Рассказики, сочинённые внучке
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 11, 2023
Алёхин Алексей Давидович — поэт, эссеист, критик. Родился в Москве в 1949 году. Автор многих книг стихов и прозы. Создатель и главный редактор ежеквартального журнала поэзии «Арион», выходившего с 1994 по 2019 год. Живёт в Москве. Постоянный автор «ДН».
Хнык-Хнык и Плак-Плак
Есть неподалёку от Москвы городок Плаксеево. Маленький такой городочек. Домики жёлтые, белые и красные, а между ними зелёные сады с птичками. На площади старинная пожарная каланча, раньше на ней пожарный сидел, высматривал, не горит ли где. Только он уже давно оттуда слез. Вокруг поля. А ещё там валенки делают, с калошами. На площади ими ряды под навесами уставлены — со стороны кажется, будто целая армия в калошных валенках вышла на парад. Кто мимо на машине едет, остановится, вылезет и валенки покупает.
И стоит там на краю городка домишко старенький. Покосившийся. Весь какой-то пересохший, окна пыльные-препыльные, паутиной затянуты. А ступеньки на крыльце такие грязные, что и не поймёшь, каменные они, кирпичные или деревянные — одна земля. И живёт в этом домике Хнык-Хнык.
А на другом конце городка другой домишко. Тоже маленький, покосившийся, только весь отсыревший. Стены в потёках, на ступенях лужа, и весь до крыши мхом зарос и даже водорослями. В нём живет Плак-Плак.
Они с Хнык-Хныком приятели, можно сказать, друзья. Чуть не всякий день ходят друг к дружке в гости. То есть обычно Хнык-Хнык к Плак-Плаку ходит. Он не очень любит, когда Плак-Плак к нему наведывается: наплачет целые лужи, сырость разведёт.
Вот, наденет обычно Хнык-Хнык валенки с калошами, придёт к Плак-Плаку, сядут они чай пить, и хнычут, и плачут.
— Я тут к тебе шёл, — рассказывает Хнык-Хнык, — а вокруг в садах листва, листва, да такая яркая, ну прямо зелень в глазах…
— Ох, — отзывается Плак-Плак, — прямо зелень! Хоть плачь… — и плачет.
— Да, хоть хнычь. А небо-то, небо! Просто синька какая-то, так глаза и режет, так и режет!
— Ой, режет, — Плак-Плак рыдает, — ой, режет…
— А на ветках птицы свистят, — хнычет Хнык-Хнык. — Да так пронзительно свистят, будто сверлят тебя. Я просто весь в дырках, как дуршлаг. — И грязным пальцем показывает на себе, где в нём дырки: тут, и тут, и вон тут.
— В ды… дырках! В ды… ды… дырках! — Плак-Плак заходится и уже третий носовой платок выжимает.
— Да ещё бабочки кружатся так, что голова кругом идёт, — жалуется Хнык-Хнык. — Ну прямо как карусель, сущая карусель.
— Такая карусель, хоть плачь! — Плак-Плак кивает, а у самого с носа слёзы капают. — Вот и у меня: такая сырость, такая сырость. Одна книжка в доме была, и та заплесневела. Мышь под шкафом жила — к соседям сбежала. Ты мне, говорит, всех мышат перетопишь. Хоть плачь!
— Ох, хоть хнычь!..
Так они хнычут и плачут и чай пьют. Хнык-Хнык на своей лавке только ножки поджимает, потому что даже в калошах мокро, столько наплакано.
А неподалёку от того городка жила девочка Варенька на даче, с папой и мамой, с дедушкой и бабушкой. Бабушек у неё даже две штуки было, про запас: одна уедет куда-нибудь, так другая с Варенькой играет и возится; другая отлучится, так первая тут как тут. Так что жила она счастливо, никогда не хныкала и не плакала, на горшок просилась вовремя, в куклы играла.
Вот как-то раз говорит ей дедушка:
— А не пойти ли нам с тобой за калитку, по тропинке, вон в тот городок? Хнык-Хныка навестить, утешить.
А Варенька, хотя и не знала Хнык-Хныка, отвечает:
— Давай пойдём. Навестим. Только куклу с собой возьмём.
Взяла куклу, взяла дедушку за руку, и пошли.
Тропинка через поле вилась, потом кончилась, и городок начался. Нашли они тот самый домик в паутине, а дверь заперта. И записка висит на гвоздике: УШОЛ В ГОСТИ.
Варенька-то ещё читать не умела, а дедушка прочитал и говорит:
— Хнык-Хнык в гости ушёл. Только тут неправильно написано.
— А что неправильно? — Варенька спрашивает. — Не ушёл или не в гости?
— Да нет, — дедушка покачал головой. — Ушёл-то он в гости, только слово «ушёл» не так пишется. Ты потом узнаешь. А ушёл он не иначе как к Плак-Плаку, дружку своему. Он где-то на той стороне живёт. Пойдём поищем.
— А как же мы его найдём, если дома не знаем? — Варенька засомневалась.
— Да уж найдём как-нибудь, — дедушка улыбнулся. — По приметам.
Они его и правда скоро нашли: другого такого мокрого домишки в городке не было. На стенах ракушки-мидии налипли, водоросли и мох на крышу захлёстывают, перед крылечком лужа, и из-под двери капает. Дедушка даже Вареньку на руки взял, чтобы та туфельки не промочила.
Постучались, вошли. А там в полумраке эти двое сидят: и хнычут, и плачут. А как дедушку с Варенькой увидали, того пуще расхныкались-расплакались:
— Вот какие девочки бывают! В платьицах! С куклой! С хвостиками на голове! Даже с тремя хвостиками! (Это мама Вареньке на макушке ещё один хвостик сделала, чтобы чёлочка в глаза не лезла.) А у нас тут мрак и сырость! Сырость и мрак! Ой, бедные мы бедные, несчастные-пренесчастные…
Варенька удивилась и говорит:
— Зачем же вы тогда в сырости тут сидите? Да у вас и свет в окна не проходит, так они заросли! Дедушка, — говорит, — давай мы с тобой у них приберёмся! Поставь меня вон в те калоши.
Схватила веник и воду всю за порог выгнала. Дедушка окна распахнул, а она их тряпочкой протёрла. Солнышко заглянуло в дом, и всё осветило, и мигом всё высушило. Чашки на столе засверкали. И Плак-Плак первый раз в жизни улыбнулся:
— Ох, как светло, и солнечно, и хорошо! Хоть пл… хоть радуйся, я хотел сказать!
Только Хнык-Хнык пуще прежнего расхныкался:
— Вот, у Плак-Плака так светло, и солнечно, и хорошо! А я-то в пыли и паутине, света белого не вижу, бедный я, несчастный…
— Так давай, — Варенька засмеялась, — все вместе к тебе сейчас пойдём и у тебя тоже приберёмся. Правда, дедушка? И Плак-Плак пойдёт, да?
— Конечно! — согласился Плак-Плак, и во второй раз в жизни улыбнулся.
Так они и сделали. А когда всё вымели и вытерли, Варенька ещё из маленькой леечки дорожку перед домом побрызгала, чтобы пыль прибить. И соседняя травка, совсем было поникшая, спасибо ей сказала.
Кстати, ступеньки, когда их отскребли, оказались деревянными. Из старых-престарых дубовых досок того ещё времени, может, когда пожарный на каланче сидел. И Хнык-Хнык с Плак-Плаком уселись на них, как на скамеечку, в обнимку, и улыбаются.
— Смотри, — говорит Хнык-Хнык, — какое небо синее-пресинее! Как у Вареньки глаза, прямо! Смотри и радуйся!
— Вот-вот, — кивает ему Плак-Плак. — Ну, прямо как Варенькины глаза, такое весёлое!
— Ну и ладно, — Варенька отвечает. — Любуйтесь себе. А нам с дедушкой домой пора. Бабушка ждёт. И малина там, в саду у нас, наверное, новыми ягодками поспела. Надо её поесть.
Взяла дедушку за руку, и они пошли домой. А Хнык-Хнык с Плак-Плаком им вслед махали.
С тех пор Хнык-Хнык и Плак-Плак уже не хнычут и не плачут, а живут и радуются. И Варенька с дедушкой их время от времени навещают. Даже малинки им к чаю приносят. Только немного — той, что от Вареньки осталась.
Да, городок-то тот тоже потом переназвали! Он теперь зовется — Смеялово.
И вместо валенок с калошами там делают босоножки.
Дедушкин сон
После обеда дедушка заснул в своём полосатом кресле на терраске, и ему приснился чудесный сон. Пальмы. Жёлто-зелёные попугаи. Порхают большие бабочки. Гуляют слоны, и скачет весёлый круглый бегемот.
До того красивый сон, что внучкиной плюшевой обезьянке — той, что с клетчатыми заплатками на голове, — тоже захотелось полюбоваться. Она как раз у дедушки за спиной на хвосте висела. И без спросу в его сон запрыгнула.
И вот что натворила.
Сначала побегала по пальмам, покачалась на лианах и даже покаталась немножко на бегемоте, а потом проковыряла во сне дырку. И все через эту дырку улетели и ушли: попугаи, бабочки, слоны, бегемот и пальмы с лианами. Остался только жёлтый песок и голубое небо.
Дедушка страшно рассердился.
— Что ты сделала с моим прекрасным сном?! — закричал он. — Никого нет. Тут какая-то пустыня! Немедленно прекрати!
И он даже затопал во сне ногами.
Обезьянка не очень испугалась, она ведь такая смелая, умеет висеть вниз головой. Но пожалела дедушку. И загнала всех-всех обратно.
И снова сделалось как было: пальмы с лианами, бабочки с попугаями, слоны с бегемотом. И дедушка улыбнулся во сне и принялся смотреть дальше.
А дырку потом заштопали.
Для этого дедушке бабушка приснилась.
Вот только обезьянка повадилась с тех пор забираться в дедушкины сны. И доигралась. Допрыгалась.
Однажды она опять скакала там по всему сну и до того расшумелась, что разбудила дедушку. И он проснулся. А обезьянка так во сне и осталась.
Пришла внучка Варенька на терраску, ищет-ищет свою обезьянку, а та пропала. Нигде её нет. Дедушка тоже ищет, под стол заглядывает, под кресло. А потом вспомнил:
— Варенька! — хлопнул себя по лбу ладонью. — Я же её во сне видел! Наверное, я её там забыл.
— Как! — закричала Варенька. — Мою обезьянку? Любимую?! Забыл?!!
И горько заплакала.
Пришлось дедушке срочно садиться обратно в кресло и засыпать. А когда хорошенько заснул, то он разыскал обезьянку в самом дальнем конце сна. Она там свернулась в тенёчке под слоном — тот, как обычно, стоя спал — и тоже задремала. А что ей снилось, неизвестно, дедушка не стал заглядывать. Наоборот, он обезьянку разбудил и строго-настрого велел, чтоб больше так себя не вела. Не скакала, когда он спит, не шумела. А то вон что выходит. И выпроводил её из-под слона и вообще из сна обратно к Вареньке.
Варенька так обрадовалась!
А обезьянка по-прежнему в дедушкины сны забирается. Но ведёт себя потише. И под дальним слоном вздремнуть не ложится, чтобы её там не забыли. Она шалашик на самом виду из пальмовых листьев построила. Полежать в теньке, когда жара.