О поэтических сборниках 2022 года
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 3, 2023
Обычная, повторяющаяся из года в год ситуация: «зима подходит к середине», из журнала приходят напоминалки, сижу, обложившись книжками…
Так что возникает порой мысль завязать, наконец, с этими обзорами. Делаю их для «Дружбы» я уж давно, с 2011 года. И формат уже немного наскучил, и — главное — успел измениться контекст.
Где-то с начала нулевых издание поэтического сборника стало коммерчески бессмысленным. С начала десятых — бессмысленным с точки зрения литературного процесса: книги стихов почти перестали рецензироваться и отмечаться премиями[1] .
С начала двадцатых выход этих сборников кажется вообще все менее осмысленным эстетически. Вопрос уже стоит не на что издавать, и даже не для кого издавать, а — почему вообще нужно издавать. Чем — кроме отчета о собственном поэтическом функционировании — является поэтический сборник сегодня?
И хотя их выходит не меньше, чем прежде, что-то в их издании меняется.
Стали замолкать известные поэтические серии. Только за прошедший год — закрылась «Воймега», на неопределенный срок застыла серия журнала «Воздух» (и ее «дочерняя» серия «Поколение»). Ничего не слышно о серии «ОГИ-поэзия».
Повлияли, разумеется, события прошлого года, перетекшие в нынешний. Если короновирус ударил по крупным издателям (локдаун парализовал книготорговлю), то «военновирус» — по издателям небольшим и маленьким. А серьезную современную поэзию выпускают, в основном, именно они. Положим, попавшее «под санкции» типографское оборудование еще можно заменить каким-то китайским аналогом, но уезжающих сотрудников ничем китайским не заменишь. А малые издательства — это как раз «ты, да я, да мы с тобой»…
Но все это — скорее, повод. Причины лежат глубже.
Прежде полноценным поэтическим высказыванием был именно сборник стихов. Отпечатанный на бумаге, хранящийся в библиотеке (публичной или личной), читаемый и перечитываемый. Сегодня это — отдельное стихотворение. Возникающее в Сети и быстро в ней же исчезающее. Порой даже без имени автора.
В поэзии происходит маленькая революция — сходная с той, которая произошла в военной авиации. Прежде война в воздухе велась пилотами, среди которых были свои мастера, асы — в современной войне самолеты все более вытесняются дронами. И легче, и дешевле, и мастерство пилота не требуется, поскольку не нужен сам пилот.
Сходное ощущение и в поэзии. Словно небо над ней, в котором прежде демонстрировали высший пилотаж асы (и стремившиеся стать ими новички), теперь заполнили «дроны» — стихотворения, порой непонятно кем и откуда запущенные.
Так что сомнений, для чего продолжать писать эти обзоры, накопилось изрядно.
Все же решил пока не торопиться с прощальным поклоном. И этот обзор написать, а там посмотрим. Не хотелось бы встраиваться в длинный ряд всего закрытого-завершенного. А это, кроме уже упомянутого завершения «Воймеги», еще и закрытие авторской критической рубрики Сергея Костырко в «Новом мире», и критических колонок на сайте «Современная литература», и нескольких поэтических премий — включая самую крупную, «Поэзию».
Последнее и подтолкнуло к объединяющему сюжету этого обзора.
Поэтические премии. Только не реальные, а вымышленные. Но которые, существуй они на самом деле, вполне могли бы быть вручены.
Такая вот полусерьезная-полуигровая «раздача слонов»[2]. Без девушек, выбегающих на сцену с тяжелыми букетами, без музыки и фуршета. «Весенняя раздача» — учитывая, что номер с этим обзором должен выйти в марте.
За литературные заслуги
Геннадий КАЛАШНИКОВ. Ловитва. — М.: Летний сад, 2022. — («Плавучий мост») — 216 с. Тираж 500 экз.
Вадим ЖУК. 75. — М.: Воймега, 2022. — 86 с. Тираж 400 экз.
На книгу Калашникова «Дружба» уже откликалась — в декабрьском номере вышла обстоятельная рецензия Елены Сафроновой. Но отметить «Ловитву» среди книжных поэтических новинок года все же стоит.
Книга, вышедшая в год 75-летия автора, — в каком-то смысле итоговая.
Калашников неторопливо и спокойно выкладывает перед читателем трофеи своей многолетней «ловитвы». Широк временной охват книги — ранние стихи датированы концом 60-х; и жанровый охват — кроме поэзии в нее вошла и автобиографическая проза. Имеется и солидное (на мой вкус, несколько излишнее) культурологическое послесловие.
Наконец, прекрасно типографское исполнение книги; удовольствие держать в руках. Тверда, весома и фактурна.
Весома и фактурна и сама поэзия Геннадия Калашникова.
О, жизни будние приметы —
весомость хлеба, прочность стен.
Рука касается предметов
неодинаково совсем.
Здесь что-то есть от рифмованья,
неуловимо слово тронь…
Вся суть поэзии — касанье,
она не зеркало — ладонь.
Калашников, кажется, не столько произносит слова — сколько трогает их. Это ощущается и в его прозе. «…Было видно, как по вздувшейся за ночь реке сплошным потоком несутся льдины, порой медленно, с тугим усилием становясь на ребро и показывая влажную, сизовато-синюю прозрачную изнанку».
Так и слова в стихах Калашникова — движутся, точно льдины, неторопливо поворачиваясь и показывая себя с разных сторон. С самых ранних стихов, с «Купания в озере» (1967):
Для рыб я птица, а для птиц я рыба.
И озера мерцающая глыба,
растущая из бьющего ключа,
колеблема движением плеча.
Вода причудлива и каждый миг иная,
шершавая, угластая, прямая…
«Уверенное, динамичное течение речи, внятный, негромкий и в то же время звучный, хорошо слышный голос», — как точно написал о стихах Калашникова Эмиль Сокольский (Prosоdia, 2019, № 10).
Возможно, в силу этой негромкости голос Калашникова по-настоящему не услышан. «Геннадия Калашникова везде печатают, но мало кто понимает, что он скрытый гений…» — приведу еще один отзыв, Светланы Василенко («НГ-Exlibris», 28 мая 2015 года).
К словам вроде «гений» я привык относиться с профессиональной осторожностью; но поэт, безусловно, недоуслышанный. И лучше даже, как кажется, понимаемый в контексте поэзии его ровесников, Кублановского и ушедшего в прошлом году Цветкова (оба родились в том же 1947-м, что и Калашников). Близких — при всей своей разности — в приверженности именно к философской линии в поэзии…
Раз зашла речь о литературных заслугах, стоит назвать еще один итоговый сборник, «75» Вадима Жука, вышедший в «Воймеге».
Жук — тоже 1947 года, отсюда и название, фиксирующее нынешний — юбилейный — возраст автора. И стихи в основном отобраны автобиографические.
Сперва сказала акушерка: «Парень».
Потом отец уволился в запас.
Потом червей в коробочку копали.
Потом седьмой. Потом десятый класс.
Кривые строчки. Тесные ботинки.
Над пропастью. Во ржи. Лавиной Блок.
Театр. Ещё театр. Полтинник.
Замеченный случайно ангелок.
Сосновый лес. Сплошное Бологое.
Куда-нибудь. Давай куда-нибудь.
И это утро. Бледное, худое,
Боящееся на себя взглянуть.
Если Калашников охотится за ускользающими мгновениями природного бытия («…блеск плотвы, плеск листвы, / шум травы-муравы, / гон твоей каждодневной ловитвы»), то трофеи «ловитвы» Жука — ускользающие мгновения собственной жизни.
Вообще, незаурядное поэтическое поколение — родившихся в конце сороковых. В прежние десятилетия слегка заслоненное «шестидесятниками», и лишь последние лет двадцать приходящее к читателю.
За оригинальное название
Всеволод КОНСТАНТИНОВ. Дугоме. — М.: Воймега, 2022 — 86 с. Тираж 300 экз.
Ксения КОВШОВА. Лёгкие. — Самара: Издательство Номер Пять, 2022. — 78 с. Тираж не указан.
«Меня волнует шорох слов, чей смысл мне непонятен», как писал Лев Лосев. Особенно, в моем случае, — в названиях стихотворных сборников. «Фифия» Чухонцева, «Умр» Янышева, «Тутырь» Сороки…
Да и вообще умение найти удачное, цепляющее заглавие — не менее важно, чем написание / составление самой книги[3]. «Книга — мелочь, и лишь название делает всё» (Алексис Пирон).
«Дугоме» Константинова, конечно, далеко не «мелочь».
Цельная и насыщенная книга нечасто публикующегося поэта.
Как и Калашников, Константинов — поэт негромкий. Очень «воймеговский». Таких — без срывания голосовых связок, но с четкой артикуляцией и акмеистической точностью — в «Воймеге» любят публиковать (точнее, увы, любили).
Глядящий в пропасть театр,
где сцена, там провал —
какой-нибудь снаряд
кусок свой оторвал.
Тут развивался спор
строфы с антистрофой,
тут пел о смерти хор
и о себе герой.
Теперь открылся вид
на то, что есть внизу:
на зелень между плит
жующую козу,
на крыши городка,
где женщина ждала
не то чтобы века,
но дольше, чем могла…
У Константинова — обостренное восприятие места, видимого фрагмента пространства. Именно видимого — что, возможно, связано с его профессиональными занятиями кинодокументалистикой.
«Место» — одно из самых частотных слов в этой книге, повторяется раз девять — в разных стихах. «Место стеченья паломников в прошлом…» — «Неуютное место лес овраг…» — «Не моё, отчуждённое это место…»
Отсюда и название сборника. «Дугоме» — это просто «другое место», в устах девочки сросшееся в одно слово.
дугоме — говоришь ты
я поднимаю тебя на плечи
и мы идём в другое место
Лирический герой не только послушно таскает свою дочку на плечах, чтобы найти «другое место», которое бы ее устроило, — но и сам, похоже, движется в поисках него. И, судя по стихам, порою находит. Этим «дугоме» может оказаться Италия — с «Римских стихов» начинается сборник. И Франция, и Армения. И, разумеется, Россия.
И вторая важная линия книги. С местом, топосом в ней почти всегда соседствует эрос.
Ты возникала всполохом, кустом
и, обжигая, исчезала снова.
И оставляла в воздухе пустом
«спаси меня» — два оголённых слова.
Вообще, хорошо бы написать о современной любовной лирике отдельный очерк. А то всё как-то о социальной и политической.
…И еще одно название сборника, показавшееся мне удачным — «Лёгкие» самарской поэтессы Ксении Ковшовой. Удачным в своей плодотворной двусмысленности: здесь отсылка и к легкости, и к органу дыхания, а значит — и к самому дыханию.
и мы перестанем быть сердцем и мозгом, закончим танец, игру и бунт,
но можно всегда быть лёгкими и смеяться
этого не отберут
Иное поколение (Константинов — 1972 года рождения, Ковшова — 1993-го), иная — близкая к рэпу — поэтика.
Прошли времена диссиденций и диких танцев,
ты носишь под ранцем панцирь, под панцирем — новый панцирь;
сценарий составлен — грамотен и безукоризнен:
ты вырос в цене, стабильности и цинизме.
<…>
бежит через пальцы жизнь — не собрать в бутылку,
и волосы треплет ветер на выгоревшем затылке,
но рано вставать, да и всё теперь вне закона —
ты дремлешь в метро в будний вечер в углу вагона…
Впрочем, и лирическая героиня Ковшовой тоже наполнена этим пространственным беспокойством, укусом топоса. Всякое место ненадежно и, не исключено — опасно («здесь больше нет безопасного места / где можно поспать спокойно / всю ночь»).
Остается, действительно, одно — быть лёгкими.
Премия имени Ходасевича
Евгений НИКИТИН. Скобки. — М.; СПб.: «Т8 Издательские Технологии» / «Пальмира», 2022. — («Пальмира — поэзия»). — 84 с. Тираж не указан.
Олег ДОЗМОРОВ. Хорошие песни. — М.; СПб.: «Т8 Издательские Технологии» / «Пальмира», 2022. — («Пальмира — поэзия»). — 154 с. Тираж не указан.
Такой премии, насколько знаю, нет. Но влияние Ходасевича на современную лирику довольно заметно. Настолько, что его иногда даже плюсуют к хрестоматийной четверке Ахматова-Пастернак-Цветаева-Мандельштам. Хотя плюсуется он к ним плохо.
Ходасевич влияет своим как бы антиромантизмом. «Как бы», поскольку от романтизма, с его зацикленностью поэта на своем «я», Ходасевич отходит совсем недалеко. «Я, я, я! Что за дикое слово! / Неужели вон тот — это я? / Разве мама любила такого, / жёлто-серого, полуседого / И всезнающего, как змея?» («Перед зеркалом»).
Этот своеобразный антиромантизм (а по сути — романтизм, только вывернутый наизнанку) в отношении своего «я» дополняется де-романтизацией окружающего мира. Он предельно прозаизируется, сводится к быту, к тихому аду повседневности.
Эта поэтика хорошо ложится на эпохи исторического безвременья. И находит отклик в поэзии этих эпох. Значительно больший, чем названная четверка поэтов — они всё же были поэтами с мощным чувством исторического времени.
Поэтому интонации Ходасевича возникают в позднесоветском безвременье у Гандлевского. Поэтому они заметны в поэзии где-то с конца нулевых, когда время снова слегка забуксовало.
Евгений Никитин — наверное, один из наиболее интересных и талантливых наследников Ходасевича. Не уверен, что это наследование он осознает — как осознает и рефлексирует свое, например, Гандлевский. Но по сути — все тот же монолог «перед зеркалом», с внимательным и печальным разглядыванием своего «я».
Трепал я много языком,
и стёрся мой язык.
Вращал я много кадыком
и вывихнул кадык.
Стоит в траве моё лицо
без сущностных примет,
как будто брошенный предмет,
похожий на предмет…
Или в другом стихотворении:
С тех пор как стал я нелитературный,
обычный человек,
с меня сошёл налёт культурный,
как жидкий снег…
Лирический герой Никитина и сам Никитин — понятно, не одно и то же (хотя зазор между ними и узок). Никитин — человек вполне литературный и с культурностью у него всё в порядке. Здесь важны не те эпитеты, которыми поэт наделяет это «я», сколько сам антиромантический жест. Когда на месте поэта-пророка, поэта-певца оказывается его безгласный, почти бесформенный антипод:
Непонятно, что сказать.
Отвалилась говорилка.
И становишься опять
недотыкомка, мурзилка.
Или того хлеще:
Я не знаю, кто я — человек
или тень, бегущая по стенке.
Близоруко я таращу зенки:
капитошка, нежить, имярек.
В какой-то момент от этой крошащейся субъектности, от этих претензий к своему «я» начинаешь немного уставать. Мне — так ближе те стихи, где поэт отходит от зеркала и в кадр попадает кто-то другой. Например, жена: «С тех пор как мы живём в кредит, / жена на жёрдочке сидит / и смотрит не мигая. / Она уже другая». Или кот Зюся из самого бесхитростного, но самого (для меня) запоминающегося стихотворения из «Скобок».
Умер Зюся потому… Да нипочему.
Просто не могли ничем мы помочь ему:
не хватало нам любви, не хватало сил,
и обиду, как болезнь, он в себе носил.
Всё-то жался, прятал хвост, нычки по углам.
Получал сухой паёк с горем пополам.
Старший кот его гонял и ложился спать
на кровать. А Зюся шёл только под кровать.
Тесно было впятером: маленькая дочь,
я, жена и два кота, некому помочь.
Я оправдываюсь так. Только видит Бог:
просто я недолюбил, вот и не помог.
…И еще один поэт этой же — ходасевической — линии: Олег Дозморов, сборник «Хорошие песни».
О сродстве лирического героя Дозморова с лирическим героем Ходасевича еще десять лет назад подробно писала Людмила Вязмитинова, отзываясь на его предыдущий сборник «Смотреть на бегемота» («Новый мир», 2013, № 7); для нее, правда, это сродство было, скорее, достоинством.
Что ж, и для меня это — не недостаток; все зависит от поэтического результата. Свои претензии к поэзии Дозморова я изложил в отзыве на тот же сборник («Дружба народов», 2013, № 4) — возможно, даже слишком резко. И хотя большую их часть могу адресовать и «Хорошим песням», дважды входить в одну и ту же «ругательную» реку смысла не вижу. Стоит отметить и достоинства. Более широким стал словарь: за счет обильного введения в него жаргонизмов, а также различных имен и реалий, и не только литературных — как в предыдущем сборнике — но и из массовой культуры, новостной ленты. Более широкой стала палитра чужих голосов, интонаций.
Я давно работаю в «Пятёрочке»,
до неё горбатилась в «Магните».
Продаю «Сибирскую», «Три корочки»,
«здрасьте» говорю и «извините».
С августа тут тип один наладился,
творог покупает, шоколадку,
странный только: никогда не тратится,
ну, свиную максимум лопатку.
Грустный он какой-то. Слишком вежливый,
от колечка след на безымянном.
Не придёт сегодня — ну и к лешему,
перейду в «Монетку», что в Гончарном.
Пусть слегка напоминает вариацию на старый пугачевский шлягер («Настоящий полковник»), но почему бы нет? Сборник ведь и называется — «Хорошие песни».
Моя «Русская премия»
Александр КАБАНОВ. Исходник. — Израиль: Книга-Сефер, 2022. — («Вольное Книгопечатание»). — 182 с. Тираж не указан.
Андрей КОСТИНСКИЙ. Ll . — М.: ЛитГОСТ, 2022. — 66 с. Тираж 100 экз.
Ганна КОМАР. Мы вернёмся. — М.: UGAR, 2022. — 62 с. Тираж 300 экз.
Ирина ГУМЫРКИНА. Изнанка снега. — М.: Формаслов, 2022. — 104 с. Тираж 200 экз.
Ануар ДУЙСЕНБИНОВ. Рухани Кенгуру. — Алма-Ата: MUSA, 2022. — 160 с. Тираж 500 экз.
«Русская премия» существовала, напомню, с 2006 по 2016 год и вручалась русским литераторам, живущим за пределами России[4].
Поэтому эту «слонораздавательную» номинацию назову «Моя “Русская премия”». И, поскольку пишу для «Дружбы народов», отмечу сборники нероссийских поэтов из постсоветского пространства (которое традиционно окормляет этот журнал).
Начну с Украины — Александра Кабанова[5] и менее известного харьковского поэта Андрея Костинского.
«Исходник» Кабанова — пожалуй, самая сгущенная его книга. И по настроению, и по образному ряду, и по публицистическому пафосу. «Исходник» — от слова «исход»; исходник — беженец. Понятно почему и понятно откуда.
Из стихотворения «Кто отдал в переработку…» (с аллюзией на «Джон — ячменное зерно» Бёрнса):
Кто отдал в переработку
яблони озимый плод,
солнце, озеро и лодку,
кто пустил меня в расход?
Не заметив тонкой грани
между льдом и кипятком,
может, родина, по пьяни
гибельным прошлась катком?
Не спеша утрамбовала
в землю, в свежее говно,
чтоб меня осталось мало:
саша — хлебное зерно.
…………………………………………..
В ожидании предтечи
буду на исходе дней
тайной рода, частью речи,
веткой яблони твоей.
«LI» Костинского значительно «спокойнее»: возможно, потому, что, как сообщается в аннотации, в него вошли «стихи, написанные преимущественно в 2019—2021 годы». Но дело, возможно, не только во времени написания: иная поэтика. Чуть приглушенный, минималистичный верлибр.
Стихотворение «Снимок»:
солнце
завёрнутое волной
распрямляется
на берегу
отпечатки следов
к себе
покажи
где живёшь
где умру
без
В «Мы вернёмся» белорусской поэтессы Ганны Комар — снова тема исхода. На этот раз — из Белоруссии. В сборник вошли двадцать стихотворений, написанных на основе историй тех, кто покинул страну после событий 2020 года. Одни — по-белорусски, другие — по-русски.
новый дом
поставили сумку
новый дом
пошли в магазин
новый дом
прислушивалась к шорохам
новый дом
мне снилось как их избивают
новый дом
читала новости
новый дом
я и не уезжала никуда
пахло деревом
понемногу нравится
Политическая повестка входит и в стихи казахстанских поэтов. В «Изнанке снега» Ирины Гумыркиной — наряду с тонкой и элегической лирикой — несколько поэтических откликов на прошлогодние январские беспорядки в Алма-Ате.
Этот город увековечен
В «Шаныраке» и «Акбулаке»,
В кетлинге и кибербуллинге,
В «Сулпаке» и реновации,
В исчезнувших трамваях,
Исчезающей мозаике,
В сгоревших памятниках
Советской архитектуры.
В январском тумане
Скрывается нечто ещё…
Дебютный сборник Ануара Дуйсенбинова — тоже о любви и о политике, но о политике — больше. «Рухани Кенгуру» обыгрывает название амбициозной программы «Рухани Жангыру» («Духовная модернизация»), принятой в Казахстане в 2017-м при Назарбаеве[6] …
из западной европы в западный китай
скачет наш маленький бежит наш кішкентай
и в холод и в жару и в гору и в дыру
вывозит все невзгоды Рухани Кенгуру
hey honey я умру когда-нибудь умру
но дух поскачет в степь я Рухани Кенгуру
проскачет все состепья духовных кангыру
ептеп и step by step я знаю жангырнусь[7]
я верю в силу руха поэтому вернусь…
Отдавая должное этой веселой поэтической изобретательности, я все же выделил бы другие стихи этого сборника — условно автобиографические, с детскими и отроческими реминисценциями. «Бабушке, в дорогу», «Когда мне было десять я заболел…», «Я услышал стрельбу когда сидел…».
Завершая разговор о сборниках казахстанцев, назову еще три книги. «Некоторые отрывочные сведения» Марии Вильковиской, «Чирк» Ксении Рогожниковой и «Город крадёт мёртвых» Каната Омара. От «премирования» их воздержусь — по чисто формальным причинам. Сборник Рогожниковой вышел в 2021 году, но попал ко мне только в прошлом; книга Омара помечена уже 23-м, а Вильковиской — хотя издана и в «отчетном» 22-м, но ко мне пока не попала[8].
Теперь, после того как все основные «слоны» розданы, кратко упомяну — как это обычно и делаю в этих обзорах — сборники, которые также заслуживают внимания; возможно, даже не меньшего. Нельзя объять необъятное, и о чем-то приходится говорить вот так, впроброс, бегущей строкой.
Небольшая партия «слонов» у меня припасена и для этой многочисленной группы. Просто вручаться они будут не авторам, а издателям, продолжающим — вопреки всему — издавать серьезную современную поэзию.
За поддержку современной поэзии
Начну с книжных серий. Немало интересного успела выпустить перед закрытием «Воймега». Кроме уже упомянутых сборников Жука и Константинова это — «Небо в перьях» Юлия Хоменко, «Остролист» Галины Нерпиной[9], «Вещь человечья» Элины Суховой, «На фоне белого» Юлии Крыловой. А также двойной сборник Андрея Полякова «Эвакуация» и «Радиостанция “Последняя Европа”. Красная книга».
Из «Вещи человечьей» Суховой:
Какую выбрать — эту ли, из прежних,
Когда и плёнке, и бумаге знали цену
И вежливо друг к другу наклонялись
С улыбкой напряжённой, аккуратной,
Пока фотограф птичку выпускал?
Или из этих, новых, моментальных,
Глядящих из виндового окошка,
Расхристанных, взъерошенных, чумазых,
Вполоборота, ворот нараспашку,
Рот приоткрыт и волосы торчком?
Какую выбрать, чтобы ты, свободной
Бесплотной тенью мимо пролетая,
На памятник взглянул: «Ну что же, что же…»
Присвистнул датам: «Эх, летит же время!»
И фотографии кивнул: «Похож, похож!»
Следующий «слон» — активно работающей «Пальмире-Поэзии».
В ней кроме Дозморова и Никитина вышли Александр Бараш («Чистая радость»), Сергей Круглов («Лирика»), Андрей Чемоданов («Неуклюже»), Юрий Цветков («Выбранные места»), Сергей Завьялов («Оды. 1984–1990»), Игорь Иртеньев («Жили-были-поживали»)… А также довольно неожиданный Владимир Козлов («Техники длинного дыхания»), у которого после чистых, на грани прозы, верлибров возникли рифмованные стихи.
Частный человек,
победитель холодной войны,
сделав лицо,
гордо бредёт вдоль проезжей части.
Это раньше считалось,
что желанья его срамны, —
теперь же он частный.
Частный.
Он занимается страхованием,
ездит в галстуке по хоромам.
В этом месяце он
эффективнее, чем сосед.
Ну а дома он слушает
«Гражданскую оборону»
и не ходит на выборы:
его кандидат — «против всех».
Продолжают нести свою трудовую вахту на ниве поставангардной поэзии московские серии «Новая поэзия» (издательства «Новое литературное обозрение») и UGAR и екатеринбургская «InВерсия» (издательства «Кабинетный учёный»).
В «Новой поэзии» вышли «Флажок» Андрея Родионова, «Ненадёжный рассказчик» Данилы Давыдова, «Птица разрыва» Григория Стариковского…
В «InВерсии», кроме сборника Марии Вильковиской — «Ещё один опыт сияния» Любы Макаревской, «Эти прозрачные колокольчики» Евгения Ивачевского…
В UGAR кроме Ганны Комар — поэма Геры-Ангелины Пухановой «Хорошая мать» (краткие подневные записи периода беременности и первого года материнства, записанные в столбик) и «Длись» Ольги Туркиной. Из «Длись»:
Смотрю то вдаль, то в близь
Сквозь замутнённые морскими каплями солнечные очки
Моё отрочество — это покинутые цветные игрушки
На пустом сером пляже залива
«Русский Гулливер» выпустил «Запасные книжки» Владимира Гандельсмана, «Сверкающую усталость» Натальи Явлюхиной, «Книгу Герцогини» Фаины Гримберг; в близком «Русскому Гулливеру» издательстве «Квилп Пресс» вышло «Прощание с Кьеркегором: вариант единицы» Андрея Таврова. В тель-авивском издательстве книжного магазина «Бабель» — «Орковы поля» Юлия Гуголева.
В «ЛитГОСТе» кроме «LI» Костинского — «Нерчь и заречь» Армана Комарова и мемориальный сборник рано ушедшего поэта Леонида Шевченко «Забвению в лицо»[10].
В книжной серии «Формаслова» (в которой вышел сборник Ирины Гумыркиной) — «Хорошо забытое» Феликса Чечика и «Где золотое, там и белое» Евгении Джен Барановой; из Джен Барановой и процитирую (в чем-то перекликающееся с «документальными стихотворениями» Ганны Комар):
И зачем им нас убивать
у нас такие же пальцы
у нас такие же волосы
мы говорим на этом же языке
И зачем им нас убивать
в нас нет ничего такого
и мало чего осталось
разве что вот возьмите
но это не дорогое
И зачем им нас убивать
мы просто поедем дальше
они такие же люди
Поедем родная дальше
к винограду и табаку
Они такие же люди
Мы просто поедем дальше
Сейчас мы положим вещи
и мигом в горячий душ
В «Стеклографе» вышло, как всегда, очень много; из более-менее понятного — «Оттиск» Валерия Черешни, «На котмодроме Байкомур» Инны Домрачёвой и «Око» Валентины Фехнер (названной Борисом Кутенковым в числе двадцати лучших дебютантов 2022 года в поэзии[11]).
Столь же активно и многокнижно работают «СТиХИ» — но, я уже на это как-то сетовал, ни одного вменяемого списка, что оно издало за год, у этого издательства нет, а отслеживать его разнообразную издательскую жизнь по соцсетям — для человека, не вовлеченного в нее, — занятие довольно нудное.
Впрочем, хотя бы небольших «слоников» заслужили и эти два издательства, работающие на стыке вполне профессиональной поэзии и полупрофессиональной.
И, в завершение — книги, вышедшие вне поэтических серий.
В «ОГИ» издали «Уроки латыни» Демьяна Кудрявцева. Двадцать одно стихотворение с названиями из латинских крылатых выражений, и вторая часть, озаглавленная «И другие стихотворения». Мне показались интереснее «И другие…» (в «латинских» ощущалось слишком много «цветкова»). Из «других» и процитирую:
я родом из тех кто читал на ходу
и в медную дул на линейке дуду
из тех кто потом начитавшись исхода
сменил континент в девяностом году
я всякую пил по подъездам бурду
испытывал тягу к ручному труду
теперь если мне позволяет погода
я вдоль побережья неспешно бреду
……………………………………………………..
я знаю на небе такую звезду
что светит неярко не в первом ряду
но видно при свете её невеликом
всех птиц что спускаются к гнёздам в саду
и слышно как тихо растёт земляника
и стыдно как будто есть место стыду
Что еще не упомянул? В «Б.С.Г.-Пресс» вышел «Универсум» Сергея Бирюкова. В «Издательстве К.Тублина» — «Кукушкин мёд» Аллы Горбуновой, в «Редакции Елены Шубиной» — «Бессмертная стрекоза» Дмитрия Воденникова (два последних оксюморонных названия тоже хороши…).
В «У Никитских ворот» — «Это то» Дианы Никифоровой, о которой, на мой взгляд, незаслуженно сурово написал в «Лёгкой кавалерии» Андрей Фамицкий: «это не поэзия, а очень плохие стихи»[12]. Это, рискну утверждать — поэзия; несколько солипсичная, но интересная и запоминающаяся по интонации.
Я маму держала за руку,
И на нас падал снег.
Снежинки просились за пазуху,
Мой шарф отвечал им «нет».
Я ловила, лавируя,
Губами кристаллы воды.
Мне казалось, так медленно
Летят они с высоты.
Я пыталась втянуть в себя
Свои 25 килограмм,
Чтоб, наступая на корочку,
Не сделать больно снегам…
В «ТЦ Среда / Пряхин В.К.» вышли «На глубине промерзания. Нечто вроде поэмы» Анны Голубковой[13] и «Субъективъ» Николая Мелешкина. Последний является скорее проектом — кроме текстов Мелешкина в него вошли стихи еще двенадцати других стихотворцев.
В новой книге Арсения Ровинского «Сева не зомби» (издательство «POETICA») — всё тот же знакомый и ценимый многими (включая и меня) поэт, мастер складывания из фрагментов чужих речей, биографий, быта — неожиданных и ярких стихов.
Гаррик Ашотович не проблема
и Лёва и даже батумские не проблема
мы все как бы родственники
только Белла проблема
пока я могу говорить пообещайте что Белла
никогда не узнает подробностей этого дела
о брынзе о помидорах об этом нашем позоре
о битом стекле перемешанном с красным болгарским перцем
всю историю о дешёвых консервах
из Димитровграда
Из вышедшего за пределами Москвы упомяну еще примечательный сборник Алёны Бабанской «Медведи средней полосы» (Екатеринбург, «Евдокия»)[14] . И вышедшую в питерском «Поэтустороннем» дебютную книгу Алины Сахарчук «Нераспакованным нутром». У Сахарчук несколько депрессивные стихи, что само по себе не плохо; хуже, что в этой депрессивности немного однообразные. Опять же, там, где происходит выход из скорлупки своего «я» в жизнь, социум, историю,— возникает нечто интересное.
маленькая строгая женщина с выразительными бровями
смотрит на меня по ту сторону перекрёстка
светофор загорается зелёным — столкновения не избежать
тихо но уверенно спрашивает: «девушка вы мусульманка?»
с обязывающим ожиданием просит о помощи
«есть ли поблизости ювелирный?»
невнятно машу руками не давая себе возможности промолчать
не давая себе возможности не знать ответа
при этом чувствуя только
ледяные капли — заползают за ворот куртки
и становятся ручьём позвоночника
И — last but not least — две поэтические антологии.
«Поэзия последнего времени», составленная Юрием Левингом и вышедшая в издательстве Ивана Лимбаха; социальные стихи 126 авторов. «Всех их, — как сказано в предисловии, — объединяет искусство поэзии как опыт осмысления коллективной травмы». Что ж, травма сейчас в тренде, особенно — коллективная…
И вторая, менее амбициозная по замыслу — «Свободные стихи. Антология современного иркутского верлибра», составители — иркутские поэты Артём Морс и Светлана Михеева. И число авторов поменьше, и тема менее «травматичная» (впрочем, стихи без рифмы и размера тоже для кого-то могут быть «травмой»).
Удачная, профессионально составленная антология — хотя для чего нужно сегодня устраивать отдельный загон для верлибра, я так и не смог понять — ни из нее, ни из вышедшей годом раньше антологии «Современный русский верлибр»[15] …
Из подборки верлибров Александра Журавского:
мы выходим из царства живых
на левом запястье твоём — лилия
пчела — на моём плече
мы выходим из царства живых
мой дом — обгорелая глина
твой — обветренный мрамор
мы выходим из царства живых
слитые воедино как боги
две капли воды
На этом ставлю точку; все слоны розданы, все духи материализованы.
Будем читать книги 2023 года. А там — посмотрим.
[1] Можно, конечно, сослаться на «Московский счёт» и Премию Белого, которые вручаются именно за сборники стихов. Но все это было, скорее, длинным эхом более ранних времен,
когда эти премии и были созданы: «Московский счёт» вручается с 2003-го, «Белочка» — вообще с 1978-го.
[2] Поскольку для младших читательских поколений крылатые выражения из дилогии Ильфа и Петрова могут оказаться не очень и даже совсем не крылатыми — укажу источник. «Материализация духов и раздача слонов», из афиши с портретом Остапа Бендера
«Приехал жрец!» («Золотой телёнок»).
[3] Скажем, «Ловитва» — название и оригинальное, и удачное, а «75» — удачное, но не слишком оригинальное. Уже было «80» Николая Кононова (книга стихов 1980-х), и «10/30» (антология поэзии «тридцатилетних»), и «+39» у меня, грешного (тоже с обыгрыванием
моего — тогдашнего — возраста)… Тот же прием и в названии книги Андрея Костинского «LI» (51 год), о которой будет сказано ниже.
[4] Вначале — в Средней Азии и Закавказье, потом — уже шире, в постсоветских государствах (кроме России), и наконец — вообще всем русским литераторам за пределами России. Последнее расширение премию, на мой взгляд, несколько «размыло».
[5] Кабанов, кстати, единственный из перечисленных в этой номинации авторов, получивший настоящую «Русскую премию».
[6] Приблизительно тогда же и был написан цикл, давший название сборнику.
[7] Кiшкентай — маленький, кангыру — скитаться, ептеп — понемногу. Дуйсенбинов часто включает в свои стихи казахские слова; в конце сборника дается небольшой словарик.
[8] «Чирк» вышел в алматинской «ОЛША» («Открытая литературная школа Алма-Аты»), сборники Вильковиской и Каната — в екатеринбургской серии «InВерсия».
[9] См. рецензию Александра Климова-Южина «Изобретение паруса»: «ДН», 2022, №8. — Прим. ред.
[10] См. рецензию Валерия Шубинского «Время быстрое и время неподвижное»:
«ДН», 2022, № 12. — Прим. ред.
[11] 20 лучших дебютантов 2022 года в поэзии. Выбор Бориса Кутенкова // Сайт «Формаслов». 1 декабря 2022 года. (https://formasloff.ru/2022/12/01/20-luchshih-debjutantov-2022-goda-v-pojezii-vybor-borisa-kutenkova/). Возможно, как дебют это действительно интересно; пока большого воодушевления от стихов Фехнер не испытываю, а дальше — посмотрим.
[12] Фамицкий А. Об ошибке Бориса Кутенкова // Сайт «Вопросы литературы». 8 августа
2022 г (https://voplit.ru/column-post/ob-oshibke-borisa-kutenkova/). Фамицкий полемизирует с Кутенковым, написавшим предисловие к сборнику Никифоровой; труд, на мой взгляд, напрасный. Предисловия к сборнику живущего поэта — жанр предопределенно-комплиментарный и поэтому не относящийся в строгом смысле к литературной критике. Спорить с ними — все равно что возражать на юбилейные речи… С другой стороны, лучше, конечно, вообще не обкладывать тексты живых поэтов никакими «предисловиями-послесловиями».
[13] Это «нечто вроде поэмы» выходило в самарском журнале «Цирк “Олимп” + TV»
в 2016 году. Теперь — в виде книги, в сопровождении двух предисловий и одного послесловия… По поводу предисловий и послесловий — приглашаю заглянуть в предыдущую сноску.
[14] Сборник вышел в прошлом году, но помечен 2023-м, — поэтому разговор о нем отложу до следующего обзора (если состоится).
[15] О которой мне приходилось писать («Дружба народов», 2022, № 4).