просящие глаза семилетней Эльзы и кивнул, разрешая пойти с ним. Весна пришла в село Абралы, как всегда, с небольшим опозданием. Но пришла дружно и уже почти осушила землю. Ребята собрались там же, где всегда, ещё до войны, играли в асыки[1]1 . На окраине села, за домом табунщика Елюбая. Там была большая, хорошо утоптанная и почти ровная площадка. Уже пришли долговязый Артык, друг Телиша, Социал, сын сельского бригадира, и самый старший из ребят — Косжан. Социал, увидев Телиша с Эльзой, сплюнул, как взрослый:
— Что ты возишься с этой пашисткой?! Не мог оставить дома?
— Она немка, а не пашистка. Отец так сказал.
— Вот теперь твой отец и воюет неизвестно где с такими немцами!
Телиш сжал кулаки. С ноября от отца пришло единственное письмо.
— Вы будете играть, или нет? — мрачно вступил Косжан. — Мне за дровами надо ехать.
Косжан старше других ненамного. За зиму он сильно вытянулся, и теперь из короткой телогрейки торчали худая шея и длинные руки. Зимой Косжан верхом на лошади поехал искать отбившихся овец, а к вечеру разыгралась пурга. Он заблудился. Белая степь не давала никаких ориентиров. Он кружил на обессилевшей лошади до тех пор, пока случайно не наткнулся на заброшенную кошару. Там и переждал непогоду. За день до этого на отца его пришла похоронка.
Эльза знает всё это, потому что слушает разговоры взрослых. С недавних пор она слышит понятную и связную речь, а раньше только странный бессмысленный шум чужого наречия.
Ещё она знает, что сейчас будет жеребьёвка. Телиш учил во дворе младшего братишку Амантая, а она всё запомнила. Так и есть, ребята достали свои сака асыки. Сака — главный биток. Хороший, везучий сака можно выменять даже на кожаный кнут, но никому из ребят это в голову не придёт. Ведь именно сака обеспечивает тебе победу в игре асык. Ещё она запомнила, что алшы — это положение асыка боком, вверх смешной выемкой, а плоской стороной вниз. Бук — положение выпуклой стороной вверх. Это запомнить очень легко, ведь казахское слово «бук» и звучит выпукло. Омпы — вертикальное положение асыка, когда его «усы» воткнуты в землю. Эльза думала, что асык не может так упасть, но Телиш показал, что запросто возможно. А тайке — это алшы наоборот. Есть ещё шиге и шонка, но Эльза ещё не запомнила их положение. Ребята одновременно кинули свои сака. Тот, чей биток выпадет в положение алшы, начинает игру. В алшы выпали сразу два асыка — Социала и Телиша. Теперь право первого броска разыгрывается между ними.
Эльза чувствует, что Телиш добрый и честный, а Социал — ябеда и врун. Когда-то их отцы дружили. Один назвал своего первенца Тельманом, в честь немецкого коммуниста, а другой Социалом, в честь социализма.
Социал радостно вскрикнул — его сака снова выпал в алшы. Телиш отошёл в сторону.
Все асыки уже расставлены в ряд на определённом расстоянии. Игра началась…
Как всегда, больше всех асыков выбил Косжан. У него был необычный биток: крупнее и даже слегка тяжелее, чем у других. Но дело, конечно, было в ловкости и меткости мальчишки. Социал завидовал и шёпотом говорил, что Косжан залил в свой биток свинец. Но если бы это было правдой, то биток был бы гораздо тяжелее. А ещё, если до Косжана дойдут эти слухи, то он не посмотрит, что отец Социала целый бригадир. Устроит знатную трёпку. Артык тоже хорошо играл, но всегда немного уступал Косжану. Артык — это «лишний», про себя переводит Эльза. У него лишний шестой палец на правой руке, прямо рядом с большим. У деда Артыка, огромного бородатого Ынсангожи, тоже лишний палец, только на ноге. Телиш сказал, что через поколение передаётся. Если бы у отца Артыка было такое, то его не взяли бы на фронт и он был бы сейчас жив. Социал говорит, что Артык нечестно играет — выбивать ему помогает лишний большой палец. А Эльза знает, что это не так. Она внимательно наблюдает, кто как играет. Лишний палец тут ни при чём. Телишу сегодня совсем не везло — проиграл асыков больше, чем выбил. А овец сейчас все берегут, никто не режет. Долго же придётся восстанавливать количество. Особенно жалко пару асыков, которые ещё отец отполировал, подпилил для устойчивости края и покрасил. Эх!
Игра подошла к концу. Эльза подёргала за рукав расстроенного Телиша и жестом попросила сака. Игра ведь уже закончилась, можно ли ей разок попробовать выбить асык?
Ребята засмеялись.
— Немая пашистка хочет помочь самому меткому в нашем селе игроку! — глумился Социал.
— Да ладно! — великодушно разрешил Косжан. — Пускай кинет один раз.
И для смеха выставил в ряд с другими асыками свой знаменитый сака. Стало ещё смешнее. Даже Телиш улыбнулся и снисходительно протянул Эльзе свой биток.
Девочка отошла на нужное расстояние, привстала на одно колено, прижмурила один глаз и прицелилась. В это время из-за туч упал широкий луч солнца. Вся сцена заиграла. Голая степь за краем маленького казахского аула Абралы. Земля, источающая влажные весенние запахи. Ребятишки, исхудавшие и повзрослевшие после первой военной зимы. На них старые тулупчики и ватники, навсегда пропитавшиеся животным, шерстяным и навозным запахом. Дети, вспомнившие, что они дети, и пришедшие сюда играть. Неожиданно оказавшаяся здесь девчонка с тонкими белёсыми волосами цвета ковыля и глазами цвета яркого неба.
Эльза кинула биток. Он полетел, кувыркаясь в воздухе. Летел быстро, но медленно. Так медленно, что Эльза вспомнила всё.
Первый кувырок. Солнечные блики на отполированных костяных боках. В памяти всплывает, как куда-то уводят отца, плачут старшие сёстры Анна и Мария, а Эльза ещё ничего не понимает. Как на следующий день мама подавленно сказала: «Дети, меня уволили».
Второй кувырок. Солнечный луч смог добраться до смешной выемки алшы. Эльза вспомнила, как в их жизнь вошло слово «война» и она стала понимать, что быть немцем — плохо и опасно. Вспомнила, как они собрались в один день: мама, сёстры и она. Как холодным осенним днём их погрузили в полный немцев эшелон. Выжили в тех товарных вагонах только те, кто правильно собрался, взяв тёплые вещи. Мама не умела правильно собираться, она была учителем музыки. Первыми ушли Анна и Мария, как и другие дети, от холода, голода и болезней. Их тела остались где-то под Оренбургом. Перед этим мама сняла с них пальто и укрыла ими Эльзу. Потом ушла мама. Предварительно сняв с себя все тёплые вещи. Эльза тоже должна была уйти, но не успела. Через полтора месяца пути эшелон прибыл в Казахстан, к пункту назначения.
Третий кувырок. Сака асык, купаясь в ярком солнечном туннеле, стремительно-медленно приближался к цели. Эльза вспомнила, как в Семипалатинске её, полуживую, передали отцу Телиша со словами: «Вот её бумага, распределена в Абралы». Как она поняла, что онемела, не в силах выдавить из себя ни звука. Как тихо скулила ночами. Как Разия откладывала от себя уснувшую грудную дочь и притягивала Эльзу. «Тсс, тсс», — уговаривала она прозрачно-белую девочку и тихо что-то пела на незнакомом языке. Эльза прижималась к ней, пытаясь согреться. Как в ряд лежали четверо детей Разии, великодушно отдававших в этот момент свою маму чужой девочке. Как Разия неровно обрезала свой цветастый ситцевый платок и вплела в её косу ленточку.
В этот момент сака асык Телиша кувыркнулся в последний раз и долетел до цели, выбив сака асык Косжана. Все оцепенели. Косжан взял себя в руки и передал свой сака Эльзе. Она подошла к Телишу и на раскрытой ладони протянула выигрыш ему. Телиш не взял, отрицательно качнув головой. Лишь молча собрал её ладонь в кулак. Внутри лежал согретый солнцем сака.
Как же быстро Эльза бежала! Даже быстрее ветра! Во дворе стояла Разия, приложив козырьком ко лбу ладонь. Ой, Аллай! Что там кричит эта девочка Эльза? Может, кажется? Ведь она немая.
А девочка влетела с криком: «Апа, Апа! Мен уттым!»[2]
Четвёртая весна пришла в село Абралы рано, и уже в мае степь была почти летняя. Старики говорили, что лет двадцать не припомнят такой дружной и ранней весны. По всем приметам в этом году даже Қуралай[3] будет не таким холодным, как всегда.
Эльза бежала так быстро, что сейчас могла бы обогнать даже Косжана, самого быстроногого мальчишку в ауле.
Белокурые волосы растрепались, потому что косы её давно расплелись, и ленточки, нарезанные из старого ситцевого платка Разии, остались лежать на пыльной дороге. Ветер любил трепать податливые Эльзины кудри, похожие цветом на бело-золотистый, шелковистый ковыль. А попробуй-ка справиться с казахскими толстыми косами цвета воронова крыла!
Эльза задыхалась от бега, а ветер ласково, но настойчиво дул ей в спину, как в паруса, подгоняя и ускоряя бег: «Беги, Эльза!»
По голенастым ногам девочки хлестали ветви низких кустов с ярко-синими мелкими цветами. «Көк көз» — синие глаза, — так называли их в ауле за ультрамариновую синь. Эти цветы раньше ревновали к Эльзиным глазам: то фиолетовым в тревоге, то ярко-голубым в радости. Теперь ведь эту девочку зовут «Көк көз», — цветы потеряли свой эксклюзив на фоне чёрно-карих казахских глаз.
Но сейчас они тоже дружески подгоняли, трепеща лепестками: «Беги, Эльза, беги! Наши ветви не будут тебе мешать!»
А в кармане азартно перестукивались асыки. Никогда не думали, что Эльза научится играть ими! А вот поди ж ты… Играет так ловко, что многих пацанов обставляет. Самый главный — сака асык — стучал громче всех. Они с Эльзой сегодня с утра собрали четыре новеньких асыка, ябеда Ораз чуть не расплакался с досады!
Асыки, толкаясь в тесном кармане, гремели: «Беги, Эльза, беги! Ты самая ловкая и быстрая сегодня!»
Вот появились крайние дома аула. У своих ворот стоит всегда сердитая старуха Батес: Әй, Әлзә! Әй, неміс қыз, не болды?»[4], — взволнованно спрашивает она.
Но Эльза не может даже притормозить и, махнув рукой, бежит дальше. Аульные собаки с радостным лаем сопровождают девочку: «Беги, Эльза, беги! Мы знаем, почему ты так быстро бежишь!»
Разия, приложившая ладонь козырьком ко лбу, издалека не слышит, но видит, что Эльза кричит: «Апаа, Апаа!!!»
Эльза влетела во двор:
— Апаа! Апаа! Соғыс аяқталды![5]
Бруно разжал свою ладонь. Кость обрела историю и смысл. А ещё была тёплой, как живая. Это потому что он сильно сжимал её. Наверное.
— Эльза, а когда ты умрёшь, можно я этот асык возьму себе?
— Конечно, родной! — улыбнулась Эльза. — Я буду рада, что он в надёжных руках.
«Возможно, это произойдёт уже скоро», — подумала Эльза. Ведь вчера ей приснилась Разия. Она стояла, молодая и красивая, как тогда, держа козырьком ладонь над глазами. И, молча улыбаясь, смотрела на маленькую Эльзу.
[1] Казахская национальная игра на выбивание. Асык — надпяточная кость овцы.
[2] Мама, мама! Я победила! (казах.)
[3] Несколько холодных дней в мае месяце во время окота.
[4] Эй, Эльза! Эй, немецкая девочка, что случилось?
[5] Мама, мама! Война закончилась!