Сборный пункт.
Заочный «круглый стол».
В этом номере — размышления Алексея АЛЁХИНА, Владимира ГАНДЕЛЬСМАНА, Шамиля ИДИАТУЛЛИНА, Алёны КАРИМОВОЙ, Бахыта КЕНЖЕЕВА, Анны КОЗЛОВОЙ, Алексея САЛЬНИКОВА, Дарьи СЕЛЮКОВОЙ, Юрия СЕРЕБРЯНСКОГО, Глеба ШУЛЬПЯКОВА, Ростислава ЯРЦЕВА
Продолжение. Начало см.: «Дружба народов», 2022, № 7.
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 8, 2022
1. Кому вы наследуете? (В широком смысле слова и в литературе «всех времен и народов».)
Если в самом широком смысле, то, наверное, вообще всем. Включая безвестных авторов из какого-нибудь Шумера, от которых не дошло ни имени, ни строчки. Потому что словесное художественное мышление, раз начавшись, не прерывалось никогда, и его прошлое присутствует — когда целыми фразами, когда единичными атомами — во всей последующей поэтической речи. Что мы порой с удивлением обнаруживаем, открыв текст неведомого автора, иногда из давних времен, и найдя в нем переклички со своими собственными опытами. Да до того близкие, что хочется украсть.
Ну, а в узком… Речь, как я понимаю, идет о поэтике. Пожалуй, питательной почвой были ветвь русской модернистской короткой прозы (Олеша, Ильф — только не романов-фельетонов, а записных книжек; отчасти поздний Катаев), Хлебников (не головокружительных рифмованных экспериментов, а верлибрический: «Зверинец», «Ручей с холодною водой…») и русская домонгольская прозопоэзия (вроде «Слова о погибели Русской земли»). А еще в юности впечатлил ранний Вознесенский — подчеркнутой зримостью метафор и образов.
В зарубежной поэзии ближе всех оказались французские модернисты: Аполлинер, Блэз Сандрар… Тут, думаю, многое зависело от случая и от перевода.
2. Узнаёте ли вы в ком-то из молодых писателей — своих и своего поколения читателей, будь то «наследники» или оппоненты?
У моих сверстников такие точно имеются, иногда даже не отдающие в том себе отчета. Мне кажется, кое-кто есть и у меня. Но не стану же я их называть — а то произведу кого-то в «наследники», а он в ответ выпучит глаза: «А ты-то кто?»
Вообще-то наследование в литературе, если речь не об эпигонах, идет, как известно, через поколение. Непосредственных предшественников как раз и сбрасывают с парохода, даже если и уверяют, что хотели сбросить Пушкина.
Вот литературные внуки подрастут хорошенько, объявят меня своим литературным дедушкой, тогда я, старенький, и умилюсь.
3. Литература ваших сверстников: что вас объединяет и отличает от других и для вас важно, чтобы сохранилось в будущем?
При всем разнообразии, наше поколение — впрочем, как и поэтов двух предыдущих — объединяет принадлежность к русской поэзии после великого модернистского перелома, что произошел в ней в начале минувшего века и который по суетливости порой пытаются повторить. Это новая художественная эпоха, как эпоха Возрождения, и она пусть не три века, но довольно долго будет длиться. Мы теперь примерно в кватроченто, и хочется, чтобы впереди оказалось чинквеченто.
Наше поколение, пожалуй, последнее, заставшее литературоцентричную эру. Для каждого из нас литература, поэзия по-прежнему непререкаемо значимое дело, на которое есть смысл потратить жизнь. Я хочу, чтобы те, кто после нас, хотя им и трудней, сохранили эту веру: в то, что писательство — это вся жизнь. А не отхожий промысел и не ролевая игра. Самое удивительное, что таких немало.