Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 7, 2023
Дубянская Татьяна Александровна — специалист по языку и литературе хинди и культуре современной Индии, потомственный индолог. Доцент Института классического Востока и античности НИУ ВШЭ. Живет в Москве.
Редко встречаются такие выходцы из Южной Азии, кто негативно оценивал бы влияние своей семьи и отрицал бы крепкие связи с родными. Если для начальника Юрия Деточкина поездки к родственникам, якобы живущим «в разных городах Советского Союза», были удивительным фактом, то в Индии отпрашиваться со службы на два-три дня ради посещения семейного мероприятия — вполне обычное дело. Большие собрания родни и друзей могут происходить по самым разным поводам — это не только дни рождения, помолвки и свадьбы, но и различные религиозные обряды и ритуальные мероприятия типа первого кормления младенца рисом, освящения нового дома, поминовения предков. Десятки гостей — норма для рядового события; на свадьбы приглашаются уже сотни — неважно, проводят ли праздник в деревне или в пятизвездочном отеле.
По-настоящему глубоко проникнуть в индийский семейный мир удается в первую очередь тем иностранцам, которые заключают браки с индийцами (в индийские семьи входят чаще всего женщины-иностранки, хотя есть и примеры, когда индианки выходят замуж за чужеземцев). Доступными, но и поверхностными, источниками знаний об индийской семье можно считать массовый кинематограф, где почти в каждом фильме развивается какая-то любовная история и дело завершается свадьбой, и телевизионные мыльные оперы, где нешуточные страсти разворачиваются на фоне семейных обрядов и пышных празднеств. Попробуем пройти в узкие ворота между глянцевым киномиром и наполненной мелкими жизненными деталями повседневностью, чтобы выделить важнейшее для понимания устоев среднестатистической индийской семьи.
Шади: начало всех начал
Специалисты по разным регионам и языкам Индии сходятся во мнении: если вслушаться в то, о чем говорят люди на улицах индийских городов, то ухо уловит две основные темы — свадьба и еда. Про еду еще можно понять, ведь пищу человек потребляет несколько раз в день, но женятся или выходят замуж гораздо реже. В Южной Азии свадьба — важнейшее событие не только для самих молодоженов, но и для их «расширенных» (от ближайших до самых дальних родственников) семей и очень радостный повод для всех окружающих — друзей, коллег, соседей, слуг… В индийских семьях столько родственников, что за год легко получить десятки красиво оформленных приглашений на торжества.
Великая индийская свадьба — многодневное, насыщенное эмоциями, красками и звуками событие со сложным сценарием, включающим подготовительные и завершающие ритуалы и религиозные обряды. Вивах, бийе, кальянам, лагна, веддинг — так по-разному называют свадьбу на севере, востоке, юге и западе Индии. В разговорном хинди и в урду ее именуют персидским словом шади — «счастье», «радость».
В индийском кинематографе, известном своими развлекательными, мелодраматическими, сентиментальными историями, тема свадьбы эксплуатируется очень давно, но именно Болливуд 1990-х годов открыл в свадебных церемониях особый зрелищный потенциал. В кинокартинах на хинди «Кто я для тебя» (1994) и «Непохищенная невеста» (1995) были воссозданы настолько притягательные, подробные, но вместе с тем энергичные и веселые свадебные сцены, что вскоре пышные торжества с экрана стали переходить в жизнь. На рубеже нового тысячелетия свадьбы индийского среднего и высшего класса приобрели невиданный ранее размах и сделались еще более затратными, чем раньше.
Заключение брака — это то, чего общество ожидает от всех своих членов, ведь рождение потомства, пожалуй, главная добродетель, если не сказать долг, для индийцев всех конфессий. И если мужчина-индус, стремясь к духовному развитию, традиционно может выбрать для себя жизненный путь, связанный с брахмачарьей — воздержанием от сексуальных контактов, — либо просто оставаться холостяком, то для женщин невступление в брак, даже в современном обществе, — сложный выбор, встречающий большое сопротивление семьи и социума. В некоторых контекстах (например, для деревенских жителей, для женщин из традиционно настроенных мусульманских общин и т.п.) остаться незамужней означает пойти на небезопасный шаг, в котором могут увидеть угрозу традиционным ценностям.
Сначала брак, потом любовь?
«Какая еще любовь-морковь?! Свадьба — только по договоренности!» — произносит с вызовом нью-йоркская бабушка пенджабского происхождения в фильме на хинди «Наступит завтра или нет» (2003). Даже представители обширной индийской диаспоры в Великобритании, США или Канаде нередко соглашаются с тем, что ответственность за брак лежит на плечах родителей и старших родственников. Традиционно в Индии именно старейшины семьи выбирали партнеров для своих детей, вели сложные переговоры о заключении брака, обсуждали гороскопы, приданое и прочие аспекты взаимоотношений двух кланов. Браки по договоренности (сейчас это явление, как правило, обозначают английским словом arranged marriage) распространены и в Индии XXI века, но теперь такие союзы редко заключаются без хотя бы формального согласия самих молодых.
Классические произведения индийской литературы XIX — XX веков описывают как норму браки «вслепую» — когда жених и невеста вообще не встречаются до свадьбы и не имеют представления даже о внешности друг друга. На этом построен, например, сюжет романа «Крушение» Рабиндраната Тагора (1906): возвращаясь на лодке с собственной свадьбы, герой попадает в бурю; очнувшись на берегу, он находит рядом девушку в свадебном сари, которую принимает за свою жену, она тоже считает его своим мужем, они продолжают путь вместе. И только спустя некоторое время мужчина начинает подозревать, что его спутница — чужая невеста.
Уже в современной Индии, еще несколько десятилетий назад, в городской среде согласие на брак давалось после короткого — часто за чашкой чая — разговора молодых людей. Их следующая встреча происходила уже во время свадебной церемонии. Сейчас будущим супругам позволительно встречаться друг с другом после объявления помолвки. При этом неуклонно растет число так называемых love marriages (браки по любви). Романтические киноистории сыграли роль и в отношениях между полами: молодые люди все больше мечтают о любовных отношениях, как в индийских мелодрамах, и заводят романы со сверстниками. Хотя в целом браки по любви многие до сих пор считают вредным последствием западного влияния, к началу XXI века общественное мнение претерпело значительные изменения. Все чаще люди готовы признавать ценность чувств, даже когда отношения требуют социального, а то и религиозного компромисса. В индийском кино такое количество влюбленных героев выстояло в борьбе с авторитарными родителями и смогло переломить установки социума, что эти выдуманные примеры придают сил и реальным парам, сталкивающимся с железной волей старших поколений. Если по стечению обстоятельств влюбленные происходят из социально близких слоев, относятся к одной религиозной общине и имеют хорошие перспективы профессионального роста, то в городской среде шансы на одобрение такого союза высоки.
В то же время количество браков между представителями разных конфессий в Индии оценивается всего в два процента — это притом, что индуисты, мусульмане, сикхи, христиане и люди иных вероисповеданий живут, учатся и работают бок о бок. Межконфессиональные союзы — тема довольно болезненная для Индии, и даже кино подходит к ней с осторожностью, опасаясь спровоцировать недовольство зрителей. На экране союзы мусульман и индуистов (или сикхов) обычно выдерживают проверку на прочность, но есть и сюжеты с трагической развязкой. В жизни межконфессиональные браки привлекают повышенное внимание как в позитивном, так и в негативном смысле. В индийском бомонде (кинозвезды, музыканты, спортсмены, бизнесмены) есть множество заметных индо-мусульманских пар. Однако рядовые индийцы, решившиеся связать жизнь с партнером другой веры, нередко сталкиваются с открытым осуждением. Сейчас в прессе горячо обсуждают так называемый любовный джихад — как полагают, существующую в мусульманской среде практику заводить отношения с девушками других конфессий, чтобы инициировать их переход в ислам.
Поиски брачных партнеров обычно ведут по нескольким каналам — это сарафанное радио, службы знакомств и специальные матримониальные объявления в газетах и на сайтах в Интернете. Рубрика Matrimonials в индийских газетах — чтение поучительное, в чем-то развлекательное и для непосвященных довольно сложное. Такие объявления наглядно демонстрируют, насколько важны для современной Индии касты1 , как учитывается кастовое происхождение при создании семьи, какие кастовые привилегии существуют. Большинство объявлений сразу распределяются по разделам, соответствующим кастам и варнам2 , а также национальным сообществам и даже профессиям. Выражение caste no bar — «каста не помеха» — встречается в объявлениях весьма часто, но семьи, не предъявляющие кастовых требований, скорее всего, идут на какой-то компромисс: можно ожидать, что потенциальные жених или невеста обладают изъянами — возможно, речь идет о физических недостатках, неблагоприятном гороскопе или, как в приведенном ниже объявлении, наличии развода за плечами. Требования, выдвигаемые при поиске партнера, детали в описаниях указывают на дискриминацию в разных сферах — к примеру, ищут «только девственницу», «только светлокожего» или принимают заявки «только от программистов с дипломом». Применяемые в объявлениях аббревиатуры и кодовые слова требуют расшифровки и знания социальных и религиозных реалий (так, если про жениха написано, что он cut — то есть, в буквальном переводе с английского «подстрижен», — то это характеризует не его прическу, а его религиозный статус: он сикх, но не носит тюрбан, потому что не соблюдает традиционного требования не остригать волосы).
Приведем для иллюстрации несколько типичных объявлений из свежих газет (русский перевод, конечно, не передает сокращений и аббревиатур): «Ищем светлокожую девушку с высшим образованием и стабильной работой, обязательно из г. Ченнаи, строгую вегетарианку, рост не ниже 165 см, для молодого человека, происходящего из сарасват брахманов1 (29 лет, рост 170 см, светлокожий, высшее техническое образование)»; или «Женщина из касты каястха2, 33 года, 167 см, бенгалка, разведена, высокооплачиваемая должность в коммерческой корпорации, г. Пуна, ищет жениха. Каста не имеет значения, может быть разведенным»; «Гуджаратская семья из США ищет жениха для дочери (паспорт США, доктор медицины). Предпочтительно: гуджаратец, доктор медицины, с любым типом визы США»; «Девушка из вайшьев, 24 года, 155 см, из богатой семьи, свой бизнес, диплом MBA3, не вегетарианка. Требования к жениху: вайшья, врач с собственной практикой/крупный бизнесмен/финансист».
Подбор партнеров — это огромный бизнес в Индии и за ее пределами. Можно услышать о поездках в Индию американцев или канадцев индийского происхождения для заключения брака, о конкурсах невест для богатых сикхов из Канады, о фейковых объявлениях и профилях женихов/невест, созданных с целью вымогательства, о криминальных свадебных агентствах, обманывающих клиентов. Матримониальная тема несет такую моральную нагрузку, что мошенникам несложно «развести» клиентов, пообещав легкое решение сложной проблемы.
От сагаи до видаи
Расходы по организации свадебных торжеств ложатся, как правило, на родителей невесты: выдать дочь замуж — задача более трудная и социально ответственная, чем женить сына. Чем дольше женщина не выходит замуж, тем выше репутационные риски для ее семьи. Как следствие, обычно платит больше тот, кто больше заинтересован в результате. Готовиться к свадьбе дочери начинают уже с ее рождения — откладывают ценности, копят деньги на приданое и крупные подарки семье жениха.
Официально древний обычай требовать приданое в Индии запрещен законом еще в 1961 году, но в реальности родителям невесты приходится оплачивать не только свадьбу, от них ждут «добровольного» акта покупки машины или мотоцикла, они вынуждены вкладывать деньги в недвижимость, переводить значительные суммы на счета будущих родственников. Конечно, это обеспечивает их дочери некоторую финансовую стабильность в новой семье, но нередко разговор о приданом перерастает в вымогательство, а обязательства по выплатам могут отправить семью, которой «не повезло» родить дочь, в многолетнюю финансовую кабалу.
Для индуистов очень важно, чтобы браки заключались в астрологически благоприятные моменты. Тут учитываются как объективные — некоторые периоды в году не подходят для свадеб, а отдельные месяцы, наоборот, считаются благоприятными, — так и субъективные факторы, такие как индивидуальные гороскопы жениха и невесты. Подавляющее большинство свадеб проводится с октября по март; иногда случаются настолько счастливые для заключения брака недели, что кажется, будто свадьбы справляют чуть ли не в каждом дворе. Точное время проведения главных ритуалов назначается с учетом уже конкретных астрологических обстоятельств: если звезды говорят, что благоприятный для церемонии мухурат (короткий астрологический период) наступает в четыре часа утра, значит, так тому и быть.
Свадьбы в разных частях Индии совсем не похожи друг на друга, это отражается не только в стиле одежды и украшений. Конкретные ритуалы и обряды зависят от этнической группы, касты, класса, состояния, происхождения, места жительства и множества других факторов. Здесь же идет речь о наиболее растиражированном в североиндийской культуре образе индуистской свадьбы, типичной для городской среды штатов Пенджаб, Уттар-Прадеш, Мадхья-Прадеш и многих других регионов индийского Севера, для крупных городов типа Дели и Мумбаи.
Первым крупным событием в череде торжеств бывает церемония сагаи — это своеобразная помолвка, скрепленная обменом кольцами, которую проводят за несколько недель до свадьбы, а иногда и непосредственно перед основными торжествами. Сейчас в комплекс свадебных мероприятий любят включать вечеринку под названием сангит (пение) — это неформальное, веселое собрание родственников с обеих сторон, в центре которого — исполнение традиционных или народных свадебных песен. Вечеринка обычно перерастает в концерт или дискотеку, на которой выступают приглашенные артисты, а также члены семьи и сами жених с невестой — с заранее отрепетированными номерами.
День свадьбы начинается с домашних ритуалов, среди которых самый знаменитый — хальди расм, когда, под чтение мантр и песнопения, на жениха и на невесту (каждый находится в своем доме) наносится густая ярко-желтая паста из молотой куркумы, простокваши, сандаловой пасты и муки, которую потом ритуально смывают. Основная часть дальнейших событий проходит на территории невесты — в доме ее родителей, но чаще в специально построенных павильонах-мандапах или в снятых для празднества залах. Свадебное пространство пышно украшается тканями, блестками, цветами, яркими огнями, внутри создается как бы совершенно отдельный, прекрасный и в чем-то фантастический мир, довольно сильно контрастирующий с окружающей действительностью. Гости со стороны невесты с замиранием сердца ждут прибытия барата, свадебной процессии жениха. Барат, как правило, задерживается, заставляя всех поволноваться, о его прибытии возвещают хриплые, нестройные звуки оркестра духовых и ударных, усиленные громкоговорителем (такие группы ведут свое происхождение от военных оркестров и называются английским словом бэнд). Редко когда жених приходит на собственную свадьбу пешком. Некоторые подъезжают на разукрашенном автомобиле, в окружении танцующих и поющих родственников, музыкантов в мундирах с позументами и с яркими лампами в руках. Но чаще всего устроители свадеб, стараясь следовать всем канонам, сажают жениха на белого коня. Приезд жениха должен вызвать восторг у принимающей стороны и убедить их в том, что они выбрали идеального зятя. Вообще считается, что повстречаться на улице с баратом и, в особенности, лицезреть жениха на белом коне — к большой удаче.
Религиозная часть индуистской свадебной церемонии обязательно включает несколько важнейших компонентов: приветственные ритуалы для жениха со стороны матери невесты, обмен цветочными гирляндами, символический торг за невесту. Когда ближайшие родственники и главные герои праздника усаживаются вокруг хомы (жертвенного огня), жрецы приступают к главным таинствам, первое из которых — каньяда (передача невесты), церемония, во время которой отец либо другой, заменяющий отца родственник символически передает невесту в руки будущего супруга. В следующем акте на сцене появляется символ замужества — ожерелье-мангалсутра, сделанное из золота и черных бусин, жених надевает его на шею невесты. Потом концы одежды молодых связывают в узел, и они совершают главный ритуал бракосочетания — саптапади, семикратный обход вокруг жертвенного огня. Теоретически таинство брака не свершилось, пока седьмой круг не пройден до конца, и свадьбу еще можно остановить. Это как раз и происходит во многих индийских мелодрамах, когда главный герой — истинная любовь героини — появляется точно в тот момент, когда она, смирившись со своей несчастной судьбой, начинает седьмой круг, ведомая нелюбимым мужчиной.
Символом замужества, помимо ожерелья, является окрашенный синдуром (он же кумкум, ритуальный красный порошок) пробор. Впервые именно новоиспеченный муж проводит красную черту ото лба к макушке девушки, отныне окрашивание пробора становится частью ежедневных утренних ритуалов женщины.
Все акты длинной свадебной церемонии сопровождаются громкой реакцией присутствующих: звучат музыкальные инструменты, слышны ритуальные выкрики, гости и родственники хлопают в ладоши от восторга, а кто-то рыдает. Самым эмоциональным моментом являются, без сомнения, символические проводы невесты — видаи. В завершение торжеств невеста прощается с отчим домом, кланяется в ноги родителям и другим старшим родственникам, получает благословения и подарки, обнимается с братьями и сестрами и, заливаясь слезами, отправляется в новую жизнь.
Семейная азбука
В современной Индии можно найти разные образцы семейного уклада: в городах становится все больше нуклеарных семей; профессиональная молодежь в мегаполисах часто живет, образуя мужские или женские коммуны; есть и те, кто принимают сознательное решение жить в одиночку. Но доминирующей формой проживания на всей территории Индии остается знаменитая joint family — семья, объединяющая под одной крышей три, а то и четыре поколения. На севере Индии такие семейные объединения называют санъюкт паривар.
Столкнувшись с реалиями больших индийских семей — неважно, живут ли все члены семьи в одном доме или разбежались по разным квартирам, — европеец обязательно подивится изобилию терминов родства. Нырнув в глубины родовой памяти, мы обычно отыскиваем слова типа «деверь», «сноха», «шурин», не всегда припоминая, правда, кто именно под ними понимается. На всех индийских языках списки родственников обескураживающе длинны за счет того, что старшие и младшие братья имеют свои названия, зависимые еще и от родственной линии. В хинди, например, старший и младший братья мужа обозначаются разными словами — джетх и девар соответственно; и их жены так же имеют свои названия — джетхани, деврани. Старший брат отца — тау — самая авторитетная фигура в семье после деда по отцовской же линии; а мауси — младшая сестра матери — считается проводником теплого женского начала в семье.
Набор братьев и сестер в современных семьях разный, в среднем классе количество детей в семье неуклонно сокращается, поэтому новые поколения индийцев, скорее всего, уже не знают, как одним словом назвать «жену младшего брата мужа».
Как известно, в русских семьях основное напряжение проходит по линии «зять — теща», это объясняют склонностью социума к матриархату. В Индии женщина, перешедшая в семью мужа, вынуждена существенно ослабить связи с отчим домом (дом родителей называют словом майка), поэтому у ее матери и мужа практически нет общего поля, на котором они бы регулярно пересекались. Центр ее семейного мира теперь — сасураль, то есть «дом свекра», а заправляет в нем свекровь — сас, с которой и приходится теперь конкурировать за внимание мужа. Для Индии очень характерна тесная связь мужчин с матерями, которая выражается в их почти религиозном почитании, нередко женам за всю семейную жизнь так и не удается занять первое место в женской иерархии, им навсегда уготована роль второго плана. Женщинам ничего не остается как терпеливо ждать, пока в дом не войдет их собственная невестка, чтобы, насколько возможно, отыграться на ней за годы домашних ущемлений.
Все реалистичные, но больше все же нафантазированные аспекты взаимоотношений индийских жен с их свекровями, золовками, а потом и с невестками отражаются в телевизионных мыльных операх, которые в народе так и называют — сасбаху ки каханиян (истории про свекровь и невестку). Самая известная героиня этого жанра — Тульси Вирани из бесконечного сериала с невероятно длинным названием «Потому что свекровь раньше и сама была невесткой», он шел на телеканале Star Plus с 2000 по 2008 год. Благодаря железной хватке продюсера Экты Капур в первые годы показов сериал побил все мыслимые телерекорды по охвату аудитории, получил множество наград и даже изменил жизнь некоторых актеров.
Ценности в сериалах пропагандируются довольно консервативные, хотя сюжет двигается вперёд с помощью событий, связанных как раз с отходом от семейных устоев: внимание зрителей удерживают такие темы, как любовь по зову сердца вместо запланированного родителями брака, появление незаконных детей, любовь на стороне, беременность до свадьбы, решение женщины работать, а не сидеть дома и т.п. Вопиющая нелогичность историй, глупые повороты сюжета, несостыкованные факты, почти пародийная эмоциональность этих теледрам сделали их предметом бытовых и медийных шуток. А их глубокая патриархальность и ориентированность на приоритет мужского начала в глазах более прогрессивной части индийского общества превратили их в символы всего косного, что необходимо изживать.
Незаметные или незаменимые?
Так кто же в большом индийском доме хозяин? Свекровь? Свекор? Старший брат свекра? Муж? Золовки? Кто-то скажет: все решения принимает старейший или самый авторитетный мужчина в доме. А кто-то отметит, что решения — решениями, но повседневная жизнь зависит вовсе не от них, а от совсем посторонних людей, без которых индийские домохозяйства, начиная с обширнейшего среднего класса, не функционировали бы так слаженно и эффективно.
Живя в Индии, неизбежно знакомишься с тем, как построено индийское домашнее хозяйство, и открываешь для себя тот простой факт, что жизнь даже самой маленькой семьи немыслима без помощников. Каждодневное присутствие в доме людей, называемых по-английски maid, domestic help, а на индийских языках баи, наукарани, каджер лок, — совершенно естественный, почти не замечаемый индийцами факт. К наличию прислуги привыкают с детства и воспринимают его как нечто само собой разумеющееся.
Не скрою, меня, как многих людей постсоветской формации, зависимость повседневной жизни от слуг всегда приводила в недоумение — если прибегать к профессиональной помощи при регулярной или генеральной уборке квартиры для нас уже давно вполне привычно, то поручение слугам таких незначительных дел, как мытье посуды и ежедневная уборка, особенно в хозяйствах низшего среднего класса, может показаться чем-то излишним, хотя и повышающим бытовой комфорт. Не лучше ли самому стирать вещи в стиральной машине, а на кухне установить посудомойку?
Помню изумление, которое я испытала в 2004 году, пообщавшись в столовой Университета им. Дж.Неру в Дели с одним довольно известным профессором политологии. Я заметила его за ланчем с двумя детьми-подростками; он был явно не против поделиться некоторыми подробностями своего житья-бытья и откровенно пожаловался на тяжелое положение его семьи в тот момент: жена (к слову, тоже довольно известный научный работник) уехала на конференцию, и на те же несколько дней их служанка отпросилась на свадьбу родственника. «И вот, — с искренней печалью в голосе поведал мой собеседник, — сегодня нам с детьми пришлось пойти в столовую, потому что дома закончилась чистая посуда». Из деликатности я не решилась спросить, почему никто из их вполне дееспособной троицы не в состоянии помыть за собой посуду, а также — смогла бы жена-профессор спасти домашних во время этого посудного кризиса, останься она дома. Тогда я так и рассталась с этой семьей в некотором недоумении. А об истоках подобной ситуации начала догадываться позже, живя в Калькутте, столице штата Западная Бенгалия.
Про Калькутту иногда говорят, что здешнее население относится к двум категориям людей: те, кто в состоянии нанять слуг, — и те, кто сами являются слугами. Возможно, это преувеличение, но тенденция такая существует: достигая определенного уровня финансовой независимости, семьи стремятся перепоручить некоторые «тяжелые» домашние дела кому-то другому — речь в первую очередь идет о влажной уборке, стирке и пресловутом мытье посуды. В этом случае явной связи с фактическим уровнем доходов и даже кастовым происхождением семьи может не прослеживаться. Именно эти три занятия являются минимумом, ради которого и нанимается приходящий работник, пусть даже на час в день.
Как я уже упомянула, ситуация с посудой нам может быть поначалу непонятна, однако, если посмотреть на практическую организацию этого процесса, можно догадаться, почему это занятие считается трудновыполнимым для домохозяйки. Видимо, подобное отношение связано с бытовыми привычками, до сих пор типичными для городов востока Индии: даже в мегаполисе бенгальские домохозяйства сохраняют некоторые традиционные черты в организации кухни. Большинство перешли на ее «верхний», «западный» тип, где вся работа происходит на столе, но в некоторых домах кухня обустроена по смешанному образцу: сама готовка производится на высоко поставленной варочной поверхности (обычно на газовой плите), а подготовительный процесс происходит на полу. Для резки овощей и рыбы люди старшего поколения и сельские жители до сих пор используют стационарные ножи-бонти1, а ими можно оперировать, только сидя на одном с ними уровне. Посуда, из которой едят и в которой готовят, — почти всегда металлическая, тяжелая и большая, в раковине или около нее она может просто не поместиться. Тут надо учитывать, что использованная посуда считается «нечистой», поэтому не должна находиться рядом с нетронутой посудой и продуктами. Часто самое подходящее для нее место — на полу в более «грязном» углу кухни.
Днем посуду не моют, к концу дня, после завтрака, ланча, обеда и обязательного чая в семь часов вечера, накапливается значительная и в самом деле тяжеленная гора, состоящая из тарелок, чашек, кастрюлек, полукруглых сковород-кадхаи, скороварки и прочей утвари из нержавейки и алюминия. Все это остается на полу на ночь, часто с остатками пищи, и собирает на пир местных муравьев и тараканов — в этот период времени их прав никто не оспаривает. Таким образом, вечерний вид кухни красноречиво показывает, почему мытье посуды относится к категории непосильного труда.
В частных домах процесс мытья нередко происходит у специального крана и выполняется на корточках; кран для мытья посуды и стирки, как правило, вынесен за пределы кухни, на задний двор. Когда работа закончена, пол на кухне тщательно моется, чистую посуду складывают в корзину. И тут же приступают к готовке: свежевымытая сковорода-кадхаи еще не успела высохнуть, а уже снова в работе, цикл запускается заново.
Одним из факторов, который делает наемный труд в Западной Бенгалии повсеместно востребованным, является чрезвычайная его дешевизна — это притом, что в целом жизнь в Индии дорожает, и цены на еду даже в более «отсталых» районах давно не кажутся такими уж ничтожными. В Калькутте цены на труд прислуги варьируются в зависимости от района и снижаются по мере продвижения на север, где сохраняется более традиционный образ жизни. Жалование служанки складывается из модулей за каждый отдельный вид деятельности (например, посуда+уборка+стирка, к чему может добавляться готовка, поход за покупками и т.п.), но даже при максимальной загруженности в одном хозяйстве — а каждая, как правило, окормляет несколько домов или квартир в округе, — едва ли составляет больше шести-семи тысяч рупий1 в месяц!
Ещё не так давно в Дакшинешваре, одном из традиционных кварталов на северной границе города, за мытье посуды платили 300—400 рупий в месяц, а за ежедневную уборку около 500 рупий — и это притом, что у слуг обычно всего лишь двенадцать выходных в год (по одному дню в месяц), а праздничные дни типа Дивали2, когда они по своей инициативе не появляются на работе, можно пересчитать по пальцам одной руки (это при наличии огромного количества различных выходных в официальном календаре Индии!).
Однажды я произвела небольшой подсчет, чтобы в долгосрочной перспективе сравнить затраты на ручную стирку и стиральную машину. Выяснилось: покупка даже самой недорогой модели окупится только через три года. Неудивительно, что некоторые секторы на рынке бытовой техники в Индии до сих пор развиваются довольно вяло. Определенно, использовать труд посудомоек, прачек и прочих помощников — дешевле и удобнее.
Притом что слуги фактически обеспечивают жизнеспособность дома, к ним относятся придирчиво и с явной настороженностью. В последние годы СМИ стали активно просвещать население, рассказывая, как опасно пускать в дом незнакомого человека; нанимателям советуют снимать копию хотя бы одного документа работника, а в идеале регистрировать в полиции факт приема на работу. Однако изменения условий договора со стороны нанимателя ожидать сложно, «соглашение о сотрудничестве» продолжает носить исключительно устный характер — по крайней мере, такова типичная практика в Калькутте.
Рабочей силы, готовой на такие кабальные условия, в индийских мегаполисах немало. В основном это женщины разных возрастов, приехавшие в города с семьями из какой-либо бенгальской, бихарской или бангладешской глубинки (в последнем случае часто в группе нелегальных мигрантов), — иногда совсем необразованные, но чаще грамотные на уровне начальной школы. Помимо физического труда на стороне, им, как правило, приходится заниматься поддержанием собственного домашнего хозяйства и воспитанием детей. Что заставляет их принимать унизительные условия работы, столь выгодные для нанимателей? Один ответ лежит на поверхности — предложение опережает спрос. Ведь речь идет об обширном классе людей, привлеченных городскими условиями и не желающих, по разным причинам, продолжать жить в деревне или трудиться на предприятии — возможно, работая в качестве прислуги, они выбирают для себя меньшее зло.
Незавидное положение домашней прислуги в реальности предполагает своеобразную компенсацию — как материальную, так и моральную. Работая в городском доме, приехавшие в город сельские жители начинают видеть возможности для продвижения по социальной лестнице — если не для себя, то для своих детей. Благо, которое семья может получить в перспективе, кажется более важным, чем трудности, — прагматические соображения играют здесь ключевую роль.
Специфический характер обязанностей прислуги означает, что они вхожи внутрь дома, где работают. Они становятся свидетелями многого происходящего в семьях, оказываются в курсе обстоятельств, активно участвуют в разговорах, высказывают мнение и распространяют различные сведения — правдивые и не очень. Такие «информационные услуги», несомненно, повышают как значимость работника в жизни семьи, так и его ценность в собственных глазах. Более того, чем выше общественный статус семьи, тем большей становится ее техническая зависимость от разнообразных наемных помощников — хозяйство обрастает слугами: поварами, шоферами, привратниками… В итоге создается плотная связка слуга-хозяин, где и хозяин попадает в своеобразную зависимость от слуги, которого материально поддерживает. Такой обмен между слугами и хозяевами является важным фактором социального регулирования, особенно в ситуации, когда государство заботится о неимущих только на самом базовом уровне (например, предоставляя карточки на продукты по государственным ценам, открывая кредиты на определенные цели, оказывая некоторые медицинские услуги бесплатно).
Частные работодатели в какой-то мере берут на себя гарантии неофициальной заботы о нанятых работниках: в кризисной ситуации могут помочь деньгами, оплатить лечение, помочь с образованием детей. Тех же, в свою очередь, скудные жалования часто вполне устраивают, так как дают им моральное право относиться к своим обязанностям не слишком ревностно и требовать компенсации за свое тяжелое положение — небольших подарков, бесплатной еды, тринадцатой зарплаты в форме бонуса к Дурга-пудже1 или к празднику Дивали.
За хозяевами в то же время остается контроль за происходящим, выработка стратегии в отношениях с домашними работниками, установление границ во взаимоотношениях с ними, они дают указания и делают замечания — все это можно оценить как эмоционально затратное занятие, ограничивающее внутреннюю свободу и отбирающее личное время. Так, беседуя с бенгальцами о сложностях в отношениях со слугами, я получала в ответ в том числе и цитату из стихотворения Рабиндраната Тагора, включенного в сборник «Гитанджали»: Jārē tūmi nicē phēlo, sē tōmārē bādhibē jē nicē. Poścātē rēkhēcho jārē, sē tōmārē poścātē ṭānichē — «Тот, кого ты бросаешь (себе под ноги), свяжет тебя. Тот, кого ты оставил позади, потянет тебя обратно». Многие ощущают, что опора на низы в бытовой жизни — пережиток, не упрощающий, а усложняющий существование. В Индии, по крайней мере у части индийского среднего класса, существуют не только предпосылки, но и желание для перехода от отношений «хозяин — слуга» к модусу «заказчик — исполнитель», иначе говоря, для перехода от слуг к сфере услуг.
Уменьшению присутствия прислуги в жизни индийцев, как мне кажется, могло бы способствовать улучшение городской инфраструктуры и рост, в первую очередь, женской независимости. Свободное передвижение по городскому пространству, наличие рынка альтернативных услуг, гибко отвечающих на спрос, — это факторы, помогающие развитию личной свободы индивидуума внутри городского сообщества.
Предложения от профессиональных компаний, занятых клинингом, ремонтом и прочими услугами, в Индии пока ограничены, но этот рынок постепенно развивается даже в таких городах, как Калькутта. Судя по тому, что в последние годы произошел колоссальный рост онлайн поставщиков продуктов и товаров, который революционизировал процесс покупки (в сети оперируют такие гиганты, как Myntra, Flipkart, Amazon.in, а также более мелкие, локальные компании, которые доставляют на дом все — от полкило картофеля до солнечных батарей). Не за горами время, когда произойдет и систематизация услуг иного вида, в частности в сфере клининга и ремонта.
Переменам в Индии может предшествовать долгий подготовительный процесс, но когда они начинают происходить, то быстро обретают массовый характер.