Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 7, 2022
1.Кому вы наследуете? (В широком смысле слова и в литературе «всех времен и народов»)
Какое-то время я уже задаю себе подобный вопрос — немного в другом ракурсе. Даже думал было сделать пост с вопросом (только все опросы в блогах отчасти манипулятивны, комментосборник такой). Кто в последние годы может быть авторитетом, на кого равняются?
Потому что для меня после смерти Бибихина и Лимонова, Летова и Мамонова — при том, подчеркну, что процент совпадения во взглядах с ними вряд ли больше 50% — просто нет больших фигур.
А они все же важнее и нужнее, чем те, у кого подхватил что-то стилистическое, какой-то прием или даже метод работы.
Если про метод и критику, то тут как раз все понятно. К.Чуковский и В.Шкловский. В.Набоков с его лекциями о литературе. А.Гольдштейн. Уже в наши дни — О.Балла и Д.Бавильский, А.Скидан и Д.Давыдов. И В.Беньямин, конечно.
Возвращаясь же к тем, кто по разряду исполинов и моральных авторитетов. Таких фигур сейчас — повторю, для меня — и нет.
То, что для кого-то чуть старше тинейджерского возраста (там может привлечь мотив «он сам сделал себя, я тоже могу» и сотворения себе кумира, наклеивания плаката на стену, то есть скорее заставки на мобильный или монитор) моральными и интеллектуальными авторитетами могут быть Дудь, Шульман1 или Собчак, приводит просто даже не в ужас, но в кататонию. Это ведь троллинг такой, правда? Нет. Это — настоящий тупик и «оба хуже», когда или как бы рокеры вроде Макаревича и БГ, решившие в перерыве между корпоративами вспомнить далекую протестную юность, или Даня Милохин и Клава Кока. Но это же до какого стрима из инста-ада2 доведет? А до такого, оглянитесь.
Тут, если назвать какое-то просто нормальное имя, подставишься — пафос и начетничество.
Но два имени, которые над, вне и за. И всегда. В прозе, эссеистике и больше.
М.А.Булгаков. Лекарь и писатель, джентльмен и рыцарь. Борец за достоинство частной жизни, что бы там за кругом света зеленой лампы (это такой защитный радиус, меловой круг Хомы Брута, нечисть не заступит) не происходило.
И Э.Юнгер. Аристократ духа, стиля, бабочек, садов, дорог, войн и философии.
Оба — безусловные благородные мужи.
Кстати, и не только для жизни и прозы они пригодятся образцами, но и для той же критики, мне кажется. Ибо то, что условно называется философской эссеистикой Юнгера, мне уже много лет видится самым абсолютным жанром. Речь же все же не про формалистов, постструктуралистов или Тарту, а — про углубление в суть вещей, заныривание. И выныривание с минимальным количеством самых точных слов.
Тем же, кто сейчас претендует на подобный статус, но впадает в годовую депрессию сначала от ковида, а потом просто выпадает, выпиливается и уезжает от нынешнего, на минуточку, стоило бы вспомнить, в какое время жили и как работали те. Революция, Гражданская война и Сталин, запрет печататься у Булгакова, а не «замедление работы» инсты нашими и «запрет монетизации для блогеров из России» их надзорными органами. Две мировые войны, гибель сына, два запрета печататься (от нацистов и от союзников) Юнгера.
Который в своей работе «Уход в Лес» не только почти детально предсказал недавнюю пандемию3, но и много писал о ситуации краха мира, крайней вражды и способов выживания, сохранения себя в ситуации кардинально меняющегося мироустройства. Способы спасения, конечно, у всех разные, но к его уроку мужества можно прислушаться: «Когда слишком много размышляют об обходных путях, о проезжих дорогах забывают. <…> В нашем положении мы обязаны считаться с катастрофой, засыпать с мыслями о ней, чтобы ночью она не застала нас врасплох. Только благодаря этому мы получим тот запас безопасности, который дарует возможность осмысленных действий. <…> Мы должны вложить в катастрофу весь наш капитал — для того, чтобы сохранить золотую середину и пройти по лезвию ножа.<…> О теории катастрофы сказано достаточно. Никто не волен ее избежать, но все же и в ней можно обрести свободу. Будем считать ее испытанием».
2.Узнаёте ли вы в ком-то из молодых писателей — своих и своего поколения читателей, будь то «наследники» или оппоненты?
«Наследников» уже лет пять узнаю в нескольких критиках — условно, сейчас проверил, ранне 30-летних; некоторая эстетическая синонимичность векторов отчасти находится и в поколении старше (интересно, что не из ровно ровесников). Не учеников, работающих точно в той же парадигме, — наша работа заточена на индивидуальности, которая есть единственная возможность выхода на ожидания тех или иных читательских масс, поэтому повторение невозможно, да и время школ, объединений и кружков прошло, как бы ни пытались отдельные литдеятели объединить, надзирать и направлять. Но читают они почти все, так или иначе учитывают, если и не ориентируются.
Чувство это даже больше немного медитативное, чем лестное. Значит, незаметно оказался в другом поколении, возрасте. А ведь так недавно и так долго был «молодым критиком» сам. А теперь какой — взрослый, возмужалый, средних лет, что ли?
Узнаю еще в них свой голод. Такое классное чувство: прочесть все, освоить все обсуждавшееся, на любую книгу согласиться и найти в ней что-то. Моему — этому трудно определимому — возрасту-поколению и старше свойственна и(ли) привычна даже диета — да, уже возраст, пора и о здоровье подумать, — или же снобское гурманство и расслабленное эпикурейство. Пишут меньше, о привычном-любимом, снимают сливки с рафинированных публикаций.
Пока вообще не уйдут из профессии, жар потеряв или же его перенаправив.
Потому что ты можешь сделать себе имя, а оно тебя сделать — уже нет.
3.Литература ваших сверстников: что вас объединяет и отличает от других и для вас важно, чтобы сохранилось в будущем?
То, что сохранится, обычным людям видно только через увеличительное стекло будущего. Гениям еще видно, потому что они его и творят.
«Никто сегодня не может сказать, что именно завтра умрет, а что уцелеет в литературе, философии, эстетике. Никто еще не знает, какие мысли и формы выражения будут занесены в списки потерь, а какие новшества будут провозглашены», писал в эссе об умерших культурах Валери, которого, по идее, самого должны были сдать в утиль — автор горстки стихов, кучи разрозненных и по случаю эссе.
Хотелось бы, чтобы сохранилось хоть что-то. Потому что жизнь все больше напоминает блогову ленту: проскроллить, просмотреть, ужаснуться, забыть, через час будет новый хайп и холивар.
В последние годы еще и каждый новый отменяет предыдущий. Ковид и Украина. Перестроились. Обновились. Отменили. Заново. Еще раз.
Если раньше одну очистку матрицы «до заводских настроек» от другой отделяли все же изрядные десятилетия, то сейчас годы и месяцы.
Пусть сохранит. И даже это жесточайшее время страха, крахов, распрей и расфрендов когда-то предстанет на бумаге в чем-то наивным и сентиментальным. Как автофикшн4 даже не революции, но и войны уже.
Как писал тот же Валери, «никогда еще мир не пребывал в такой растерянности, выбирая свой путь».
(Продолжение в следующем номере)
__________________________________________________
1. Юрий Дудь и Екатерина Шульман признаны в РФ иностранными агентами.
2. Инстаграм — социальная сеть, запрещенная в РФ.
3. См.: Чанцев А. Сопротивление в мире масок // Перемены. 2020. 2 мая (https://www.peremeny.ru/blog/24671).
4. «Однажды, быть может, самой сильной будут считать ту часть нашей литературы, которая менее всего исходила из чисто литературных намерений: все эти записки, письма, дневники, которые писались во всех этих больших охотничьих загонах, «котлах» и живодёрнях нашего мира. Узнают, что человек в своём «De profundis» достигал таких глубин, что смог прикоснуться к первоосновам и сокрушить жестокую власть сомнений» — еще одно предвидение Юнгера сработало уже какое-то время назад, когда не только модной, но и важной и востребованной стала та эго-литература, которую когда-то называли «человеческий документ», потом «документальным фикшном» (Зебальд, у нас — «Возможно Эстер» Кати Петровской и «Памяти памяти» Марии Степановой), а сейчас чаще говорят в терминах «автофикшна».