Рассказ
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 7, 2022
Филатова Татьяна Олеговна родилась в 1991 году в Ульяновске, образование высшее, по специальности дизайнер. Участница Форума молодых писателей России, стран СНГ и зарубежья (Липки) в 2019 и 2021 годах. Автор книги «О чём молчит лес» (2022). Лауреат ряда литературных конкурсов. Живёт в Ульяновске. В «Дружбе народов» публикуется впервые.
Есть ли в космосе ключи, чтобы отомкнуть мой скафандр? <…>
Достаточно крупная монета, чтобы выкупить мою свободу?
Жан-Доминик Боби, «Скафандр и бабочка»
Первый раз я пришла сюда в ужасную погоду. Дул сильный ветер, и шёл мокрый снег, обжигающий до зуда.
Тогда я выбежала из дома в тонких колготках в мелкую сетку, тут же замёрзла, но полушерстяные проступали бы сквозь костюмную ткань. Рассчитывала, что буду выглядеть серьёзно, взросло и уместно, если надену строгую юбку и тугую блузку, даже собрала причёску-шишечку. Когда вошла в огромные двери из стекла и металла, сдала в гардероб длинное пальто, по мокрому от метели лицу стекала тоналка, а само лицо было в красных пятнах. Окоченевшие пальцы багровели из-под рукавов приталенного пиджака, волосы наэлектризовались. Я поднялась по гигантской бетонной лестнице напротив огромного окна, чувствуя неловкость и прикидывая, какой вид открывает разрез моей юбки. Все мои старания окончательно разбились о директора, которым оказалась женщина раннепенсионного возраста.
Из-за недостатка молодых кадров меня взяли на работу, к моему удивлению, сразу же. Разлохмаченную шишку и красные колени никто не заметил, почуяв молодую кровь. Вот так просто я получила первую в жизни запись в трудовой, да ещё почти по специальности: «Библиотекарь третьей категории». С тех пор я ходила сюда каждый день, кроме субботы и иногда воскресенья.
* * *
Библиотекари, оторвавшись от ладошек внуков, пропахнув всеми ароматами утренних маршруток, гремя пластиковыми контейнерами в дерматиновых сумках, бежали по утреннему морозцу в свой второй дом, где большинство из них работало с окончания школы или института. Они приветствовали друг друга в просторном холле, расписываясь у восьмидесятилетнего охранника в журнале, и, звеня ключами, расходились по тёмным коридорам самой большой библиотеки города. Здание построили к столетию Ленина, оно уже выглядело удручающе, но было младше подавляющего большинства сотрудников.
Я ходила на работу пешком, избавляя себя от всех прелестей часа пик, когда пики локтей и каблуков штурмующих утренний транспорт впиваются в самые уязвимые части тела. Хорошо, жила я в двух остановках от работы. Родители купили квартиру в центре, когда их строительный бизнес пошёл в гору, так что главная библиотека, играя солнечными бликами на фасаде с витражным остеклением, всегда была видна на горизонте из окна моей спальни. И, как оказалось, на горизонте моей жизни, но я начала думать, что на её закате.
Я была старостой группы на филфаке, училась без троек, легко защитила диплом, считала, что я более или менее готова работать по профессии. Придя на работу, быстро освоила основные хитрости. Вручать талончик посетителя нужно всем, даже тем, кто просто зашёл в туалет. Фотографировать трёх человек у книжной выставки нужно всегда в профиль, создавая эффект толпы. Правильная формулировка превращает встречу городских сумасшедших в читальном зале зимним вечером на фоне книг о жизни и творчестве Карамзина в мероприятие, посвящённое дню памяти великого историографа, участники обсудили его вклад в развитие культуры и познакомились с новинками книжного фонда». Самое главное — это не сама работа, а отчёты в министерство культуры, сданные вовремя и подтверждённые удачными фотографиями. Тогда я поняла, что значит шуточка из пабликов: «К такому жизнь меня не готовила».
Как склеить два старых новогодних баннера для украшения фасада, чтобы закрыть прошлогоднюю дату? Как из трубочки для сока и цветной бумаги собрать подарок дарителям книг? Как с первого раза засунуть в старый чёрно-белый принтер пустой бланк диплома и впечатать фамилию победителя конкурса чтецов так, чтобы толстую бумагу не зажевало? Как уговорить директора хлебзавода подарить на праздник чтения самый дешёвый торт за благодарственное письмо, распечатанное на том же принтере? Как из копеечной закладки сделать приз? Всё это во власти среднестатистического библиотекаря — не утончённой филологини, коей я хотела стать, когда вырасту, а тётки-очумелые ручки. «Голь на выдумки хитра!» — хохотнула после одного такого фокуса заведующая и открыла свой мини-бар, спрятанный за дверцей полированного советского шкафа для верхней одежды.
Я поняла, что влилась в работу, когда поймала себя на том, что разглядываю на полу в гипермаркете разбросанные листья от пластиковых цветов, представляя, что если их воткнуть в трубочки для сока, валяющиеся рядом, то получится вполне приличная атрибутика для праздника весны. Хорошо хоть, эта самая весна уже рядом. Из тени библиотечных стен, покрытых трещинами краски, тёмных стеллажей и запаха ковровой пыли можно будет выйти в сад, посаженный пионерами-отличниками пятьдесят лет назад, и на какое-то время вынырнуть из мира планов и креативных головоломок.
Мне, как самой молодой, поручали росписи гуашью по стёклам отделов на все праздники: это был самый бюджетный вариант оформления интерьера. От такой работы у меня ломило спину. Я вспоминала, что ходила на фитнес недавно, в декабре, но как будто уже пару лет назад.
Ещё осенью моя жизнь была предсказуема и понятна. После универа — курсы английского, танцы, фитнес, и так каждый день. Я готовилась к свадьбе: за год был заказан ресторан, составлен список гостей, найдены лучший фотограф и модельерша. Но потом жениха неожиданно отправили в полугодовую командировку, а мой отец решил, что я должна научиться жизни. Тогда все мои развивающие курсы закончились, а курсы по выживанию начались. Единственное, что я могла себе позволить с рабочим графиком, — спортзал недалеко от библиотеки. Там я его и встретила.
* * *
Планы и отчёты, отчёты под планы, а планы под отчёты. Умение подогнать одно под другое — очень ценный навык, когда ты постоянно должен отвечать на странные запросы. К нам пришло письмо из минкульта о проведении на базе библиотеки регионального этапа «Всеобщего диктанта».
— Это же диктант. При чём тут мы? Мероприятие министерства образования, — глядя в отсканированный документ за подписью министра, удивилась я.
— Я уже звонила боссам. Завотделом по культурным проектам заявила, что в минобре сказали, что, если вы не возьмёте, возьмём мы. Вот минкульт и спустил нам. Для них это плюс одно культурное мероприятие, для нас — плюс двести человек посетителей, — развела руками заведующая, ещё вполне молодая среди наших бабушек, сорокавосьмилетняя Анжелика Николаевна.
— А помощь какая-то будет от минобра? Где тексты брать, кому диктовать? Ручки, листочки?
— Тексты пришлют в закрытом пакете, открыть перед участниками. Диктовать будет наша Луиза Викторовна, она тридцать лет в школе отработала словесником. Ручки народ свои принесёт, а листочки — вот они все, — она кивнула на початую последнюю пачку офисной «Снегурочки». — Но это ещё что! Кофе-брейк — чай, кофе, пирожки, джем — тоже наши!
— Ну ничего себе! А им этим джемом ничего не намазать?
Анжелика утробно гоготнула. Она уже десять лет как библиотекарь, ничему не удивляется. Раньше хотела уйти, а теперь не может: на ней ипотека за студию сына.
— Иди книжки на выставку подбери.
— Какая тема?
— Морально-просветительская. Молодёжь в основном придёт писать. «Один раз и на всю жизнь».
Я выпучила глаза и щёлкнула обеими кнопками мыши, на экране выскочил помощник в виде скрепки.
— Лик, как я буду по ней рассказывать? Только рот открою — и всё, конец…
— Да не боись! Тут нужна не ты, а умудрённая опытом бабушка. Любовь Дмитриевна из читального зала всё им расскажет. Она как раз в третьем браке, уже поняла, что и как надо. — Лика улыбнулась: — Жень, иди давай, библиографы найдут тебе каких-нибудь православных авторов. Потом есть будем. Я селёдку на выходных посолила, угощу тебя.
Я вышла за дверь, спустилась на второй этаж нашей библиотеки в единственный отдел, где книжки действительно читали. Ну, как читали? Скорее пролистывали, составляли описание, вбивали данные в электронную картотеку, тоже для галочки, сортировали книги. Там работал цвет нашей организации: бабушки с высокими кудрявыми причёсками, острыми пальцами и кислыми лицами. Со стопкой книг и распечатанным на розовой бумаге заголовком в вензелях и полосками от принтера я спустилась на первый этаж, в холл. Здесь стоял стеллаж для книжных выставок. Нужно было составить композицию: несколько книг красивыми разворотами наружу, новые издания на уровень глаз, остальное — вниз, как по заветам «Пятёрочки».
Когда работа была закончена, я водрузила над всем этим великолепием чудовищно розовый заголовок. Бледная сажа гласила: «Один раз и на всю жизнь!» Я достала телефон, сфоткала свою душеспасительную работу и отправила по iMessage Антону. Он не заставил себя долго ждать: «Какая прекрасная подборка! У нас так и будет! Ты моя девочка» и красное сердечко. Антону нравилось, что я работаю с книгами, «просвещаю людей, несу им лучшее, доброе и светлое». Знал бы он, чем я тут на самом деле занимаюсь.
Ту же фотку я отправила номеру без подписи и получила в ответ: «Раз на раз не приходится» и смеющийся до слёз смайлик. А следом: «Поехали на Волгу сегодня катнёмся? Ледоход». Я положила телефон в карман.
* * *
К нам в кабинет ходили выпить с горя все униженные и оскоблённые библиотекари: кого дети довели на выездном мероприятии в школе, на кого директор наехала за то, что плохо пиарит платные услуги электронного читального зала по тридцать рублей за час, на кого наорали из министерства за «плохие цифры». И всё это за зарплату, равную стоимости одного захудалого онлайн-курса. Такой напряг! А все думают, что библиотекари на работе спят и книжки читают, ага. Зачем они всё это терпят? Да потому что деваться некуда. Они ведь не офисные работники, а люди культуры — нищей, бюджетной, невостребованной и не оправдывающей ничьих ожиданий.
Лика всем милосердно наливала. Лика гнала сливовую самогонку.
— Лик, привет, есть что? — сунулась в дверной проём рыжая от хны голова Веры из методического.
Каждый день я слышала, как Вера втолковывает по телефону бабушкам из области, как нужно составлять отчёты, как создать виртуальную книжную выставку или как правильно заполнить форму на конкурс «Библиотекарь года». Она отвечала за работу всех сельско-деревенских библиотек. Себя, Веру и Аню из отдела литературы для дошкольников Лика называла «блятекари». По праздникам, иногда по пятницам, они втроём, заранее выпив на работе, ходили в кафешку, там догонялись и танцевали дикие танцы. Рассказывали, что даже диджей их запомнил и в перерывах между песнями передавал привет работникам библиотеки, а они визжали в ответ. Всё это казалось таким неочевидным, пока я училась.
В марте уже начинаешь ощущать приближение весны. Снег в ясный день слепит до слёз, небо выглядит тёплым и высоким, как будто оттаявшим. В это время веснушки начинают вылезать у меня на щеках, а мой одногруппник уже выходит во двор чистить снег лопатой голым по пояс, как делал это, пока мы учились. Говорил, что загар в марте получается шоколадный, как южный. Желающих повторить за ним не находилось. Я потёрла переносицу, как будто нащупывая веснушки. Интересно, в этот раз они появятся? Я прихожу на работу в сумерках и ухожу в сумерках, обедаю за рабочим столом. Антон говорил, что мои веснушки ему нравятся. Мы с визажистом даже думали подчеркнуть их свадебным макияжем.
Вечером, когда я вышла с работы после звонка, напоминающего мне о школе или о заводе из советских фильмов, небо было уже по-вечернему синее, словно чернильное. Ветер дул с реки, которая огибает город, я вздрогнула и подняла воротник пальто. Если и ехать смотреть ледоход, то одеться надо теплее. Завтра суббота, а это значит, что мне придёт очередная коробка. Антон заказал доставку цветов к нам домой до самого дня свадьбы, и теперь коробки приносят по утрам в субботы, каждый раз разные. И каждый раз Антон просит прислать фото с этими цветами.
Так он заглаживал свой длительный отъезд.
* * *
В следующую субботу кроме цветов случилось ещё кое-что. Минобр всё-таки подставил нас. Особо грамотные граждане с активной позицией пришли к нам писать глобальный диктант. Тётка из образования уверила Лику по телефону, что «телевизор», то есть репортёра с оператором, они позовут сами и даже спикера предоставят. Мне нужно было только подвести этого спикера к нашей благородной выставке, чтобы она обязательно вошла в кадр, иначе директор нас отругает, что мы «не позиционируем чтение». Мы с Любовь Дмитриевной, которая по случаю «телевизора» надела розовую блузочку в рюшах под стать моему заголовку, ждали представителей канала «Репортёр», уставившись в стеклянную входную дверь в четыре глаза. Но «телевизор» всё не ехал.
— Лик, время без десяти, все эти грамотеи разделись и уже наверх поглядывают, хотят в читальный подниматься. «Телевизора» нет, спикера тоже нет.
— Держите их там!
— Да чем их держать-то? Они все зарегистрировались, Любовь Дмитриевна им всё что можно рассказала, книжки все показала, я стопятьсот фоток сделала.
— Ликусь, мы с Женечкой оборону не выстоим, такую толпу перед лестницей нам не удержать, — старческим голосом в телефон проворковала моя напарница.
— Чёрт этих репортёров подери! Совсем зажрались! Ждите.
Я поглядывала на толпу: школьники с мамами, чопорные взрослые, молодые люди с любопытством разглядывали меня. Наверное, я воплощала все их фантазии о библиотекарше. Тут мой телефон зазвонил:
— Жень, всех в зал! — скомандовала Лика.
— А как же спикера снять с массовкой?
— Нет спикера, «телека» тоже нет. Пускайте их, время диктанта начинается, — заведующая нажала отбой.
— Женечка, ну что там? — заглядывала на меня снизу Любовь Дмитриевна.
— Не будет «телевизора», — ответила я.
— Значит, пора начинать?
Я кивнула. Без освещения мероприятия министерство с нас шкуру сдерёт. Я посмотрела на толпу: от скуки люди уже начали фоткаться с огромными кустами гибискуса. Любовь Дмитриевна пригласила всех «дорогих гостей подниматься в читальный зал», где наш разнорабочий Рифкат уже расставил тяжёлые столы, как парты в школе.
Телефон пиликнул: «Кто обижается, тот в херню перерождается. Буддийская пословица». Я долго не отвечала, его сообщения всегда были такими, почему-то думал, что я обижаюсь, а не игнорю. Набрала Лику.
— Лик, может, у дира спросить, что делать? Мы на своём уровне разве сможем это решить? — предложила я.
— Ага, скажет она и подскажет, как же! Наорёт только, что мы тут все растяпы, упустили, припомнит прошлые грехи, да и всё. Я сейчас на «Репортёр» позвоню.
«Телевизор» всё-таки сжалился и предложил нам самим заснять на нашу камеру и спикера, и общий план зала с пишущими диктант, и цитаты у одного-двух участников. Потом скинуть этот материал вместе с пресс-релизом им, а они всё смонтируют, пустят закадровый голос, а на видео сбоку напишут: «любительская съёмка». Нам будет галочка за сюжет на ТВ, им будет информационный повод, заткнут дыру в новостном эфире, и все довольны.
— Женя, ты собираешь цитаты у участников, у тебя айфон снимает лучше, чем наша камера. А я найду спикера.
— Я же не корреспондент, понятия не имею, как это делается!
— Нет времени объяснять, просто берёшь и делаешь. Мы, блятекари, люди универсальные! Мы и дизайнеры, и журналисты, и актёры, и маркетологи, и сам-себе-режиссёры, поняла? Давай не кисни, быстрее отделаемся — быстрее домой уйдём, суббота как-никак. До двух часов управимся, а отгул себе на полный день поставим.
«Я извиняюсь или досвидос?» — моргнуло сообщение.
И следом: «Я не понял, ты обижаешься или как?»
«Или как», — набрала я.
Началась очередная школа жизни: найти двух вменяемых людей, которые могут два слова связать перед камерой, чтобы они донесли всю важность и культурную значимость события. Если с первого подхода не получится, придётся искать других. Остаётся надеяться, что диктант ходят писать грамотные люди.
Диктант делился на две части кофе-брейком. В перерыве я подошла к самым внушающим доверие писцам. Одна из них, женщина пенсионного возраста, оказалась сотрудником госархива, подведомственного нашему министерству, которое и отправило её на этот диктант. Второй была школьница выпускного класса, она планировала получить диплом участника и присовокупить его к остальным достижениям, поставить себе ещё одну галочку.
Вайбер пиликнул сообщением от Лики. Фотка, где я снимаю на телефон женщину из архива. И когда только Лика успела? Пронеслась мимо, как самолёт, и на ходу сфоткала. На фото я получилась настолько удачно, что хоть в сторис выкладывай. «Я у мамы журналист», — подписала и добавила смайлик-кошечку.
Устав от умственного труда, участники глобального диктанта поголовно захотели есть. Тут пирожки Нателлы Александровны с повидлом из своих яблок и груш оказались очень кстати. Бабушки разливали чай с быстротой работников Мака, не устояла даже директор, спустилась вниз из кабинета и сняла пробу со всего, что увидела.
Вернувшись к себе, я выгрузила видео с айфона, подписала каждый файл, Лика скопировала, добавила спикера — директора гимназии, общий план зала и пресс-релиз, пульнула скопом на почту «Репортёру». Потом я отобрала фотографии для отчёта в минкульт, Лика исправила пресс-релиз на пост-релиз, мы разместили всё это на нашем сайте и в соцсетях, выдохнули.
— Так устала!.. — не выдержав, пожаловалась я.
— Женька, не раскисай. Давай мы с тобой выпьем, — потягиваясь перед компом, предложила Лика. Она подмигнула, скрипнула полированной дверцей бара, пошелестела там чем-то, достала пузатую бутылку и закуску, поставила на мой стол.
— Пойду второй стаканчик у Веры стрельну, — сказала она и вышла за дверь.
Зазвонил телефон.
— Привет, Антон.
— Привет, моя девочка! Как ты?
— Нормально. На работе тяжёлый день. Нервничаю.
— Не переживай, ты молодец! Я видел, как ты берёшь интервью, это здорово! Работница культуры, я тобой горжусь!
Я окинула взглядом рабочий стол: пластиковый стаканчик с самогонкой, два банана, серый хлеб и контейнер с кусочками селёдки.
— Антон, инстаграм — это просто понты. Я устала… — начала я.
— Какие понты, ты правда молодец! Не скромничай.
Я задержала дыхание и свои возражения.
— Что сейчас делаешь? — спросил он.
— Пишу отчёт в министерство, — пластиковый стаканчик хрустел в пальцах.
— Серьёзная такая! — Антон радостно засмеялся. — Придёшь домой и отдохнёшь, суббота же. Там тебе уже приехал сюрприз!
— Ага.
— Побегу работать?
— Ага.
— Ну, тогда до вечера. Позвоню! Обнимаю!
Короткие гудки. Очередной букет благоухает на нашей кухне, эка невидаль.
— Так, ну что, Женёк, всё нормально? — Лика вошла, взъерошила свои кудрявые волосы.
— Ошиблась в слове «министру», ворд автоматически заменил его на «монстру».
Лика засмеялась:
— Это что! В том году к нам приезжала вип-персона по фамилии Толстая. Я готовила регламент встречи нашей министерши и Толстой. Отправляю в минкульт по электронке, а в теме письма пишу: «Министр — Толстая». А наш министр ещё какая толстая, понимаешь? Ну, я так и отправила. Вот они там в приёмной посмеялись!
— Лика, это ужасно! — я засмеялась и удивилась, что Лику эта история вообще не смущала.
— Да, как и вся работа библиотекаря. — Лика плюхнулась в своё кресло. — Так, мы с тобой молодцы, отработали. Можно и отдохнуть. Наливаю тебе?
Я посмотрела на настенные часы в деревянной совковой раме: тринадцать десять. На экране телефона мигнул инстаграм: AntonBlagov добавил вас в свою историю. Открыла и увидела скриншот моей фотографии и подписи о журналисте. «Скучаю по моему ангелу», — написал обо мне Антон.
— А почему нет! — я хлопнула телефон на стол экраном вниз.
— Вот это по-нашему! — обрадовалась заведующая.
Через полчаса мы с Анжеликой Николаевной уже были хорошенькие. Я рассматривала тельняшку: она часто надевала её, любила военных. Поговаривали, что первый муж был физруком, спился, и Лика его выгнала. Ещё через полчаса пора было и честь знать.
— Тебя твой-то встретит? — кивая на мой безымянный палец с бриллиантом, спросила Лика.
Не хотелось говорить о женихе, объяснять, что он сейчас ездит по посёлкам, открывает отделения малоизвестного банка. Как ему меня встретить? Но я кивнула.
— Ну, так давай, пиши ему! А то я тебя напоила, переживать буду, как до дома дойдёшь?
Я грустно выдохнула себе в плечо и ощутила запах перегара. Открыла iMessage.
«Привет, как дела?»
«Привет! Пойдут. У тебя?»
«У меня сегодня на работе был такой писец, мы пьём. Ты что делаешь?»
«Собираюсь подвезти одного бухающего библиотекаря»
— Подвезёт, — резко ответила я Лике, от мыслей об этой авантюре напряглась.
— Какой пусечка. Давай тогда по последней, и до понедельника!
Когда затуманенным взглядом я искала в шкафу шапку, в голове почему-то всплыло, что идея съездить на Волгу посмотреть ледоход не такая уж плохая.
Две недели назад Вова прислал мне «Вконтакте» подарок «С 8 марта!». Тогда я подумала: вот это индивидуальный подход к клиентам! Как он только меня нашёл? В ВК я была Женей Miller, а по паспорту — Евгенией Игоревной Бойко. Так мы и начали неформально переписываться с моим тренером из шаражной качалки около библиотеки.
«Я на месте»
«Какая у тебя машина?»
«Киа, 781»
«Это сильно сейчас. Цвета какого?»
«Как твои волосы»
«Найду»
К вечеру запах коньяка немного выветрился, а холодный ветер с замёрзшей реки взбодрил, поэтому чётко к концу рабочего дня я была дома. Симба встретил у порога. Мама, не пропускавшая ни одной моей истории в инсте, была впечатлена успехами дочери на работе, куда каждое утро я уходила с кислой миной. Я на ходу выпила сок прямо из коробки, окинула взглядом букет и легла спать рано.
«Не запалили?»
«Нет»
* * *
Следующая неделя не уступала предыдущей. Тают льды — оттаивают креативные идеи в головах руководства и приходят в движение. Я понимала, почему многие люди с возрастом становятся унылыми и всё время вспоминают «студенческую молодость»: как будто только тогда они были живы, а потом умерли на работе. Утром я привычно натягивала свой костюм-скафандр, в котором нельзя быть весёлой, маленькой или свободной, шла по разбуженному автомобильными гудками опаздывающему городу. Наконец, я начала понимать, что единственное оживление доставляло мне сесть вечером в машину, написать сообщение родителям: «Завалили работой», — и бесцельно кататься по вечерним улицам, чтобы пожаловаться на работу и посмеяться над всем, что было днём.
На тренировках мы с ним делали вид, что не знаем друг друга так, как знали на самом деле. Он подходил, говорил, что и как делать, сжимал моё предплечье или колено, чтобы поправить технику, и отходил в сторону. Только в зеркале я видела его долгий и напряжённый взгляд. Он начал надевать длинную спортивную куртку в дни, когда я приходила с ним заниматься. Ему в ней было жарко, поэтому он закатывал рукава и расстёгивал ворот. Меня это забавляло. У него были очень жилистые руки, и когда он подтягивался, синие вены узорами проступали под кожей. Он не был раздутым, как многие качки на массе, наоборот, жёстким, словно каменным. Когда он подходил ко мне и упирался грудью, казалось, под одеждой у него бронежилет.
В конце рабочего дня я то и дело поднимала глаза к старым настенным часам. День заканчивался, а это значило, что я заслужила, улыбаясь, выскочить на улицу, сесть в его машину и оказаться в другом мире, где я не «молодец» и не работник месяца, где никто от меня ничего не ждёт, а я не должна притворяться кем-то другим — хорошей, приветливой, нормальной, как все. Но мне было стыдно за себя, за наше общение. Мой жених и родители ничего об этом не знали, они думали, я иду на почётную грамоту за перевыполнение плана.
Не застёгивая пальто, я вышла из библиотеки, отыскала глазами бордовую машину. На улице уже темнело, его лицо со стороны водительского кресла подсвечивал экран телефона. Я села украдкой, низко наклонив голову, будто залезала в пещеру. В темноте наполовину тонированной машины сразу становилось спокойнее.
— Погнали! — бодро и немного истерично воскликнула я.
Вова сидел, обернувшись ко мне и поставив левый локоть на руль, смотрел чёрными глазами из темноты салона. Такой долгий взгляд я не могла выдержать. Я опустила глаза на кружевные колготки, выглядывающие из разреза длинного платья. Бабушки-библиотекари шептались за моей спиной о «вульгарных» колготках, и тогда я стала носить длинные платья на запахе, а икры закрывала чёрными гетрами, но носить узоры не перестала. Билась, как бабочка, пойманная в стеклянную банку библиотечных витражей.
Он усмехнулся, будто понял, о чём я думала, завёл машину, и мы поехали на волжский склон. Прижавшись правым виском к холодному стеклу пассажирской двери, я прикрыла глаза. В машине играло какое-то радио — и «хлопья полетели наверх».
— Как день прошёл? — он коротко обернулся ко мне.
Я вздохнула, наблюдая, как болтается на зеркале маленькая боксёрская груша.
— Когда день заканчивается, всё становится хорошо.
— Ты там мешки, что ли, разгружаешь? — он усмехнулся.
— Во-ва.
— Ладно-ладно.
— Мне кажется, что я занимаюсь производством мусора.
— Поясни?
— Ну, все эти выставки книжек, которые никто никогда не прочитает, отчёты, которые в минкульте толком не проверяют, сценпланы, мероприятия, на которые никто не ходит… После того как они заканчиваются, мы с Ликой выкидываем кучу писулек и набираем следующие.
Остановились на светофоре. Он посмотрел на меня.
— Тут, наверное, важно, получаешь ли ты удовольствие от этого? Работа — это рутина.
— А ты?
— Я — да, почему нет? — он пожал плечами. — Сегодня с мужиком растянули его зажим в спине, он был рад. Я человек простой. Мне великие дела не делать, я живу ситуационно.
— Мне нравится только конец рабочего дня.
Я посмотрела на его правую руку на рычаге коробки передач. Он перебирал пальцами, косточки запястья играли. На обратном пути его рука сжимала мою ледяную ладонь.
— А как жить? Вот так? Каждый день одно и то же? Видеть людей, которых видеть не хочешь, быть там, где не хочешь?
На очередном светофоре он потёр в ладонях мои пальцы, нахмурился и прибавил печку, отчего мои щёки разрумянились.
— А где ты хочешь быть?
Я смотрела на него и думала: вот уж неожиданность, он младше меня, а я спрашиваю его о жизни.
— Хочу ощутить всё, а не ставить жизнь на паузу. Хочу гулять под солнцем, а не выползать с работы в сумерках, как вампир. Хочу пойти куда-то тогда, когда хочу. Хочу уезжать без спроса, хоть заграницу, хоть на турбазу, а не сидеть, как в тюрьме.
— Ну, это всё у тебя впереди, — он потеребил моё кольцо на безымянном пальце.
Я выдернула ладонь и отвернулась к окну. Антон придёт и спасёт меня от убогой жизни библиотекаря. Спаситель мой. От тёплого дыхания стекло запотело.
Вечером Вова прислал мне:
«Доброй ночи»
Я быстро набрала:
«Если тебе неприятно со мной общаться, то не будем»
«Нет, почему же. Пообщаемся до этого радостного события»
«Почему?»
«Потому что можем»
* * *
Я была единственной молодой библиотекаршей в стенах этого книгохранилища. Корабля знаний, ежедневно терпящего бедствие. Директор всматривалась в серые лица матросов в поисках того, кого можно кинуть в бой. И выбрала меня. История, в которую меня хотели впутать, перекрыла все предыдущие. Мне оставалось только просить помощи у ближних.
— Пап, я не понимаю, чего они от меня хотят?
Отец читал что-то в своём ноуте после ужина.
— Зачем мне вообще это делать? Директор говорит, что вот ты такая красивая, уговоришь инвестора подарить нам проектор. Пап, это не работа, ты понимаешь? Где тут мои должностные обязанности?
Отец вздохнул, захлопнул ноутбук. Снял очки и потёр переносицу.
— Ну, во-первых, на этом проекторе и ты будешь работать. Во-вторых, у тебя филологическое высшее, ты современный человек, знакома с этими технологиями, а они все старенькие. Не вижу никакой катастрофы в том, чтобы научиться деловой речи, деловым переговорам. А в-третьих…
— Да каким деловым переговорам? По-твоему, это сделка какая-то? Мы вам кирпич, вы нам бетон? Пап, ты о чём? Это не сделка, это попрошайничество! А я должна это делать не потому, что современный человек с образованием, а потому, что ещё не на пенсии! Вот и всё. Какое владение деловой речью? Да у тебя на работе куча этих проекторов для презентаций валяется! Нам самый дешёвый и задохленький пойдёт. Зачем мне этот позор?
— Дочь, я могу дать тебе проектор, ты это знаешь. Но я не смогу решать все твои проблемы всю жизнь! Ты должна научиться что-то делать сама.
— Ты что, думаешь, я в этой библиотеке до старой собаки работать буду? Я замуж выхожу! Зачем мне вот это всё? Чтобы что?
— Ты цену деньгам не знаешь! Не знаешь, из каких низов выходят люди. Я не хочу, чтобы моя дочь была такой стрекозой, порхала как бабочка.
— А зачем мне их психология бедности? Я хочу жить нормально! Зачем мне проникаться этим всем? Чтобы стать пыльной скрюченной тёткой, шуршащей полиэстеровой юбкой между стеллажей? И замуж за местного охранника выйти? Ну, это, если сильно повезёт!
— А ты посмотри, посмотри. Больше ценить будешь то, что у тебя есть.
— Посмотри? На кого смотреть? На этих бабок и их мужей-механиков на заводе? Учителей физкультуры в школе?
— Посмотри на людей труда. Эти механики, учителя кроме того ещё и люди, и хорошие люди! Честные, трудом своим живущие.
— Ах, трудом своим. То есть мне нужно на труд простого мужика посмотреть?
— Да.
— Окей. Ладно. Договорились!
Папа удивлённо приподнял брови.
— Ладно, ладно. Я тебя поняла, — закивала я, — будь по-твоему!
* * *
— Ты знала, что в нас есть атомы комет? — спокойно спросил он.
— Как это?
— Вроде как атомы с Земли не могут улететь в космос и становятся строительным материалом для всего на планете. В том числе атомы метеоритов, однажды попавших к нам, остаются навсегда.
— Ого.
— Так что мы — это звёздная пыль, — он улыбнулся, показывая кривоватые зубы.
— Звучит как цитата из ВК.
— Так и есть.
Он сдвинул брови, не оборачиваясь на меня. Потом закусил нижнюю губу, думая о чём-то не очень весёлом. В такие моменты, мне казалось, он вспоминает только об одном — о моём женихе.
— Проверенная информация! — резко и нарочито громко сказала я. — Ладно, пока мы два кусочка ожившей пыли, нам не стоит терять время.
Мы стояли в каком-то заросшем колючим кустарником тупике. Машина равномерно гудела, работала печка, чтобы нам не замёрзнуть без одежды.
— Уверена?
— Да.
Ноги у него были буквой «О», колени разъезжались. Про таких говорят: «Kак будто только что с коня слез». Но мне удивительно нравилось. Было в этом нечто брутальное, искажавшее походку, но своим детям я бы не хотела такой наследственности. К тому же до двадцати лет он состоял в группировке. У Антона ноги были ровные, зато сам он местами расплывался, всё шутил, что выглядит солидно, как человек «при должности». Его солидность и робость вперемешку с праведностью могли охладить любую женщину.
Вова нечаянно прикусывал мои губы, оставляя красные вздутые полосы. С моим появлением в его машине часто пахло спиртом, но не потому, что мы бухали, а потому, что им он дезинфицировал руки. Потом собирал мои волосы по салону, накручивал их на пальцы, говорил, что скоро из них можно будет собрать маленькую Женьку. Привозил меня домой ровно в восемь, а по «сюрпризным» субботам я возвращалась около часа ночи — говорила, что хожу танцевать с коллегами. Родители удивлялись, но гораздо меньше, чем если бы знали правду.
Проектор я так и не выпросила — ни у инвестора, ни у отца. Да и вообще, ходила на работу как в тумане. Стала надевать удобную, немнущуюся одежду, брать с собой много еды, чтобы не тратить время. Лика говорила, что у меня глаза блестят. Она думала, это от предстоящей свадьбы, а я только ёрзала на стуле и торопила рабочий день. Днём я получала вдохновенные сообщения от будущего мужа, писала отчёты, фотографировала посетителей, переводила бумагу, а вечером садилась в машину и смеялась над всем, что было днём. Я словно проживала две жизни в одной. В первой я была послушной, культурной Женей, праведно исполняющей свои обязанности на работе и по расписанию отчитывающейся по телефону жениху. А вечером я выдёргивала из волос заколку, комкала одежду и ставила телефон на беззвучный. Я настолько запуталась, что уже не понимала, кто я на самом деле.
— Что он тебе сделал?
Вова пристально разглядывал меня. По запотевшему лобовому стеклу струились капли. Из-за этого казалось, будто машина стоит посреди густого тумана или поднялась под самые облака.
— Ничего.
— Я же не дебил.
Крестик на груди вмялся во влажную кожу, отпечатался на мне несколько раз.
— Он называет меня «моя девочка».
— И?
— И думает, что я как ангел. А я человек.
— М-да, понятно, — он дёрнул плечами. — Жвачку будешь?
Я видела в его глазах раздражение, переходящее в гнев, который он пытался подавить. На водительском кресле прыжком натянул джинсы, застегнул, размял шею вправо-влево, встряхнул измятый свитер.
— Одевайся, поехали. Времени много. Родители беспокоиться будут, — сказал он, протирая полотенцем окна.
— Обижаешься?
— Одевайся, говорю.
— Сам спросил!
— А я тебе ничего и не предъявляю. Одевайся давай!
* * *
Во вторник Веру и наших бабушек из методического отдела отправили в районный посёлок проверять фонды, а заодно прочитать обучающие лекции на любые темы.
— Женёк, ты тоже едешь! Надо будет их всех сфоткать с умными лицами и выложить на сайт, что мы методическую работу проводим.
— Блин, Лика.
— Ничего не блин. Сядете в наш уазик — Гена прокатит с ветерком. Знаешь, как там встречают? Пирогами, чаем, мёдом своим, соленьями, вареньями. Вы же комиссия, вас задобрить надо! Съездишь, — там такие пейзажи, поля, холмы, развеешься! Всё веселее, чем тут тухнуть.
— С меня тоже лекция нужна?
— Конечно.
— Класс. И чему я их могу научить? У меня стажа два с половиной месяца, у них — вся жизнь.
— Зато ты молодая и современная. Научи их, как создавать виртуальные выставки в Thinglink, собери пошаговую презенташку.
— Это что за зверь?
— Вот и узнаешь.
К вечеру я разобралась, что да как с этим Thinglik’ом, и надеялась, что пошаговая презентация действительно поможет сельским бабушкам. Если, конечно, у них будет на чём её пересматривать.
Рассказывать им свои изыскания и знакомить с нововведениями библиотечного обслуживания было пронзительно стыдно. Благодарные сельские бабушки усердно записывали за мной в разлинованные школьные тетради, переспрашивали непонятные слова, с сожалением качали головами, когда понимали, что не смогут усвоить материал. Пронзительно стыдно мне стало, когда я бодро пыталась рассказать им, как скачать обложки нужных книг и разместить их на поле электронной книжной выставки, а бабушки, робко улыбаясь, поведали, что их техника этого не позволяет. Очень старый компьютер, интернет оплачивают редко. Я почувствовала себя бездушным засланцем бюрократической системы нашего министерства.
Когда я фоткала их с тетрадями, сидящих в длинных шерстяных юбках, прикрывающих короткие валенки, а за моей спиной ломился стол от квашеной капусты, намятой картошки, намытые чашки из лучшего сервиза стояли в ряд и чай «со слоном», мне было стыдно до слёз.
Я написала Вове:
«Мне плохо, я больше не могу, помоги»
«Ты где?»
«В Свиязевске на выезде»
«Что случилось?»
«Ничего. Плакать хочется»
«Забрать тебя оттуда?»
«А ты знаешь, как ехать?»
«Разберусь»
Пока наши проверяющие изучали фонды старых книг, милая бабуля в пуховом платке напоила меня чаем с пирогами. Я сказала Вере, что уеду сама. Вера была ответственной за всю поездку и сохранность её участников, поэтому заартачилась. Пришлось убеждать её, что за мной приедут на машине, а свою часть мероприятия я провела.
«Ты где встал?»
«А тут много библиотек?»
Я вышла на скрипучее деревянное крыльцо дома, переоборудованного в библиотеку. Прямо перед ним стояла вишнёвая KIA-781. Вова смотрел на меня через лобовое стекло серьёзно и выжидательно, затем потянулся, чтобы открыть пассажирскую дверь.
— Как ты? — спросил он, подняв брови, глядя в зеркало заднего вида.
— Лучше. А ты?
— Пойдёт.
Он завёл машину, посмотрел по сторонам, включил заднюю передачу, развернулся, и мы поехали по ухабистой улице посёлка.
— У тебя сегодня нет работы?
— Не моя смена.
— Вова, ты обижаешься?
— С чего ты взяла?
— Ты на меня не смотришь.
— Я за рулём.
— Ну, конечно.
Он обернулся ко мне. Глаза были чёрные и сосредоточенные.
— Быстро нашёл?
— Навигатор на телефоне включил.
После посёлка начинались поля до горизонта, пересечённые высокими посадками. В глаза ударила белизна.
— У меня много времени. Постоим в поле? Мне пирогов с собой сложили.
Он резко сбавил скорость, крутнул руль влево на съезд по грунтовой дороге. Мы долго ехали полем, пока асфальтовая полоса не скрылась за снежными холмами. Вова остановился, отстегнул ремень, взял моё лицо обеими руками, поцеловал с силой. В ответ на это всё внутри меня вздрогнуло. Хотелось скорее стащить с себя скафандр вынужденной жизни. Прикоснувшись кожей к коже, я ощутила спокойствие: бабочка, заточённая внутри меня, перестала исступлённо биться, теряя взаперти последние силы, она наконец-то увидела свет. Нас окружали запотевшие стёкла и металл, за которым застыла зима, а мы были такими, какие есть.
Вдруг снаружи пошёл снег, поздний, мартовский. Снежинки вздрагивали в такт ветру, который нёс их то с неба на землю, то от земли к небу. На глаза навернулись слёзы, изнутри подкатывала истерика, и я начала рыдать, вздрагивая всем телом, каждым нервом.
— Я думала… всё не так. С тобой всё иначе.
Внутри будто что-то разомкнулось. Расщёлкнулось. Словно плотину прорвало и река, наконец, заняла свои берега, насытив высушенные земли. Я плакала в голос, заливаясь слезами. Он не шевелился, молча смотрел снизу. Когда я вытерла слёзы, ладонь была чёрной от подводки и туши. Лицо стянуло расплывшейся косметикой, щипало от соли. Я глубоко вдохнула и выдохнула всей грудью, посмотрела в окно. Оно запотело настолько, что можно было оставлять отпечатки ладони, как в фильме «Титаник». Обернувшись к Вове, я улыбнулась сквозь пелену слёз. Тогда и он, наконец, улыбнулся, искреннее и радостно. Он обхватил меня за талию и потряс, рискуя удариться макушкой о потолок, засмеялся так громко, что мне почудилось, будто передо мной маленький мальчик. Я впилась пальцами в его чёрные волосы и ощутила прилив невероятной нежности, будто он был не моим любовником, а просто — моим. Как будто бы в райских заснеженных кущах мы доверились и познали… Мы смеялись, а вокруг белело и искрилось на солнце снежное поле.
По дороге домой он вкрадчиво, но твёрдо спросил:
— Твои слова эти, о нём? Он тебя кошмарит?
Я покосилась на него, скривила гримасу. После того чувства единения не хотелось ничего объяснять. Я молчала, Вова повторил вопрос.
— «Ты не такая. Глоток свежего воздуха», — пробубнила я, комично изображая восторженный голос Антона. — Словно я сахарная и растаю, всё время как будто жалеет меня, по голове гладит…
Вова сжал и разжал пальцы на руле.
— Зачем ты выходишь на него?
— А что мне делать?
— А что ты любишь?
— Читать.
— Так, — он кивнул.
— Танцевать. Гулять.
— Ты можешь это делать и не выходя замуж.
— Как? Работать всю жизнь в блятеке? Зарабатывать копейки на отдых на даче с картошкой?
— Это твоя первая, но не последняя работа.
— И где мне работать?
— Ты узнаешь это, когда возьмёшь ответственность за свою жизнь, а не будешь ждать помощи.
— Ты мне советы даёшь, а твоя работа — просто предел мечтаний!
— Я хотя бы рассчитываю на себя, а не строю из себя ангела в угоду кому-то.
— Чего?!
— Что слышала.
Дальше мы ехали молча. Заехав в город, он вдруг предложил:
— Хочешь, я ему втащу?
— Не смей!
— Его банкирская рожа, наверное, ни разу пацанский кулак не нюхала.
— Вова!
— Встретимся, поговорим.
— Зачем?
— Может, я кредит хочу взять?
— Высади меня здесь, я сама доеду.
— Сиди уж.
* * *
В апреле приехал Антон. Громко рассказывал отцу о своих филиалах, подарил маме фарфоровую женщину с корзиной. Его цветы, выращенные в тепличных условиях, ничем не пахли, хотя мама восторгалась. Эти благородные лилии вообще хоть чем-то пахнут?
На работе книжной выставкой отмечали День космонавтики, а мой день рождения — Ликиной самогонкой. Вова тоже хотел меня поздравить, но я не отвечала ему: не потому, что не хотела, а потому, что не могла. Антону постелили постель в нашей гостиной, он остался на три ночи. Я была рада тому, что дома между нами ничего не могло быть. Когда Ликина бутылка разделилась на две части — самогон и пустота, как инь и янь, — у нас зазвонил телефон:
— Что кому надо? — Лика подняла трубку. — Библиотека, добрый день!
Потом посмотрела на меня и улыбнулась.
— Женёк, к тебе молодой человек пришёл.
— Блин.
— Иди давай, одевайся! У тебя праздник! Я дела твои доделаю, — она шлёпнула меня по коленке.
Антон наверняка уже мило общался с нашим охранником. Надо было перехватить его до того, как он дойдёт до книжных выставок, а то придётся рассказывать про каждую книжку. Я выскочила в холл, натягивая рукав пальто, и увидела Вову. Он сидел на лавке у гардероба, крутил в руках ключи от машины, смотрел в пол. Было странно видеть его вне зала и вне машины. Невероятно видеть его здесь, на моей работе, в моём пространстве, где я, Женя, приличный молодой специалист. Я воровато оглянулась. Нателла Александровна миленько улыбалась, глядя на меня из другого конца пустого холла, охранник спал. Я сбавила шаг, подошла к своему… кому?
— Привет. Что ты здесь делаешь?
Он поднял чёрные глаза.
— К тебе пришёл.
— Зачем сюда?
— Забрать. Почему нет?
Я не знала, как ответить.
— Это публичное место. Может, я книжку хочу взять. Мне сюда нельзя?
В его глазах промелькнула злость.
— Ладно. Пойдём? — я нервно улыбнулась и направилась к двери.
Он медленно встал, выпрямился во весь рост, размял шею туда-сюда, оглянулся на спящего и вышел за мной. По мокрому асфальту мы молча дошли до машины и так же молча забрались внутрь.
— Видел в инсте, приехал твой полупокерный.
Мне стало страшно.
— Приехал на мой день рождения.
— Как отметили? — он повернулся и смотрел мне в глаза как удав.
— Ещё никак… неважно. Ты злишься. Может, нам не стоит больше общаться?
Я опустила глаза на свои колени.
— Всё ждал, когда ты это скажешь.
Он резко завёл машину, она дёрнулась, и мы поехали.
— Куда? — Замерев, я смотрела на него, он везёт меня на пустырь?
— Домой, к твоему жениху. Праздновать.
Вова рывком остановился у моего подъезда. Протянул руку через меня, открыл пассажирскую дверь и посмотрел в зеркало на лобовом стекле. Я замешкалась, хотела сказать что-то, попросить прощения, что угодно…
— Выходи.
И я молча вышла.
Проскрипел лифт. Каблуки цокали по плитке. Вскрикнул звонок. Антон обнял меня с порога, прямо в пальто. Потом помог его снять, повесил на вешалку, поцеловал куда-то в затылок. Я опустилась на пуфик, расстегнула сапоги. Антон снял и убрал их.
— Любимая, закрой глаза! — улыбался он.
Я закрыла. По квартире раздались шорохи его пушистых тапочек туда-сюда. Приглушённые голоса в кухне. Шелест пластика. Антон взял меня за руку, повёл куда-то. Сжимая веки и ничего не видя, я шла, спотыкаясь о пороги, о которых он забыл предупредить, — забыл или не счёл нужным. Ноги в носках скользили по паркету.
— Открывай!
На столе стояли суши, пицца, рядом со столом — мои родители. Папа бумкнул шампанским. За столом на моём месте сидел огромный плюшевый медведь. Медведь или медведица? С розовым бантом на шее, кокетливо сдвинутым набок.
— Ура, — невнятно произнесла я.
Антон обнял меня за плечо.
— Нравится?
— Очень.
Когда он уехал, мама напомнила о записи к модельерше. Пришло моё время. Пора было кроить, с фасоном мы определились ещё осенью. Швея принимала на дому, на примерку мы поехали с мамой после работы. Незнакомая женщина попросила меня раздеться. Я сняла всё, кроме белья, но она попросила снять и бюстгальтер.
— Женя, откуда такие синяки? — воскликнула мама.
Я посмотрела на бёдра: там с двух сторон желтели отпечатки пальцев. Вова часто не рассчитывал силу.
— Ударилась об угол на работе.
Швея улыбнулась.
Она тыкала меня портняжными иглами, прилаживая по талии юбку, по торсу корсет, я вздрагивала, она извинялась и тут же хвалила шёлк и кружево для моего платья. Вдвоём с мамой они закрутили меня в белую плотную ткань до самой шеи. Антон был против вырезов и декольте, Антон хотел венчаться. Меня подвели к зеркалу, и я увидела на себе не свадебное платье, а скафандр. Моё тело было забрано в него со всех сторон. Белый не шёл к моему лицу, я становилась мертвецки бледной, только сердце бешено билось, как бабочка в банке.
Скоро я стану женщиной по статусу, по паспорту. Но я уже стала ею. Не когда-то давно, сумбурно, в пьяном дурмане после встречи с друзьями, в неудачный момент, о котором почти ничего не помнила. Не стану ни в загсе, ни после загса. Только с ним, в его машине. С ним, на заснеженном поле, под вздох теплеющего ветра, унёсшего последние искорки зимы, где-то по дороге из сельской библиотеки в городскую. Не женщиной-ангелом, не работницей культуры, не выгодной партией — просто женщиной. Но теперь я стану ею и для других: для штампа в паспорте, для статуса в соцсетях, для того, чтобы родители позвали всех дальних родственников на свадьбу, и я хоть раз в жизни их всё-таки увидела. А потом — чтобы мама и папа рассказали друзьям, что их дочь замужем за банкиром, а мои одногруппники увидели меня на фотографиях сначала в фате, потом на море…
* * *
Последний раз я пришла сюда в День славянской письменности и культуры. Мы расставили развороты книг с изображениями печальных святых. По выцветшим ликам пролегли заломы и отпечатки пальцев наших бабушек. Им никто не молился, только библиотекари торопливо мимоходом крестились для галочки. Любовь Дмитриевна подарила мне на прощание и свадьбу записную книжку своих фирменных рецептов, исписанную тонким каллиграфическим почерком. Лика пожелала мне родить троих и больше никогда не работать. Сказала заходить на коньячок, потому что «бывших библиотекарей не бывает».
На День семьи, любви и верности мы с мужем летели под облаками в свадебное путешествие. Я прижалась правым виском к холодному стеклу иллюминатора и прикрыла глаза. Предо мной был открытый космос будущей жизни, а скафандр плотно облегал плечи.