Светлогорские записи
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 7, 2022
Ефременкова Юлия Валерьевна родилась в Одинцове Московской области в 1983 году. Окончила факультет истории, политологии и права РГГУ. Печаталась в журналах «Берлин. Берега», «Крещатик», «Дружба народов». Участвовала в XVI Форуме молодых писателей России, стран СНГ и зарубежья. Живёт в Берлине.
Предыдущая публикация в «ДН» — 2021, № 10.
Январь 2021
Две недели провели в Зеленоградске. Сначала жили в двухэтажной «делюкс» квартире с подвесными потолками, евроремонтом из девяностых, велотренажером, теннисным столом и окнами, из которых были видны красные крыши низких домов, гаражи, уродливая пятиэтажка и море. Каждое утро к пятиэтажке тянулись кошки и бабушки в платочках с кульками-пакетами, палочками, в галошах, шли такими тяжелыми походками, что ясно: все же это не Кранц, не немецкий город, а русская провинция, русский санаторий, русские бабушки, Россия. Из пятиэтажки иногда выбегали две женщины в приталенных пуховиках с капюшонами, на каблуках, в тонких колготках. Прятались у забора, курили в сторону моря, гладили кошек. К обеду поток бабушек прекращался, и пятиэтажка заваливалась грузным парализованным телом в окна, заслоняя и красные крыши низких домов, и море, как накопленная за долгие годы усталость, из-за которой нет сил рассмотреть даже то, что под носом.
Вопрос — а где это я? — задавала себе постоянно. Очень странное ощущение, словно попали в другую реальность. Особенно странно, когда выезжаешь поздним утром на машине из Берлина, едешь сначала по солнечной пустой Германии — зеленые ровные поля, аккуратная геометрия деревень, безлюдные улицы, — потом въезжаешь в туман, в Польшу, тяжело дышащую, но не столько из-за карантинного предписания везде носить маски, сколько из-за сильного смога от отапливания домов углем, здесь не сложно представить великий смертоносный лондонский туман 1952 года.
Семь часов дороги, и выныриваем из тумана сразу в Россию. Пустая граница, вежливые пограничники, все легко и просто, зря переживали, волновались, не нужен карантин, тесты на коронавирус. Главное, не везти с собой европейского мяса и больше трех литров алкоголя.
На первой же калининградской заправке вышли, чтобы купить сигарет и убедиться: Россия. Ветлицкая пела: «Посмотри в глаза, я хочу сказать, я забуду тебя, я не буду рыдать». Пожилой мужчина в черном одиноко сидел за столом, как за школьной партой, и читал книгу, успела прочитать на обложке лишь «Доктор…». Сон? Живаго?
Зеленоградск на первый взгляд — смесь Симеиза и Бинца. Повсюду котики, рождественские украшения, глинтвейн, запах пирогов с капустой и картошкой. Православный храм апостола Андрея Первозванного и лютеранская кирха Святого Адальберта. Памятник Ленину у здания в стиле фахверк и памятник зеленоградской кошке. На пешеходной улице легко поверить, что это Кранц, курортная Пруссия, Европа. Во дворах же лужи, шашлыки, сараи, южные крымские дома, требующие ремонта. В бывшем доходном доме Фридриха Баста, построенном в югендстиле, теперь детский сад, украшенный героями «Союзмультфильма»: Леопольд и кот Матроскин. Антикварные лавки, кофейни, рестораны. Променад с тренажерами, качелями и велодорожкой. Современные элитные новостройки. Развивается город, строится. Спортом занимаются даже бабушки в платочках, рассекают на велотренажерах волны.
Первые дни было страшно. Сидеть в ресторанах. Идти в кино. Не соблюдать в магазинах дистанцию. Заходить в банк. В соляную пещеру. Перебирать янтарь в руках незнакомки. Веселиться. Сплошные новые фобии. А разговоры? Незнакомые люди постоянно заводили разговоры:
— Молодые люди, вы янтарь-то здесь не собирайте, это моя территория.
— Девушка, а хотите, я вас возьму к себе на работу? Продавцом. Сто тысяч буду платить! У вас хорошо получится, я вижу! Пойдете?
— Девушка, не хотите со мной искупаться в море? Я абсолютно безопасен — со свежими антителами. Могу поделиться.
— Девушка, а можно вас спросить? Вот я ехал-ехал, потом летел-летел, и вот я здесь, на море, и вот вы тоже здесь, на море. И в чем смысл? Смысл же должен быть?
— Ну что? Маски снимаем? Все же уже переболели? Все же у нас в кораблике свои?
— Тетенька, ты еще долго будешь кататься на качелях? Ты сколько весишь?
— Девушка, а сфотографируйте меня у елочки, пожалуйста. Вот так. И вот так. Я не улыбаюсь — у меня зуба нету. Да и сфотографировать некому. А хотите, я вас тоже? А-а-а, вас есть кому? Ну хорошо, дай Бог вам здоровья.
— Ой, молодые люди, а вы знаете, как янтарь-то выглядит? Мы вот только приехали, первый день как на пляже, ходим, ищем в песочке, а чего — не знаем. Что? Вы нам янтарь подарите? Какие вы щедрые. Да вы что, не надо. Ой, спасибо вам, с наступающим!
Волна выбросила янтарь к ногам. Я еще не знала точно, что это янтарь, но женщина, которую другая женщина представила профессиональным искателем янтаря, сказала:
— Вы нашли королевский янтарь. Поздравляю! Благословляю вас на дальнейшие поиски.
С того момента просто так гулять по пляжу стало невозможно. Муж выходил на охоту рано утром, внимательно ковырялся палкой в водорослях, я же избрала другую тактику: ожидание чуда, то есть волны. Собрали за две недели рюмку.
1 февраля 2022
В субботу после урагана Мари на побережье Балтийского моря пришел шторм Надя, а моих соседей, тихую семейную пару из Подмосковья, в апарт-отеле в Светлогорске сменили трое из Твери. Круглый лысоватый мужичок в куртке-дубленке с сигаретой за ухом. Длинноволосая девушка в белых сапогах на каблуках. Девушка с нарисованными бровями в норковой шубе. Приехали они около десяти вечера, и несмотря на то, что в Калининградской области после девяти торговля алкоголем запрещена, мужичок с девушкой в норковой шубе отправились на поиски коньяка и вернулись через час с тремя бутылками водки. Я как раз дочитывала бунинского «Захара Воробьёва» из сборника «Русский жестокий рассказ», когда в мою дверь вставили ключ, потом начали колотить, дергать за ручку и кричать: «Ленка, открой, сука». Я открыла и увидела маленькие заплывшие глаза на широком лице, красную короткую шею, толстые пальцы, рядом — мокрый мех, длинные ресницы, приклеившиеся от удивления к нарисованным бровям.
— Ой, ой! А где Лена?
— Дура! Говорю, не наш этаж. Простите, ошиблись. Спокойной ночи!
Спокойной ночи не получилось. Шторм Надя выл в окна, рвал ветки, кидался шишками в стекла, соседи роняли стаканы, мебель, орали: «Козел, я тебе ничего не дам — дашь, иди сюда, сука, пошла вон — сам пошел, козел жирный — что ты сказала, ты повтори — Лена, помоги, отвали…» Я закрыла глаза — посреди жаркой пыльной дороги лежало богатырское тело Захара Воробьёва, он уже выпил больше трех литров водки на спор за час и, неудовлетворенный количеством выпитого, купил еще бутылку и пошел, как корабль в открытое море, в бесконечные русские поля. Умирать.
«А ну, вставай, чего разлегся? Ты чего здесь лежишь?» Ор соседей проник в мой сон, и Захар Воробьёв ожил, открыл глаза, отряхнулся, поднял гигантское нечеловеческое тело и раздавил ногой троих из Твери.
Утром стало известно, что шторм Надя повредил новый променад в Светлогорске, несколько зданий, повалил деревья, обесточил несколько домов, а соседи сломали дверь, стол, полку для обуви, разбили посуду и индукционную плиту. Хозяин апарт-отеля — невыспавшийся, бледный — стоял напротив аквариума с рыбами и, не сводя с них глаз, сказал, то ли про ураган, то ли про гостей из Твери:
— Нда-а, двенадцать часов в Светлогорске, и столько убытков.
На следующий день ветер стих, небо очистилось, кошки разлеглись на зеленой траве, из которой пробивались подснежники, солнце полилось по крутой мощеной дороге, по верхушкам сосен, я вспомнила, как Захар Воробьёв широко шагал, чтобы не дать солнцу обогнать себя, и пошла быстрее, хотя спешить было некуда. Спустилась к морю. Оно еще гудело, обдавало брызгами набережную, люди работали, убирали променад, разгребали последствия шторма, а чайки висели над ними, издавали вопли, похожие на истерический смех: «Так вам и надо, так вам и надо».
10 февраля 2022
Море успокоилось, и изуродованный после шторма пляж заполнился людьми. В шапках, куртках, с пакетами, детскими ведрами, на полусогнутых, они ковырялись палками в песке и водорослях. Две женщины лет семидесяти, с тщательно раскрашенными лицами, медленно обходили людей и, дирижируя перчатками, давали советы.
— Здесь же Виктор Петрович прошелся, вот на этом месте просидел с полчаса, после него, молодой человек, без шансов, только если мелкота какая.
— Вы не спешите, внимательнее смотрите, раскрывайте водоросли, они там запутываются, прячутся, я уже вот два заприметила.
— Ах, какой молодец, ну какой малыш, посмотрите, Вера Андреевна, какой профессионал! Сколько уже нашел!
— Да, как мой Юрочка, когда ему шесть было, никаких качелей и игрушек не надо, пойдем, ба, на пляж, пойдем копать, сокровища искать. Молодец, малыш, ищи-ищи.
— Да это не янтарь, девушка, дорогая. Стекло. Точно не янтарь, я уж уверена.
— Вы бы, мужчина, пластиковые бутылки и мусор с такой жадностью собирали, как янтарь. Посмотрите, сколько приплыло.
— Ох ты, Господи. Какая красота! Ну ничего себе, какой огромный. Поднимешь, Вера Андреевна? А то я, боюсь, потом не разогнусь.
— Где, где?
Вера Андреевна погладила меховую жилетку, поправила берет и взглядом опытного стрелка прицелилась в песок, кивнула головой подруге и аккуратно начала опускаться за янтарем, но не успела. Маленькая рука с острыми выкрашенными в черный цвет ногтями ловко перехватила темно-рыжий, размером с пол-ладони, янтарь.
Вера Андреевна растерялась, зависла в полусогнутом положении и лишь спустя несколько секунд распрямилась, возвысилась над похитительницей и, словно певица на сцене оперного театра, обвела взглядом пляж, а убедившись, что зрители есть, с каждым словом набирая громкость, заголосила:
— Ловко! Нет, вы видели? Видели? Нина, вы видели? А вы видели? Ну шустрая! Девушка, вы хотя бы извинились. Должна же быть культура! Уважение. Ну как же так? Зачем так хапать? Хапать-то зачем? Да так нагло! Рады, что обогнали меня? Увели из-под носа?
Девушка молча разжала кулак и положила янтарь на место. Вера Андреевна села на корточки, осмотрела пляж, зрителей было мало, с опущенными головами люди продолжали копать и не обращали на нее внимания, она положила янтарь на ладонь, покрутила его, показала подруге и вернула девушке.
Когда живешь две недели в курортном городке, особенно в феврале, незнакомые быстро становятся знакомыми. Здесь, как нигде, мучает дежавю. Сегодня, вчера и еще несколько раз на прошлой неделе на улице Штрауса на встречу мне шел мужчина в расстегнутой куртке, и каждый раз он обращал на себя внимание белой рубашкой и бодрой походкой, какой ходили мальчишки в моем детстве весной, перепрыгивая через мартовские ручьи и бумажные кораблики. За этим мужчиной всегда выползает толстый рыжий кот и трется о забор полуразрушенной виллы. У круглосуточного магазина «Фрегат» всегда кто-то в черном пуховике и капюшоне стоит на крыльце и курит. У тренажеров в парке, у «Спящей Мари» разные женщины, но похожие друг на друга так, что сливаются в одну — пенсионерку в спортивном костюме, делают упражнения, растягивают ноги, машут руками. Одни и те же похожие люди, на одних и тех же местах, словно всем им, как шахматным фигурам, определили место. И мой ход влечет за собой их ход. Я стояла сегодня на пляже, смотрела, как серфингисты ловят волны, и не заметила, что море приблизилось ко мне, залило ботинки, совсем немного, но от неожиданного холода я отскочила и задела спиной кого-то и по голосу сразу узнала кого.
— Ой, ну осторожнее надо быть. С морем-то. Накроет и не заметит.
Вера Андреевна под ручку уже с другой подругой медленно шла по пляжу и поправляла берет.
14 февраля 2022
В пятницу в Светлогорске выпал снег, но быстро растаял, обнажил зеленую, почти майскую траву. На следующий день солнце припекало так, что отвернувшись от моря и прислонившись к стене, люди выстроились на набережной и, подставляя себя солнцу, снимали шапки, расстегивали воротники, замирали, отбрасывая тени, как рядом стоящие фонарные столбы. Курорт сменил тишину затянувшегося сна на тихий час послеобеденной неги. А к вечеру — дождь, снег, ледяное крошево полетело брызгами под ногами прохожих, и по променаду спешили, кутаясь в шарфы. Ветер, сырость, и вдруг волна студеного воздуха с запахом весенних цветов.
То, как часто и вольно, вне календарных законов здесь меняются времена года, завораживает. Нет правил и нет границ. Импровизация, рваный ритм: март, ноябрь, февраль, ноябрь, май, капель, сапоги, топ-топ топает малыш, скачет по сугробам, превращающимся в ручьи, песком засыпает только вылезших муравьев, тянет санки по траве, которая превращается в лед, небо голубое, красный кленовый листок, нет, все же сосулька, хаотичный мимолетный мир. Либо отдаешься вневременному погодному потоку, либо стонешь, как поляк Паша.
Поляком его прозвал владелец апарт-отеля, в котором я прожила почти три недели, за то, что Паша работает в Ольштыне, а на выходные приезжает в Светлогорск. Каждый раз, когда мы встречались, Паша говорил: «Сколько можно, в прогнозе не было дождя»; «Невозможно, обещали плюс пять, но это же минус два»; «Взял с собой зонт, а из-за него ветер меня чуть не унес»; «Хоть на улицу не выходи, вспотеешь, а потом и вымокнешь»; «Но было же солнце! Было же хорошо. Десять минут!»; «Она меня сводит с ума. Они. Жена и Балтийская погода. Еще немного, и переехали бы в Варшаву, а потом, может, и в Барселону, но нет, сказала, из Калининградской области не уедет никогда».
Разговоры про погоду в Светлогорске ведут с большим интересом, чем про олимпиаду и ковид. Каждый новый знакомый для приличия два-три раза охает, узнав, что в Берлине не просто куэркоды, как были в Калининграде, а все гораздо запутанней и мудреней, и переходит на рассказы о прошедших балтийских штормах и о том, какой прогноз на завтра. «До обеда солнце, давайте перенесем встречу на вечер, если возможно». «Нет, через час меня на рынке уже не будет, видите, дождь усиливается, но если увидите, что стихнет, — возвращайтесь за творогом, буду на месте». «Что вы говорите, бустер? не слышала такого слова, а представляете, мой племянник с друзьями поехал в ураган в Зеленоградск, они переоделись в шорты и на набережной устроили пробежку против ветра, их обдало волнами, такое вот купание получилось, посмотрите в инстаграм, там столько репостов». «Да не будет войны, что вы, посмотрите, какого цвета море, какая война при такой погоде».
Море зеленое, тихое, почти летнее, белый сарафан, в рюкзаке полотенце и купальник, бутылка воды, Томас Манн «Волшебная гора», но торфяного цвета туча все меняет за минуту, нужно достать плащ, нет, пуховик и варежки, панамка улетает, защитным коконом накрывает, уводит в безвременье, двенадцать месяцев превращаются в один.
26 Мая 2022
В Светлогорске летнее время совпадает с берлинским, не нужно переводить часы, а цветение отстает, запаздывает, и маргаритки, одуванчики, тюльпаны моложе немецких. Весну, которую пропустила, проболела, не заметила в Берлине (сакура вроде цвела, но быстро облетела, и сирень не держала в руках, не рвала, не нюхала в парке, не ставила в вазу на обеденный стол у окна), вторым шансом прожила здесь. На лесной «тропе здоровья» у распускающихся ландышей и незабудок, под соснами и каштанами, с майскими жуками и сороками, божьими коровками и ежами, подъедающими молоко за кошками, с рыбаками на закате под разрушающейся дюной, с мамой и книгой про ушедшее детство «Фарфор» (Юрия Каракура), у старых вилл с кустами рододендрона и гномами, у Тихого озера на качелях, наблюдая, как в сумерках зажигаются синие и розовые фонари, и автобус из Отрадного бережно выпускает на брусчатку женщину, она бежит, гремит каблуками, вдруг замирает у камышей и начинает квакать, передразнивать лягушку.
На сломанных тайных лестницах в яблоневых садах. Спрятанная, словно в волшебную шкатулку — от мира и войн.
Если не идти по променаду и улице Ленина, а сокращать дорогу, сворачивать, петлять между вечными заборами, калитками, домофонами, кодовыми дверьми и вывесками «объект охраняется», то выйдешь к дому женщины или семейной пары, которые после моего вопроса «а мы здесь выйдем?» спросят «а вы откуда?», и если ответить, что из Москвы и Берлина, начнут разговор про нищенскую пенсию и большой стаж работы, траты на лекарства, мази, а если дополнить «мы часто живем в Светлогорске», расскажут, что вон тот особняк принадлежал бизнесмену и депутату такому-то, а теперь он сидит, нет, эмигрировал, а вот в той старой вилле теснились семьи с детьми и животными, потом расселили их, вилла брошенная, покореженная, власти ждут, наверное, что сгниет или рухнет, но немцы строили прочно, на века для праправнуков, мы-то знаем, сами немного немцы, хоть и поволжские; раньше в Светлогорске был везде лес с ягодами и грибами, без кодовых дверей и заборов, а сейчас, да, слишком много домов, ресторанов, теснота, суета, как, наверное, в какой-нибудь Ницце.
За три недели два дня были теплые, почти летние. Дни будние, рабочие, но на курортном вокзале из калининградской электрички вышла толпа. Вода плюс десять, солнце печет, на набережной продажа пива и горячей кукурузы, женщины в нарядных платьях и босоножках, дети в плавках и шлепках, девушки укутываются в пледы и фотографируют, как лысый мужчина с волосатой спиной окунается в воду, визжит, пишет палочкой на песке: «За ВДВ» — а женщина в слитном желтом купальнике и резиновой шапке медленно заходит в море, плавает минуты три, выходит и наступает пяткой на буквы В, Д и В, потом долго стоит к солнцу лицом, сохнет. Трое ребят в рубашках с лентами «Выпускник» гордо идут босиком по пляжу, и сразу вспоминается кадр: Евпатория, конец мая, желтый песок золотом отливает на солнце, плеск волны, музыка Таривердиева, первая любовь, вся жизнь впереди, но конец тридцатых годов, скоро война, фильм Калика «До свидания, мальчики».
Янтарь в тот день море раскидывало щедро. Первый, с ладонь, выплыл прямо под ноги, но мужчина, которого я уже встречала в кафе «Круассан» (хмурый, сосредоточенный на экране айфона, расплатившись за обед, ушел, не оставив чаевые, и официантка, проверив папку для счета, изменилась в лице и выронила ложку для торта), бросился за янтарем и опередил меня в ловкости.
— Поймали?
— Конечно! Вы бы не успели, так что без обид.
— Ой, а смотрите, вон еще! Вон там! Какой большой! Я такого никогда не видела. Нет, левее, левее.
— А этот небольшой, ерунда, без обид, — и быстро спрятал находку в сумку. — Если хотите найти крупный, мой вам совет, когда обнаружили жилу, стойте на месте и ждите, ждите.
Без обид, но с горящим от возмущения лицом, я сняла кроссовки и пошла по воде. Ледяная вода обжигала ноги и выбрасывала часто фантики, стекла, крышки от бутылок, презервативы. За пять минут собрала полный пакет мусора. Женщина в желтом купальнике и резиновой шапке все продолжала стоять, жадно поглощать солнце, я обошла ее и увидела обертку «Русский шоколад. Пористый. Молочный», подняла, и тут волна уложила прямо к ногам: темно-рыжий, крупный, в форме сердца янтарь. Спасибо.