Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 4, 2023
Современная литература, наконец, шагнула в школу.
Шагнула осторожно, с оглядкой, но и это вызвало резонанс. Народ срезонировал уже на заголовки и имена. «В программу по литературе в школах включили Пелевина, Стругацких, Гришковца и Прилепина». «В школах будут изучать книги Прилепина и Пелевина».
Сам документ, судя по откликам, мало кто читал.
А документ — интересный. «Федеральная образовательная программа среднего общего образования» утверждена приказом Министерства просвещения от 23 ноября прошлого года.
Стоит ли изучать в школах современную литературу?
Думаю — стоит. То, что было написано в последние тридцать лет. Условно говоря, постсоветских. До того мы имеем дело с литературой, устроенной совершенно иначе — и идеологически, и институционально, и эстетически. С другими важными именами. Хотя, конечно, многие авторы, получившие известность в предыдущий период, продолжали (продолжают) работать и в нынешний.
«…Современный учитель практически не знаком с новейшей литературой. Понятие “современная литература” в его сознании прочно сцементировано с другим периодом, с 70—80-ми годами двадцатого столетия. И этому есть чисто методическое объяснение: в школьный учебник не может войти литература, не прошедшая проверку временем» («Знамя», 2011, № 5)[1] .
Даже позднесоветская школьная программа была менее консервативна в отношении современной литературы. В середине восьмидесятых, помню, проходили «А зори здесь тихие» Бориса Васильева и «Сотникова» Василя Быкова. Обе повести были написаны в 1969-м — менее чем за двадцать лет до того.
И это логично. Пятнадцать-двадцать лет — достаточный срок, чтобы произведение прошло «проверку временем», хотя бы первичную. Для дня сегодняшнего — это то, что писалось до середины 2000-х. Но никак не семидесятые-восьмидесятые.
Так что обновление школьной программы вполне своевременно. И отражает международный тренд — активные дискуссии о более широком присутствии современных авторов в школе идут последние годы и в Европе, и в США, и за пределами «Большого Запада»[2] .
И с точки зрения хронологии, те современные тексты, которые присутствуют в списке «Федеральной образовательной программы», вполне репрезентативны. И «Жизнь насекомых» Пелевина, и «Санькя» Прилепина, и драматургия Гришковца («Как я съел собаку»), и так рано ушедшей Ксении Драгунской («Рыжая пьеса»). С одной стороны, эти авторы пришли в литературу уже после 1991 года, с другой — с момента написания всех этих текстов прошло уже более пятнадцати лет, так что определенная «проверка временем» пройдена.
Немного хуже с современной поэзией. Формально все поэты, перечисленные в параграфе «20.4.4. Поэзия второй половины ХХ — начала XXI века», этой рубрике соответствуют[3]. Однако все они дебютировали в печати и получили известность до 1991 года. Выходит, ни одного примечательного имени в русской поэзии, по логике составителей «Программы», в русской поэзии за последние тридцать лет не возникло. Ни Веры Павловой, ни покойного Бориса Рыжего, ни Ирины Ермаковой, ни Максима Амелина, ни Дмитрия Воденникова (называю навскидку, список далеко не полный)…
Есть и другие странные лакуны.
Например, в списках «Программы» нет ни одного произведения зарубежного автора последних лет семидесяти. Есть «Зарубежная проза ХХ века», «Зарубежная поэзия ХХ века» и «Зарубежная драматургия ХХ века»[4]. Возможно, создатели «Программы» сочли, что современную зарубежную литературу не нужно включать в школьную программу. Их право. И с именами Джона Кутзее, Орхана Памука, Тумаса Транстрёмера, Харуки Мураками старшеклассников знакомить не стоит даже в рамках обзорного урока… Но зачем тогда было несколько раз до этого заявлять, что в старших классах наряду с произведениями русской литературы «второй половины ХХ — начала XXI века» будет изучаться и зарубежная литература этого периода?[5]
И еще одна лакуна — раз пишу это для «Дружбы народов», стоит о ней остановиться чуть подробнее. Речь о русской литературе за пределами России.
Такого понятия в «Программе» вообще нет. Как нет и понятия «русской литературы эмиграции». Из всей плеяды русских писателей, оказавшихся за рубежом, присутствуют только Бунин, Бальмонт, Виктор Некрасов и Бродский — но без всякого указания на их «эмигрантский» статус. Из русской литературы советских республик — Чингиз Айтматов и Василь Быков, опять же без каких-то маркеров принадлежности первого, кроме русской, к киргизской литературе, а второго — к белорусской.
Неудивительно, что и русская литература бывших советских республик тоже оказывается вне нынешней программы. Есть «Литература народов России» (представленная опять же текстами полувековой давности). Русская литература за пределами России в картине мира составителей «Программы» отсутствует.
Напомню вроде бы известное. По состоянию на 2021 год, по оценкам ООН, за границей проживает более 10 миллионов выходцев из России; это третий по величине показатель в мире (после Индии и Мексики)[6].
За пределами России живут и пишут на русском языке такие известные авторы как Андрей Иванов, Александр Иличевский, Александр Кабанов, Мариам Петросян, Дина Рубина, Олжас Сулейменов, Лена Элтанг, не говоря уже о нобелевском лауреате Светлане Алексиевич. И большая часть этих авторов (а названы далеко не все), как можно заметить, именно из постсоветских государств.
Но по логике авторов «Программы» выходит, что русская литература — это только то, что делается в пределах России. Бесполезно напоминать, где и при каких обстоятельствах писались «Мёртвые души», «Былое и думы», «Идиот», «Приглашение на казнь», «Тёмные аллеи», «Двадцать сонетов к Марии Стюарт» и многое, многое другое. У консервативно-почвеннической логики свои резоны. По-своему убедительные.
Еще в 2009-м их изложил Захар Прилепин в заметке «Без почвы не жилец» («Огонёк», 2009, № 24). С подзаголовком-вопросом «Можно ли оставаться русским писателем, живя не в России?». Нельзя, отвечал Прилепин. Если пишешь на русском — живи в России, а не где-то за бугром. Поскольку, мол, все самое замечательное в русской литературе даже в кровавый двадцатый век создавалось именно в России, а не в эмиграции, где и писали похуже, и вообще «не удержали в ладонях теплоту русской речи».
И логичный вывод: «Надо держаться за свою землю всеми пальцами: нет ни у нас, ни у нашего языка иного пристанища».
Это в каком-то смысле даже верно: вне России — и без постоянного притока русскоговорящих — русская литература через одно-два поколения исчезает. Только дело здесь, думаю, не в земле и не в «теплоте речи», которую оная земля подпитывает. Дело в банальной поддержке. Со стороны метрополии, ее властных, гражданских, культурных и прочих институтов. В поддержке, без которой захирела бы и литература в самой России, сколько бы она за землю ни хваталась.
Понятно, что в советское время никакой помощи со стороны СССР литературе эмигрантской быть не могло. Не было ее и со стороны тех стран, в которых жили русские писатели-эмигранты. За исключением, разве что, США 60—80-х годов, где благодаря «холодной войне» в университетах резко возросло изучение русского языка и литературы, что гарантировало русским писателям поддержку по крайней мере американского университетского истеблишмента.
В целом же страны, где живут русские писатели, крайне редко их замечают и тем более поощряют. Особенно бывшие постсоветские республики, чьи правящие элиты по понятным причинам больше заинтересованы в развитии литератур на национальных языках. Случай Андрея Иванова, получившего Национальную премию Эстонии в области культуры (2016) и награжденного эстонским Орденом Белой Звезды (2020), остается уникальным[7].
Нельзя сказать, что поддержки русскопишущих авторов со стороны России не было.
Есть журнал «Дружба народов», который их публикует. Форум молодых писателей России, стран СНГ и зарубежья «Липки», который их обучает. «Русская премия», которая их награждает (точнее, награждала). Разовые гранты, выделяемые Межгосударственным фондом гуманитарного сотрудничества государств—участников СНГ.
Достаточно ли этого? Думаю, нет.
«Дружбе народов» (как и другим толстым журналам) самой нужна серьезная поддержка, а не разовая, от гранта к гранту. Что касается «Русской премии», то она, как известно, уже шесть лет как закрыта.
Если в 90-е, да еще и довольно недавно, содействие проектам, связанным с русской литературой в постсоветских странах, оказывали отдельные западные институты (фонды, посольства…), то постепенно это сошло на нет. Особенно в последний год, с его «кэнселингом». Так что остается только метрополия, тем более что разговоры о защите русского языка сейчас здесь, что называется, в тренде. Защищать же русский язык в той или иной стране через поддержку в ней русской литературы, думаю, эффективнее и перспективней, чем танками. Менее затратно — однозначно.
И содействие это может быть не только материальным, но и символическим. В том числе, через отражение современной русской литературы за пределами России в школьной программе. Хотя бы, опять же, в виде обзорного урока. Думаю, ничего плохого не будет в том, что российские школьники узнают, что русская литература существует и развивается сегодня по всему миру. Да и для авторов, пишущих вне России, — важная поддержка. Пока еще есть что поддерживать…
[1] Хотя литературовед Наталия Попова писала это более десяти лет назад, ситуация не сильно изменилась.
[2] Насколько показывает даже беглый просмотр результатов на запрос modern literature in school curriculum в интернет-поисковиках.
[3] Несколько странно, правда, выглядит в ней Заболоцкий, «успевший» прожить во второй половине ХХ века всего несколько лет. Все равно что Льва Толстого отнести к авторам первой половины ХХ века.
[4] В качестве одного из образцов драматургии ХХ века почему-то назван «Идеальный муж» Уайльда, написанный в 1892 году.
[5] См.: «Основу содержания литературного образования в 10—11 классах составляют чтение и изучение выдающихся произведений отечественной и зарубежной литературы второй половины ХIХ — начала ХХI века»; «…Приобщение старшеклассников к лучшим образцам русской и зарубежной литературы второй половины ХIХ — начала ХХI века» и др. (Курсив мой. — Е.А.).
[6] https://tochno.st/materials/emigratsiya-2000-kh. Думаю, с 2022 года эта цифра только возросла.
[7] Можно, конечно, вспомнить получение звания «Народный поэт Республики Узбекистан» поэтом Александром Файнбергом (2004) и звания «Народный поэт Киргизской Республики» поэтом Вячеславом Шаповаловым (2006). Но в обоих случаях это было скорее признание переводческих заслуг этих поэтов, еще в советское время активно переводивших местных авторов на русский (когда наличие таких переводов считалось очень престижным).