Демографический опыт Японии
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 4, 2022
Александр Мещеряков — советский и российский историк, японист, переводчик, литератор, доктор исторических наук (Институт классического Востока и античности, Национальный исследовательский университет «Высшая школа экономики»). Помимо научных трудов опубликовал также три книги стихов и три книги прозы. В переводах А.Мещерякова на русском языке изданы сочинения Мурасаки Сикибу, Ёсиды Канэёси, Исихары Синтаро, Ясунари Кавабаты и других авторов.
В разное время человечество терзают разные демографические проблемы. Если оценивать нынешнюю ситуацию в планетарном масштабе, то в настоящее время наиболее серьезный вызов состоит в том, сможет ли Земля прокормить все более увеличивающееся человечество. В начале XIX века население планеты составляло 1 миллиард, в 1927 году оно перевалило за два миллиарда, в 2022-м превысит уже 8 миллиардов, что создает высочайшую нагрузку на мировую экосистему. В этих условиях многие страны предпринимают меры по снижению рождаемости. Наиболее известный случай — Китай, где долгое время количество детей ограничивалось законодательно. Что до европейских стран, то там наблюдается депопуляция. Во многих из них стимулируют иммиграцию и рождаемость. Россия не является в этом отношении исключением.
Япония представляет собой чрезвычайно интересный случай кардинальных изменений в демографической ситуации и демографической политике. В середине XIX века ее население составляло около 30 миллионов человек, причем эта цифра практически не менялась с начала XVIII века. Это был тот предел, больше которого при существовавших аграрных технологиях японская земля прокормить не могла. Япония в то время являлась страной закрытой для въезда и выезда, так что недостаток продовольствия не мог быть восполнен за счет импорта.
В 1867 году произошла так называемая революция Мэйдзи[1] , страна открылась миру и приступила к модернизации. В результате решительных реформ весь строй японской жизни кардинально изменился, население стало быстро расти. В 1913 г. оно увеличилось до 53 миллионов 362 тысяч человек. Такой бурный рост принято квалифицировать как «демографический взрыв». Как и всякий «взрыв», взрыв демографический вызывал серьезное беспокойство: считалось, что ресурсная база страны не выдержит такого напора. Что делать? В Европе того времени уже довольно широко применялись контрацептивы, однако в Японии считалось, что ограничение рождаемости — акт негуманный, он противоречит моральным устоям японского народа, так что низовое движение за «планирование семьи» было запрещено. Вместо этого правительство поощряло эмиграцию, чтобы избавить страну от лишних ртов. Однако японцы, люди консервативные, не желали покидать родину, так что эмигрантов было мало. Кроме того, многие страны, раньше поощрявшие иммиграцию, в 1920—30 годах стали вводить серьезные ограничения на въезд. К их числу относились США и Бразилия — то есть те страны, куда стремились наиболее мобильные японцы.
В этих демографических условиях власть в стране перешла к силовикам, выступавшим за расширение территории японской империи. Предполагалось, что японцы станут переселяться туда в качестве колонизаторов, что позволит смягчить демографическое давление внутри самой Японии. В 1931 г. японская армия вторглась в Маньчжурию, в 1932 г. там было образовано «независимое» государство Маньчжоуго, которое находилось под полным контролем Японии. По своей сути это была японская колония. В 1937 г. Япония начала «большую войну» с Китаем. Генералы рассчитывали на блицкриг, но японская армия завязла в огромном Китае и несла значительные потери. Население же мгновенно отреагировало на войну сокращением количества свадеб и понижением рождаемости. Если в 1937 г. родилось 2 миллиона 067 тысяч младенцев, то на следующий год — всего 1 миллион 879 тысяч, то есть страна вернулась к уровню 1914 года. В качестве реакции на это правительство бросило лозунг «Рожайте и размножайтесь для блага страны!» В 1937 г. население собственно Японии впервые превысило 70 миллионов человек, но этого казалось мало для осуществления грандиозных (и утопических) планов по колонизации Азии.
В рамках правительственной риторики брак и деторождение рассматривались не как личное дело каждого, а как «служение» родине. Настойчивая пропаганда ратовала за многодетность и понижение брачного возраста, то есть увеличение продолжительности репродуктивного периода, чтобы «не похоронить» самые благоприятные для деторождения годы. Таким образом, совсем недавняя и практически всеобщая обеспокоенность по поводу перенаселенности страны внезапно сменилась призывом плодиться и размножаться.
Люди в погонах вожделенно смотрели на женщин как на биологических поставщиц будущих воинов. Заведующий отделом в информационном бюро военно-морского флота капитан 1-го ранга (впоследствии контр-адмирал) Хираидэ Хидэо в радиопередаче «Война и материнство» с солдатской прямотой говорил так: мать важна для нас, поскольку без нее не было бы сыновей, а без сыновей была бы невозможна война. Разумеется, «войну» Хираидэ понимал как несомненное благо.
Средства массовой коммуникации именовали плодовитых матерей «фертильным батальоном». В ноябре 1940 года 10 тысячам семей с более чем десятью детьми были вручены почетные грамоты (подавляющее большинство таких семей проживали в деревнях). Победителем оказался житель префектуры Нагасаки. У него народилось 6 дочерей и 10 сыновей. Он высказал желание, чтобы все сыновья стали солдатами.
Плотность населения в Японии была одной из самых высоких в мире, но правительственная политика поощрения рождаемости направлялась на еще большее увеличение демографического давления и провоцировала поиски решения этой проблемы вне пределов собственных границ. 27 сентября 1940 г. Германия, Япония и Италия объединились в Тройственный союз (Берлинский пакт), принесший планете Вторую мировую войну. Во всех трех странах любили поговорить о перенаселенности и нехватке «жизненного пространства» и одновременно проводили политику повышения рождаемости. Япония пристально следила за «достижениями» нацистской Германии, в том числе и за «эффективной» демографической политикой: детские пособия, привилегии многодетным семьям, налог на бездетность, охрана детского и материнского здоровья, гигиеническое воспитание, создание дошкольных учреждений, усиленные занятия физкультурой и спортом. В Японии считали, что это привело к появлению на свет многочисленных здоровых немцев и позволило Германии одерживать легкие победы над европейскими нациями, в возрастной пирамиде которых непропорционально большое место занимали люди старших возрастов. В обличении «прогнившей» Европы особенно доставалось Франции, которую стали считать воплощением изнеженности и слабости.
22 января 1941 г., за десять месяцев до нападения Японии на США и Великобританию, кабинет министров утвердил грандиозную двадцатилетнюю программу по увеличению популяции этнических японцев. Двадцать лет — немыслимый срок для хоть сколько-то реалистического планирования, даже Советский Союз мерил в то время свои планы лишь пятилетками, но японское руководство шло дальше — настолько оно было уверено в том, что полностью контролирует не только прошлое и настоящее, но и будущее.
В преамбуле «Программы» подчеркивалось, что увеличение населения необходимо для успешного строительства «сферы совместного сопроцветания в Восточной Азии» под эгидой Японии. Это был грандиозный утопический план, сравнимый по своим масштабам с мечтаниями нацистов о мировой гегемонии арийцев или же с надеждами большевиков на советизацию всего земного шара. Японцев насчитывалось чуть больше 70 миллионов, а «сфера сопроцветания» включала в себя, в частности, Китай (400 миллионов человек) и Индию (300 миллионов). Так что задача была не из легких, японских «учителей» (как гражданских, так и военных), которые должны были повести азиатские народы к светлой жизни, явно не хватало. Тем не менее цель обладала завораживающей притягательностью, процесс наращивания количества японцев стали называть «войной за победу в количестве населения». Согласно «Программе», к 1960 г. японцев должно было стать 100 миллионов.
Для достижения поставленной цели была развернута активная пропагандистская работа по снижению брачного возраста на три года (на момент принятия программы он составлял 24 года у женщин и 28 лет у мужчин), что позволило бы не только удлинить прокреативный период, но и принесло бы более здоровое потомство. Кроме того, женщинам предлагалось сосредоточиться не на производственной, а на репродуктивной функции: увеличению количества детей (не меньше пяти на семью; реально оно составляло 4,15). Разводы сурово осуждались, аборты подлежали уголовному преследованию. Японцев и японок призывали отказаться от гедонизма и эгоизма, от «роскошных» и «бессмысленных» свадебных церемоний. Считалось, что многие молодые люди откладывают брак, поскольку не могут себе позволить устроить свадьбу с надлежащим размахом. Активисты составляли списки холостых подданных и обходили их дома, требуя, чтобы они как можно быстрее вступали в брак. Неженатых и незамужних японцев клеймили как «врагов народа». Тем не менее власти не последовали примеру военных союзников Японии — Германии и Италии — и не пошли на введение налога на бездетность. В СССР такой закон был введен 8 июля 1941 г., то есть сразу после нападения Германии.
Правительство создало сеть государственных семейных консультаций, которые выполняли функцию брачных агентств, находившихся в ведении министерства благосостояния и здравоохранения. В памятке министерства с удивительной прямотой утверждалось, что «люди, не способные к размножению, не имеют ценности». Разрабатывались и меры по оказанию материальной помощи многодетным семьям, улучшению жилищных условий, питания, медицинского обслуживания. В 1938 году от туберкулеза умерло 148 тысяч человек — самый высокий показатель в «цивилизованном» мире. В том же году в Японии умерло 220 тысяч детей в возрасте до года. До десятилетнего возраста не доживала четверть детей.
Вызывали озабоченность и наследственные заболевания. Закон «Об охране евгеники народа» был принят в марте 1940 г. Согласно ему допускалась не только добровольная, но и принудительная стерилизация (основными объектами ее являлись душевнобольные). Однако на деле возобладала идея, что японцев — вне зависимости от их «качества» — должно быть как можно больше, и закон почти не применялся на практике. За время его действия (с 1941 по 1947 г.) стерилизации подверглись всего 538 человек (в нацистской Германии только за 1934 г. было прооперировано 56240 человек, в США с 1907 до 1957 г. — более 60 тысяч). Закон, скроенный по нацистскому образцу, оказался по существу неосуществленным.
Ко времени принятия «Программы» рождаемость в Японии стала понемногу падать. Особенно заметно это было в городах. В связи с этим ставилась задача, чтобы в деревне проживало не менее 40 процентов японцев, то есть предлагалось законсервировать существующее положение, когда крестьян в стране насчитывалось 42% населения, существенно больше, чем в других «развитых» странах. В постановлении кабинета министров особо подчеркивалось, что именно крестьяне являются поставщиками наилучших солдат и наилучшей рабочей силы. К этому времени деревня уже стала отставать от города по продолжительности жизни, но руководство страны было озабочено наращиванием числа не старых, а молодых людей. Правительство не ставило задач по увеличению количества японцев за счет роста продолжительности жизни. А по этому параметру Япония существенно отставала. В 1935—1936 гг. продолжительность жизни японца составляла 46,9 лет (мужчины) и 49,6 лет (женщины), в то время как в Англии и Германии она уже превышала 60 лет.
Повышение продолжительности жизни — процесс медленный и многотрудный. Политики и военные привыкли, что «народ» послушно внимает их указаниям. Им казалось, что нарастить количество японцев за счет увеличения рождаемости будет намного проще, чем увеличить продолжительность жизни. К тому же старики плохо годились для войны. Кажется, впервые в японской истории публицисты стали говорить о «недостатках», которые приносит пожилой возраст. Старики опытны и уравновешенны, но у них отсутствуют такие замечательные качества как смелость, жертвенность и творческое воображение. Если же не принять мер по увеличению рождаемости, то Япония неизбежно превратится в «страну стариков», как это произошло с декадентскими и либеральными странами вроде Франции и Англии.
Японцы в подавляющем большинстве и вправду верили правительству, в своем поведении они руководствовались «патриотизмом» и после начала разъяснительной кампании за увеличение рождаемости японки принялись исправно рожать. После «провального» 1938 года кривая рождаемости поползла вверх: 1939 г. — 2 миллиона 93 тысячи рождений, 1940 — 2 миллиона 239 тысяч, 1941 — 2 миллиона 296 тысяч, 1942 — 2 миллиона 201 тысяча, 1943 — 2 миллиона 261 тысяча. Но затем бессильной оказалась даже пропаганда — начался настоящий обвал. Бедствия, которые принесла война, оказались сильнее любых программ по стимулированию рождаемости.
Японская армия уже прочно увязла на необъятных китайских просторах, но 8 декабря 1941 года «бесстрашные» (может быть, лучше подходит определение «преступные» или «недальновидные») военачальники напали на Перл-Харбор, а император Сёва объявил новую войну — Соединённым Штатам Америки и Великобритании. Это была война, в которой Япония не могла победить по определению.
В результате поражения во Второй мировой войне Япония в одночасье лишилась колоний и отказалась от экспансионистских устремлений. Страна была оккупирована американской армией, лежала в руинах, большинство крупных городов было разбомблено, ощущалась острая нехватка любых жизненно важных ресурсов. В стране продолжался продовольственный кризис, но экспортировать было нечего и некому, валюты на закупку продовольствия не имелось. Если бы не американская продовольственная помощь, в стране разразился бы голод.
Продовольственный кризис осложнялся катастрофической демографической ситуацией. Катастрофа заключалась в том, что теперь, без всяких приказов правительства, японцы принялись плодиться. Из бывших колоний и с линии фронта на родину вернулось около 7 миллионов человек (в основном мужчины). Перепись 1947 г. насчитала 78 101 473 японца. Их количество стремительно увеличивалось: с 1947 по 1949 г. ежегодно появлялось на свет около 2 миллионов 700 тысяч младенцев. Это были «отложенные рождения», ставшие невозможными из-за войны. Они быстро компенсировали военные потери Японии (около 3 миллионов человек), но значительно повлияли на уровень благосостояния (а в то время, скорее, бедности) людей. После окончания войны во всех странах-участницах наблюдается резкое повышение рождаемости. Поскольку оно происходило на фоне экономической разрухи и нехватки продовольствия, значительное распространение получило мнение о перенаселенности земного шара. Эта идея стала активно обсуждаться и в Японии.
Американская оккупационная администрация во главе с генералом Дугласом Макартуром внимательно следила за всем, что происходило в Японии. Демографическая ситуация не была исключением, и во время неформальных контактов с японской политической элитой представители американской администрации убеждали ее в необходимости активной демографической политики, направленной на ограничение рождаемости.
В предвоенные и военные годы деятельность активистов движения за планирование семьи находилась в Японии под запретом. Однако теперь они снова получили право голоса. Уже 11 ноября 1945 г., то есть почти сразу после капитуляции, активистка женского движения Като Сидзуэ опубликовала статью, в которой ратовала за ограничение рождаемости в связи с нехваткой питания, безработицей, ужасным состоянием здравоохранения. Активность Като Сидзуэ была замечена американцами. При их посредничестве она, одна из первых среди женщин, стала в 1946 г. депутатом парламента (от социалистической партии), где работала над законопроектами, направленными на снижение рождаемости.
Американцы не проводили масштабной чистки среди японских государственных служащих, многие из них сохранили свои должности и в «новой» Японии. Это были те же самые люди, которые совсем недавно ратовали за увеличение рождаемости. Большинство из них с легкостью поддалось уговорам о том, что теперь насущной необходимостью является совсем иная демографическая политика.
В 1948 г. были разрешены аборты. Дополненный в 1949-м, этот закон разрешил прерывание беременности на «экономических основаниях». Таким образом Япония продемонстрировала небывалую смелость и стала первой страной в мире, где бедность признавалась достаточным основанием для избавления от плода. Заявлялось, что легальный доступ к абортам предотвратит рождение нежелательных детей у бедных и малообразованных слоев населения, которые не смогут должным образом воспитать потомство и дать ему качественное образование. Раньше дети рассматривались как будущие солдаты и рабочая сила (чем больше детей, тем лучше), теперь на них стали смотреть как на обузу и иждивенцев, служащих помехой для экономического развития. В них видели завтрашних нищих, требующих расходов и опеки со стороны государства.
Законопроект был одобрен единогласно, хотя в то время политические партии редко соглашались друг с другом. Японки в одночасье получили право на прерывание беременности — то право, за которое на Западе феминистские движения боролись десятилетиями. Одновременно с принятием закона развернулась и мощная пропагандистская кампания в пользу сокращения рождаемости. К ней были подключены печать, радио и кино. Целый вал публикаций о необходимости ограничения рождаемости обрушился на японцев после заявления американского демографа Уоррена Томпсона, сделанного во время его пребывания в Японии в марте 1949 г., где он настаивал на необходимости контроля над рождаемостью. Главный аргумент состоял в том, что многодетность мешает экономическому развитию страны, а именно развитие экономики и сопутствующее ей повышение жизненного уровня стали стержнем новой Японии. Томпсон выступил и с прямыми угрозами: если японцы не снизят рождаемость, это может привести либо к прекращению продовольственной помощи США, либо к коммунизму, либо к возрождению милитаризма. Жизнь была бедная, еды — мало, безработных — много. На этом фоне слова Томпсона звучали особенно убедительно.
Томпсон — знаменитый ученый, один из основных разработчиков теории демографического перехода. Эта теория утверждает, что индустриализация приводит к одновременному падению рождаемости и смертности. Томпсона привлекли в качестве советника американской оккупационной администрации. Однако сама администрация воздерживалась от официальных заявлений по поводу демографических вопросов, утверждая, что они находятся в компетенции самих японцев. По всей вероятности, такая «нейтральная» позиция была обусловлена особой деликатностью проблемы, решение которой в русле теории демографического перехода предполагало не просто сокращение рождаемости, а разрушение дорогих сердцу японца поведенческих стереотипов. Главный из них состоял в том, что много детей — это хорошо. Высказывается также соображение, что, поскольку у Макартура имелись президентские амбиции, он не хотел лишиться поддержки американских католических избирателей, которые были настроены крайне негативно по отношению к любым «новшествам» в семейной политике.
Заявление Томпсона преподносилось оккупационной администрацией как его «личное мнение», но справедливо воспринималось в Японии как ее официальный курс. Если до этого времени крупные газеты позволяли себе публиковать разные мнения по демографическим вопросам, то теперь право голоса предоставлялось по преимуществу проповедникам идеологии планирования семьи. Все они исходили из тезиса о перенаселенности Японии, которое имеет множество отрицательных последствий — как экономических, так и социальных. Утверждалось, что снижение рождаемости предотвратит безработицу, поможет женщине обрести свое «я», лишит жадных капиталистов избыточной рабочей силы и избыточной прибыли, предотвратит «отрицательный отбор» (ввиду того, что «низы общества» сократят свое неконтролируемое размножение) и т.д. Иными словами, мыслители самого разного толка сходились в окончательном выводе, но обосновывали его по-разному. В апреле 1949 года премьер-министр Ёсида Сигэру сделал заявление о необходимости снизить рождаемость, а демографическая ситуация попала в правительственный список важнейших проблем, перед которыми стоит Япония.
Противники снижения рождаемости оставались на информационной обочине. Реклама противозачаточных средств заняла видное место на страницах газет и журналов. Супружеские пары с двумя детьми ставили в пример и называли их «культурными людьми». Тех же, кто противился сокращению рождаемости, квалифицировали как «безответственных». Средства массовой информации утверждали: важен не размер семьи, а ее финансовая стабильность, здоровье, культурный и образовательный уровень детей.
Пропагандистская компания предусматривала участие акушерок и медсестер, которые обходили дома японцев, убеждая их в необходимости планирования семьи. Вкупе с напором средств массовой информации их разъяснительная работа приносила плоды: сторонники такого подхода создавали своеобразные ячейки, вербовали сторонников, которые, в свою очередь, вовлекали в движение новых членов. Таким образом, использовались те же самые организационные формы, которые применялись ранее для пропаганды увеличения рождаемости. В движении за планирование семьи участвовали и крупные предприятия. На некоторых из них в конверт с зарплатой вкладывали материалы, разъясняющие преимущества маленькой семьи. Члены движения за ограничение рождаемости торговали презервативами по оптовым ценам и рисовали образ счастливой семьи, состоящей из двух родителей и двух детей. Иными словами, произошел колоссальный отлет от ценностей довоенного/военного времени. Тогда ценилась мощь государства, а «эгоистичного» японца пугали лозунгом: «Роскошь — наш враг». Те годы характеризовались в государственном дискурсе презрением к «гнилой» интеллигенции и антиинтеллектуализмом: считалось, что здоровые, послушные, многодетные и малообразованные крестьяне являются стержнем государства. Теперь же во главу угла ставилось образование, а в экономической сфере был взят курс на уничтожение сельского хозяйства и крестьянства взамен на развитие науки и наукоемкого производства с высокой добавленной стоимостью — развитие, которое осуществляется прежде всего в городе.
Слово «культура» понималось в довоенное/военное время прежде всего как лояльность по отношению к государству, но сейчас заговорили о той культуре, которая служит и самому человеку. И именно такой счастливый, преуспевающий, рациональный и уверенный в своей самостоятельности горожанин послужит основой успешной нации и процветающего государства, которое к тому же сильно сэкономит на социальных расходах. До войны рождение ребенка рассматривалось как служение государству, теперь же говорили о совпадении интересов семьи и государства. Разница в подходах была колоссальной, но не вызывает сомнения и преемственность: и в том, и в другом случае государство выступало в качестве «мудрой» направляющей и дисциплинирующей силы. До войны многодетные семьи награждали грамотами, теперь эта практика была упразднена. Пособия и льготы для многодетных тоже отменили.
Американская администрация практиковала системный, «научный» подход к уничтожению прежней Японии. Уничтожались не только армия и политическая система. Посчитав, что основой японского варианта тоталитаризма является патриархальная семья, американцы сделали ставку на формирование нуклеарной семьи, то есть той формы семьи, которая господствовала в США. В соответствии с новым гражданским кодексом упразднялась власть главы семьи, когда он своей волей мог вписать родственника в семейный реестр или вычеркнуть из него, а детям без его согласия невозможно было вступить в брак (мужчинам до 30 лет, женщинам — до 25). Теперь же каждый член семьи рассматривался как самостоятельная гражданская единица, и взрослые дети имели полное право на свободное (по любви) заключение брака. Если раньше единственным наследником недвижимого имущества выступал старший сын, то теперь все дети обладали одинаковыми правами. Это нововведение привело к неожиданному демографическому последствию: крестьяне стали сокращать количество детей, поскольку не желали дробить свой крошечный земельный участок. Кроме того, внедрение новой сельскохозяйственной техники сокращало необходимость в рабочих руках. Стремительная индустриализация вытягивала крестьян в города, они там обзаводились семьями, но общий модус городского существования был таким же, как повсюду в мире, и препятствовал бесконтрольному размножению.
Разумеется, разрушение привычного порядка не могло не вызвать и определенного противодействия.
Японские коммунисты поначалу поддерживали политику ограничения рождаемости, но затем склонились к точке зрения, которая была распространена в СССР. Там вслед за К.Марксом и В.Лениным считалось, что абсолютной перенаселенности, о которой говорил Мальтус, не существует, а существует лишь «относительная» перенаселенность, происходящая ввиду «звериной» природы капитализма, заинтересованного в безработице. Эта перенаселенность легко преодолевается в «передовом» социалистическом обществе с помощью установления «справедливых» общественных отношений и «справедливого» распределения материальных благ. Понятие «мальтузианство» употреблялось в советском дискурсе исключительно как бранное и квалифицировалось как «система человеконенавистнических взглядов». На этом основании японские коммунисты, которые в то время еще смотрели на Кремль как на светоч, стали обвинять японскую политическую элиту в мальтузианстве, настаивая на том, что вопрос о количестве детей в семье является делом свободного выбора. Однако курс правительства оставался прежним. Задачей номер один считался срочный подъем жизненного уровня. Он воспринимался не только как важнейший показатель «цивилизованного» государства, но и как щит против коммунистов, которые пользовались тогда большим влиянием.
В 1954 г. директор государственного института общественного здоровья Коя Ёсио прямо заявлял: «Плодить голодных — значит создавать проблему “покраснения” страны». Его поддержал профессор Хаяси Такаси: «Левые и коммунисты призывают плодиться и размножаться. Когда людей станет слишком много и мы очутимся на самом дне, все сами собой станут мыслить по-коммунистически, и тогда страна окажется в их руках».
Некоторые уважаемые и вполне «системные» люди высказывали опасения относительно новшеств в семейной политике. Одним из них был считающийся основателем японской этнологии Янагита Кунио. Он пользовался большим авторитетом, был награжден орденом культуры. Янагита обвинял японцев в отсутствии критического мышления и полагал, что новые брачно-семейные порядки ослабят заботу детей о родителях — едва ли не основную добродетель прежнего (конфуцианского в своей основе) кодекса поведения. Эти правила также облегчат вступление в брак и развод, понизят чувство ответственности, что скажется на благополучии детей. Распад патриархальной семьи, считал Янагита, увеличит количество абортов и ослабит связи между братьями и сестрами. И если раньше в случае смерти одного из них или при возникновении неблагоприятных обстоятельств (болезнь, потеря трудоспособности) ответственность за детей принимали на себя родственники, то теперь непременно вырастет число беспризорников, что потребует создания сети детских домов.
Янагита был на редкость самостоятельным в своих оценках человеком, однако, если рассматривать ситуацию в целом, оппонентов политики снижения рождаемости оказалось мало, и японцы в очередной раз продемонстрировали уникальную подверженность правительственной пропаганде.
Разъяснительная работа и пропаганда принесли ошеломляющие результаты: бэби-бум удалось остановить по историческим меркам почти мгновенно. С начала пропаганды малой семьи прошло всего три года, а средняя фертильность японки упала с 4,6 до менее трех детей уже в 1952 году. В 1957 году рождаемость сократилась до уровня простого воспроизводства и составила чуть более двух детей.
Внедрение противозачаточных средств происходило медленно. Так что уменьшение рождаемости произошло в первую очередь за счет абортов: с 1949-го до 1955 г. их ежегодное количество возросло со 101 тысячи до 1 миллиона 170 тысяч, во второй половине 50-х годов количество абортов составило 70% от рождений. Критики утверждали, что многие молодые женщины делали аборт многократно и обращение в абортарий расценивали точно так же, как поход к парикмахеру.
Японское общество по-прежнему демонстрировало высочайшую степень управляемости. Ни в одной стране мира так называемый «демографический переход» к обществу с низкой рождаемостью и низкой смертностью не произошел с такой скоростью, с какой он случился в Японии. При этом правительство не прибегало к запретительным мерам (как это произошло впоследствии в Китае), никакой дискриминации многодетных семей тоже не проводилось. Управление репродуктивным поведением населения ограничивалось убеждением, то есть словесным воздействием, своего рода лингвистическим программированием.
Так получилось, что проблема многодетности была решена, а Япония получила международное признание в качестве страны, где в фантастически короткое время сумели обуздать рождаемость. Японию стали ставить в пример всем остальным развивающимся странам, где бедность и плодовитость шли рука об руку. Период бурного роста населения, который испытала страна после революции Мэйдзи, принято квалифицировать как «демографическую революцию». Ситуацию в послевоенной Японии можно определить как «демографическую контрреволюцию».
Как и рассчитывали проектировщики демографической политики, снижение рождаемости сопровождалось экономическим подъемом, ростом благосостояния и продолжительности жизни, которые выступали в качестве базовых ценностей новой Японии. Если в 1947 году продолжительность жизни составляла 50 лет (мужчины) и 54 года (женщины), то в 1957-м эти показатели возросли до 64 и 68 лет, а в 1967-м подскочили уже до 69 и 74 лет, соответственно. Это произошло за счет улучшения качества жизни: питания, здравоохранения, жилищных условий. В 1967 году японцев стало больше 100 миллионов. Их становилось больше не из-за подъема рождаемости, а из-за роста продолжительности жизни. Демографическая программа 1941 года по поощрению рождаемости предсказывала, что это произойдет в 1961 году. При успешном выполнении программы по снижению рождаемости Япония достигла этого уровня всего на шесть лет позже.
Япония совершила фантастический рывок в экономике, за счет чего простые японцы значительно повысили свой уровень жизни. Но сама эта жизнь стала совсем другой. Демографическая контрреволюция привела к колоссальным изменениям в японском обществе. Это касается не только численного состава семьи, но и картины мира в целом. В 1950 г. 67% родителей рассчитывали на помощь детей в пожилом возрасте, в 1963-м их стало 33%, а в 1975-м — 26%, сейчас — еще меньше. Поскольку детей становилось все меньше, они становились все более «дефицитны». Если раньше в паре родители/дети главенствующее положение занимали родители, о которых были обязаны впоследствии заботиться дети, то теперь родители вкладывали все больше средств в немногочисленных детей, главной обязанностью которых было хорошо учиться.
Прогресс восторжествовал, «косные» конфуцианские ценности были побеждены, количество домов престарелых постоянно увеличивалось. В настоящее время Япония относится к странам с наиболее низкой рождаемостью в мире (1,4 ребенка на одну женщину) и наиболее высокой продолжительностью жизни (81 год для мужчин и 87 для женщин). Послевоенная демографическая политика предполагала сокращение числа иждивенцев за счет снижения рождаемости. Однако в настоящее время число иждивенцев все равно растет ввиду стремительного старения нации.
Распад традиционной семьи не означал, что семейная метафора потеряла силу. Государство перестало восприниматься как семья во главе с императором (что было характерно для довоенной Японии), но семейная метафора перекочевала в производственные отношения — именно после войны расцвела японская концепция менеджмента: фирма — это семья с пожизненным наймом и «родственным» участием в прибылях. Однако это было лишь подобие семьи, ее суррогат. Предназначением традиционной семьи является принесение потомства, псевдосемья порождает товары и услуги. В том числе и для детей, которые все-таки увидели этот свет.
[1] События 1867—68 гг., в результате которых был свергнут сёгунат Токугава и к власти пришла группа реформаторов, приступившая к модернизации страны, осуществлявшейся от имени императора Мэйдзи.