Литературный конкурс. На страницах «ДН» сочинения — Каролины УСТИНОВИЧ, Родиона КРАЕВА, Елизаветы ЖДАНОВОЙ, Александры ЕРМАКОВОЙ, Юлии СУКГОЕВОЙ, Михаила БАРОНЕНКО, Даниила КРИВУШИНА, Екатерины ЩЕРБЫ, Марка КОБЦЕВА
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 11, 2022
Литературный конкурс
Всероссийский открытый детский литературный конкурс «Алый парус вдохновения» проводится Челябинским областным отделением Союза писателей России при поддержке Ассоциации писателей Урала, Сибири и Поволжья.
Инициатор конкурса и председатель жюри — Анастасия Ивановна Порошина, поэт, член Союза писателей России, кандидат филологических наук. Организатор — Оксана Владимировна Ралкова, поэт, член Союза писателей России, кандидат исторических наук.
Первый городской конкурс, организованный на базе старейшего детского литературного объединения Челябинска «Алые паруса», начавшего свою работу ещё в 1950-х годах, состоялся в 2011 году.
В 2021 году конкурс стал всероссийским, объединив руководителей литературных объединений, учителей общеобразовательных школ, библиотекарей и, конечно, юных авторов со всей страны. В 2022 году более 200 школьников, особенно из младших классов, прислали на конкурс свои стихи, рассказы и сказки.
География конкурса охватывает почти всю страну: Москва, Санкт-Петербург, Калининградская, Архангельская, Брянская, Кемеровская, Кировская области, Краснодарский край, Великий Новгород, Мурманск, Переславль-Залесский, республики Мордовия, Татарстан, Башкортостан, Коми, Марий Эл, ХМАО — Югра, Пермский край, Кострома, Тамбов, Екатеринбург, Оренбург, Омск, Красноярский край. Были работы из города Алчевска Луганской Народной Республики.
Главная цель конкурса — открыть пространство для творческого общения и роста школьников России, поддержать пишущих ребят и создать крепкие связи между детскими литературными объединениями страны.
Редакция журнала «Дружба народов» поддерживает этот замечательный литературный конкурс, сердечно поздравляет всех победителей и публикует некоторые сочинения юных авторов.
Каролина Устинович
* * *
Ты спишь? Скорее просыпайся.
Уже ноябрь. Снег идёт.
И жизнь, бегущая сквозь пальцы,
Вот-вот замрёт.
И ты увидишь, что с рожденья
Напрасно ждал, искал, просил.
На все проблемы есть решенье,
Хватает сил.
И вот стоим под снегопадом,
А жизнь, и правда, замерла.
Ведь всё, что нам с тобою надо, —
Добра, добра…
пос. Севское, Калининградская область, 11 класс
Родион Краев
Городские заметки
Хор моих мыслей
Мона Лиза существует? Какого размера тунец? Зачем в кинотеатрах люди едят попкорн? Почему мне приснилось, что я невкусный? Если налить кипяток в пластиковую бутылку — почему бутылка завянет? Учитель танцев Раздватрис из «Трёх толстяков» Ю.Олеши — мужчина или женщина? Если мужчина, то почему ведёт себя как женщина? Это хор моих мыслей. Моя мама говорит, что хор — это стройное звучание. А то, что у меня в голове, — это какофония.
Домоседка
Я с мамой люблю ходить за руку. Да, я знаю, что большой. Знаю, что большие мальчики не ходят за ручку с мамами. Но так теплее. И в это время она не похожа на важную котлету. И да, я так хожу, когда рядом никого нет, то есть когда нас никто не видит из знакомых. Тепло её большой ладони передаётся моей. И на душе тепло: так я могу маму контролировать, чтоб она шла рядом и слушала мои рассказы про танки.
А на даче, когда мы гуляем по аллеям, она прячет руки в карманы своей чёрной вязаной кофты. Я ей говорю: «Ты — домоседка». Тогда она на меня смотрит как на осложнение! Ну, она домоседка не потому, что дома сидит: её руки сидят у неё «дома», в тёплых карманцах чёрной вязаной кофты.
Остановка «Грязная лужа»
Я всё время что-нибудь придумываю. Вот мы идём в библиотеку с мамой. Но просто идти скучно, надо играть. Вот я уже машинист поезда. Я бегу впереди мамы и останавливаюсь. Рядом осенние кусты. «Остановка “Засохший кустик”», — торжественно объявляю я. Бегу дальше. Важная мама идёт позади. Она не делает остановки вместе со мной. Она несёт тяжёлую сумку с книгами. Я снова бегу вперёд. «Остановка “Берёзовая аллея”!» Мама снова не делает остановки. Я продолжаю движение своего поезда. Надо успеть и попыхтеть, и издать гудок, и нажать на тормоза. Я останавливаюсь. Смотрю по сторонам. Достопримечательности отсутствуют. Ан нет… вот одна — это большая грязная лужа на нашем пути. И тогда я важно произношу: «Остановка…» И мы с мамой говорим одновременно: «Грязная лужа»! Не сговариваясь. Так само собой получилось.
Ну, вы поняли, у кого мысли-то сходятся…
Переизбыток красного супа у меня в животе
«Бабушка, ты меня оборщевала!» Это значит, что я переел бабушкиного борща. Суп должен быть непременно красного цвета. А самый вкусный борщ — у бабушки. Вы не знаете, почему бабушки готовят лучше всех?
Когда я вырасту
Все дети любят макароны. Однажды, придя в гости к соседям в многодетную семью, моя мама в разговоре упомянула про макароны. Тогда та многодетная мама перешла на шёпот и сказала: «Не произноси это слово». Это означало, что если б дети услышали про макароны, — они бы попросили сварить целое ведро…
Я тоже люблю макароны! Мама сварила на обед тоненькую вермишельку. Не вермишель, а вермишельку. Спросила, будет ли есть дедушка? Он ответил, что будет, но положить ему надо на блюдечко. А ел он чайной ложкой.
Я съел свои макароны, особенно они вкусны с маслом и с мелко порезанной колбаской. Я сходил к другу Лёше, мы поиграли в танчики, и я, как старший товарищ, поддался и проиграл сражение. Вернулся домой, выпил свой чай, помог бабушке отгадать несколько слов из заковыристого кроссворда. Прошло не знаю сколько времени. Дедушка всё ещё гонял ложкой вермишельку по блюдцу. Туда-сюда, туда-сюда. Могло показаться, что он играет ею в футбол. Содержимое блюдца за всё это время не уменьшилось. Вермишель туда-сюда. Туда, сюда. Это было летом. Вот уже несколько недель дедушка или ел очень плохо, или ничего не ел… Минувшее лето мы провели уже без дедушки. Приезжая на опустелую дачу, словно бы приезжаем повидаться с ним, где всё построено его руками.
Я стану врачом, когда вырасту, чтобы изобрести лекарство. Но тогда мне надо будет стать ещё учёным, чтобы изобрести машину времени: я хочу вернуться в прошлое и спасти дедушку.
Человек без души
Меня давно интересовало: кто такой «человек без души»? Я часто слышал это выражение. И вот, наконец, я догадался. Человек без души — это искусственный интеллект. То есть это такие люди, но они совсем не люди, а роботы, и могут быть очень похожи на людей. Но у них отсутствует душа. А это значит, что когда я возьму такого человека за руку, то моей душе теплее не станет.
Если бы я был другом Пушкина
Если бы я был его другом, то я бы спросил: «Александр Сергеевич, а есть ли рифма к слову “окунь”?» Вот моя мама думала и придумала только слово «шпокунь». Я поискал рифму в приложениях, которые помогают находить рифмы. Приложения не выдали созвучной рифмы. Почему у слова «окунь» нет красивой рифмы?
Какими дорогами ходят идеи?
Лингвист Лев Щерба придумал такое предложение: «Глокая куздра штеко будланула бокра и курдячит бокрёнка». Он это придумал в учебных целях. Я, между прочим, тоже придумываю слова. Вот некоторые из них: сын коровы — «коровёнок»; уличное кафе, где кормят шашлыком, — «Свинохрюка»; шашлык женского рода — «шашлыковина», приятель кошки — «кош», подмышки у мышки — «подлюдинки», непослушные волосы — «льюисики». Но это какие-то несуразные слова. Мама говорит, что таких слов нет в русском языке. Но они же есть в моей разговорной речи.
Льюисики
Когда наша учительница заболела, ей на замену пришла другая, кудрявая и крикливая. Голос у неё такого же цвета, как её невкусная помада. Она была очень сердитая и поэтому заслужила капельку моего воображения. Когда я слышу одно слово, мой мозг связывает его с другим. Волосы — это… льюисики! Раз эта учительница кудрявая, то у неё не волосы, а льюисики! Когда она сердится, то её льюисики выпрямляются в знак возмущения вместе с ней.
Брутальные слова
Вы знаете эти слова. Они принадлежат известному певцу российской эстрады. Моя мама любит слушать его песни. Наверное, вы, ваши знакомые и знакомые знакомых тоже знают и любят эти песни. И я люблю. Но самое главное, что в них есть брутальные слова. Но я не знаю, что они означают. Вот эти слова: чикипибарум, оле оле… Вы догадались, о каком певце я пишу. Ура, не только я придумываю слова.
Я разукрашиваю слова
Война — чёрного цвета. Голос чужой учительницы — цвета её помады. Безумная ярость грозы — зловещего белого. Вкусный сон — сладкого цвета. Жёсткий южный палящий зной — грязно-жёлтого. Зубная боль дачного дождя — серого. Лёгкая вуаль августовского тумана — снежного. Громкая музыка сентября — багряного. Тихий шёпот надежд — нежно-синего. Поэтика ноября — музыкального цвета. Мои мечты — разноцветные.
Скворечник для мух
В нашем дачном скворечнике живёт белка. Её детёныши похожи на крысят — голенькие и маленькие. А я придумал скворечник для мух.
Сестра моего друга — девочка Юля — построила из большого «Лего» домик со скворечником. Мне стало любопытно: что в скворечнике? Я туда заглянул и увидел игрушечного пони. Я взял лошадку и посмотрел на неё поближе. Первое, что пришло мне в голову, — это муха! Вот я и дал кличку этому пони — Муха. Когда я поделился своими мыслями с друзьями, они громко засмеялись: «И правда, эта лошадка похожа на муху!» Так и появился скворечник для мух.
Елизавета Жданова
Нежность
Письма твои получая,
Слышу я голос родной.
И между строчек
Синий платочек
Снова встаёт предо мной…
Я.Галицкий, Г.Максимов
У нас на верхней полке бабушкиного буфета между альбомами со старыми фотографиями в очень старой зелёной папке с серыми тесёмками хранились письма с фронта моего прадеда Николая. Ему был двадцать один год, когда началась война. Тогда его жена — моя прабабушка Даша — ждала ребёнка. Они поженились за полгода до войны. Николая призвали в армию в самом начале войны.
Из армии он написал двадцать семь писем — серых солдатских треугольников с номером полевой почты вместо обратного адреса. Мне разрешали их читать. Наверное, моя детская память сохранила их по-своему, что-то я позабыла, что-то приукрасила и осовременила. Но суть этих писем я сберегла…
Николай писал, что очень любит Дашу, вспоминал в письмах каждый день, прожитый ими вместе: «…Помнишь, совсем ещё недавно, сразу после Троицы, мы пошли в Летний сад? Было море цветов. Светило яркое-яркое солнце. В пруду плавала неразлучная пара белых лебедей. Мы, как всегда, пошли к Амуру и Психее. У памятника Крылову играл духовой оркестр. Я держал тебя за руки. Мы смотрели друг на друга и смеялись, смеялись, смеялись… Какой же ты была красивой в своём лёгоньком платьице в горошек… Моё сердце разрывалось от счастья. Я говорил, что схожу с ума от любви, что жизнь прекрасна и что я самый счастливый человек на свете. Ты закружилась под музыку. Оркестр заиграл песню Утёсова “Тайна”. Я снял картуз, театрально тряхнул головой и стал тебе петь, не обращая внимания на прохожих:
…Для того, кто любит,
Трудных нет загадок.
Для того, кто любит,
Все они просты.
У меня есть сердце,
А у сердца песня,
А у песни тайна.
Тайна эта — ты!
Все мои тайны только для тебя, вся моя нежность только для тебя, вся моя жизнь только для тебя. Ты — моё счастье, ты — моя песня, весь мир для меня — это ты…»
Николай писал, что он уже любит их будущего ребёнка и мечтает о нём: «…Господи, как я уже хочу увидеть нашего ребёночка… Если родится сын, давай назовём Дмитрием. Дмитрий Николаевич — звучит! Мы с Димкой будем во дворе гонять в футбол и бегать наперегонки. Я научу его играть в лапту, в городки, в чижика и многому, многому другому, что должен уметь мальчишка. Конечно, больше всего на свете мы с ним будем любить тебя. А если родится дочка, то давай назовём Надеждой. Она обязательно будет на тебя похожа: добрая и ласковая, маленькая красавица. С ней к нам придёт надежда на всё хорошее, на долгую и счастливую жизнь вместе. Чтобы нам больше никогда не пришлось расставаться. Я уже чувствую, как беру её на руки, прижимаю к груди, она обхватывает своими ручонками меня за шею, щекочет меня золотистыми кудряшками и говорит: “Папа, как хорошо, что ты приехал, я так долго тебя ждала…”»
В письмах Николай вспоминал их довоенный Ленинград: «…Как поживает наш ангел на Исаакиевском соборе? Помнишь, 7 ноября после демонстрации мы заблудились где-то между улицей Дзержинского и проспектом Красных Командиров и как-то вдруг попали на площадь Воровского. Золочёный купол Исаакиевского собора сверкал на солнце в центре площади. Мы крепко держались за руки, боясь потеряться. До нашей свадьбы оставалось около двух месяцев. Я помахал ангелу на Исаакиевском соборе и стал у него просить твоей руки. Ангел стоял, опустив голову, и внимательно смотрел на нас со своей головокружительной высоты. Ты смеялась и говорила, что видишь, как ангел нам улыбается.
После Первомайской демонстрации мы сразу с площади Урицкого через сад Горького прибежали к нашему ангелу. Я гордо показал ему обручальное кольцо на правой руке. Я кричал: “Спасибо, ангел, я твой должник на всю жизнь!” Я клялся ангелу, что буду любить тебя вечно. Ты смеялась и махала ангелу рукой. В твоих глазах сияла озорница-весна, сводя меня с ума. В лучах майского солнца я увидел, как ангел опять нам улыбнулся. Нам все улыбались: незнакомые прохожие, суровые постовые и даже очень важные вагоновожатые. Мы не шли, а парили в бескрайних облаках счастья.
Сейчас я далеко от тебя, от Исаакиевского собора, от нашего ангела… Наш солнечный цветущий мир радости и счастья из-за войны и разлуки стал чёрным, как ночная мгла. Вся наша жизнь осталась где-то далеко, в другом мире, там, где светило солнце, где улыбались ангелы, где каждая минута была счастьем…»
Николай писал о том, как они простились на вокзале: «…Как-то неправильно прошло наше первое в жизни расставание. Мы не успели сказать друг другу что-то очень важное. Было понятно, что мы расстаёмся, что уже завтра я не увижу, как рано утром любопытное солнце осторожно заглянет к нам в комнату, я не смогу сказать тебе: “С добрым утром, любимая”, что не увижу твою улыбку — родную, нежную и ласковую. Я до боли сжал зубы, чтобы не закричать от ужаса происходящего. Вокруг женщины плакали, провожая своих отцов и мужей. Ты же молча и неотрывно смотрела на меня. В твоих глазах были беспомощность и страх. Никогда не видел тебя такой. Я обнял тебя, прижал к себе и не мог вымолвить ни слова. Не знаю, сколько времени мы так простояли. Всё смешалось… Я не чувствовал ни земли под ногами, ни дождя, ни времени. Только ты и я… Внезапно раздалась команда: “По вагонам!” Все побежали. Паровоз издал последний гудок и гулко вздрогнул. Кто-то стукнул меня по спине и крикнул: “Что, в штрафбат захотел?” Ты разжала руки. Я прыгнул на подножку вагона. Ты пошла рядом, потом побежала. Мы опять неотрывно смотрели друг на друга. Ещё одна минута вместе. И ещё одна… Ты стала отставать. Моё сердце сжалось, стало трудно дышать. Я еле сдержался, чтобы не выпрыгнуть из вагона. Поезд умчался, а в моих глазах ты всё бежала и бежала, хрупкая, испуганная, растерянная… Я должен был тебя как-то успокоить, приободрить, сказать какие-то правильные слова, но не сумел, не смог… Очень корю себя за это. Прости…»
Николай писал о том, как они встречали Новый 1941 год: «Как всё изменилось… На прошлый Новый год ты в первый раз пригласила меня к вам. Твоя мама пекла пирог с капустой, а ты, сильно волнуясь, готовила на новеньком блестящем керогазе куру с рисом. Всё головокружительно пахло. Сейчас мне кажется, что это был запах счастья. Я смущался и пытался что-то рассказывать. Старался произвести хорошее впечатление…
За окном шёл снег. Огромные хлопья падали, кружились. Зима заботливо, как-то по-матерински, укрыла снежным одеялом всё: дома, улицы, дворы, а у меня тогда в душу забралась весна — смешная шалунья с двумя косичками, очень на тебя похожая. Тогда я был уверен, что счастье навсегда пришло к нам. Твоя мама спросила, люблю ли я тебя, и внимательно посмотрела мне в глаза. Я сказал, что люблю больше жизни. Ей понравился мой ответ. Было видно, как она радовалась, глядя на нас.
Мы произносили тосты, загадывали желания. Потом вдохновенно и пылко отплясывали то ли фокстрот, то ли пасодобль, забыв про остывающий чай и пирог с аппетитной румяной корочкой. Патефон играл “Рио-Риту”. Мне казалась, что эта мелодия рассказывает именно о нас. О том, что мы будем всю жизнь идти рука об руку под стук кастаньет, радостно и уверенно. Я стал говорить, как мы будем жить, сказал, что куплю письменный стол и шкаф. Сказал, что у нас будет много детей и, оговорившись, сказал, что младшие будут ухаживать за старшими. Мы все рассмеялись. Я читал стихи Блока и Есенина, которые считались тогда упадническими, но мне они нравились. А потом мы с тобой пошли топить печку. Я надел большие серые варежки, розовый с оборочками передник твоей мамы и, вооружившись кочергой, разбивал прогоревшие угли, подкладывал в печку новые поленья. Ты смотрела, как я кочегарю в таком нелепом наряде, и с трудом пыталась скрыть улыбку. У тебя на щеках появлялись очень милые ямочки. Я засмотрелся на тебя, неловко повернул кочергу и чуть не устроил пожар… Дрова вспыхивали и трещали в печке, отдавая нам своё тепло.
Как всё изменилось… Теперь я с тобой лишь во сне. Родная моя, солнышко моё ясное, не печалься и не грусти. Я обязательно вернусь к тебе, надо только подождать. Мы непременно станцуем с тобой “Рио-Риту”, будем как и раньше ходить в Летний сад, будем мечтать, будем любить, и будет мир, и будет счастье».
О войне Николай почти ничего не писал. Написал только, что охраняет военный продовольственный склад в Рязани. Даша всем говорила, что кому-нибудь ведь нужно охранять продовольственные склады, что без продовольствия никто воевать не сможет. Соседки над ней посмеивались и даже прозвали её рязанской провиантшей. Они до слёз переживали за своих мужей и сильно завидовали Даше. Их мужья все как один воевали на передовой. Кто-то уже был ранен в бою. Наверное, их мужьям было очень приятно писать домой о своих геройских подвигах и боевых наградах. Даша же была рада, что Николай в тылу, и не волновалась за него. Она спокойно родила дочь — мою бабушку Надю.
Когда их дочери было уже полтора года, Даша получила двадцать восьмое письмо. Это была «похоронка». В извещении (похоронке) казённо и сухо писалось, что Николай Викторович Варшавский, 1920 года рождения, уроженец города Ленинграда, 12 марта 1943 года погиб в бою за социалистическую Родину, верный воинскому долгу и военной присяге, проявив геройство и мужество. Текст похоронки был напечатан под копирку на печатной машинке, ручкой вписывались личные данные погибшего и даты.
Своё горе Даша переживала вместе с соседями. Похоронки к этому времени уже не были редкостью. Когда на душе становилось совсем тяжело, они собирались вместе на кухне и пели песни своего военного времени:
Синенький скромный платочек
Падал с опущенных плеч.
Ты говорила,
Что не забудешь
Ласковых, радостных встреч.
Порой ночной
Мы распрощались с тобой…
Нет больше ночек!
Где ты, платочек,
Милый, желанный, родной?
После войны Даша ездила в Рязань разыскивать могилу Николая, но ничего найти не смогла. В местном военкомате ей сказали, что весь архив сгорел в конце войны. С тех пор в день рождения и в день смерти Николая Даша шла в Летний сад на их любимое место к Амуру и Психее и оставляла там ему цветы. Мы до сих пор так делаем. Летний сад всё так же полон цветов, откуда-то звучит негромкая музыка, а на пруду, как и прежде, плавает неразлучная пара белых лебедей под голубым мирным небом.
В 1974 году, через двадцать девять лет после Победы, прабабушке пришла повестка из райвоенкомата. Там ей передали орден Красной Звезды, которым был награждён Николай (посмертно) за то, что он, будучи уже смертельно раненным, смог подавить немецкую стратегическую огневую точку в бою за освобождение города Вязьмы. Он спас жизни многих наших солдат, идущих в атаку. Как выяснилось, с ноября 1941 года Николай воевал в составе артиллерийского полка 10-й Армии Западного фронта, и в Рязани никогда не был.
Конечно, мы дорожим орденом Николая, но я хорошо понимаю, что мой прадед воевал не за награды и почести, а за своих любимых и родных — за нас.
9 мая в День Победы наша семья всегда собирается вместе у бабушки на праздничный обед. Мы вспоминаем погибших на войне и поём военные песни: «Тёмная ночь», «Синий платочек», «В землянке»… Ещё мы обязательно поём довоенную песню «Тайна» и вспоминаем моего прадеда Николая. Вечная ему память.
г. Санкт-Петербург, губернаторский лицей № 30, 8 класс
Александра Ермакова
Дождь
Над полями накалялся воздух.
Задыхаясь, умирала рожь.
Даже месяц ночью в чаще звёздной
Был на злого хищника похож.
Только там, за горизонтом дальним,
В небо грозовой взвивался змей.
Гром-кузнец, стуча по наковальне,
Облачных подковывал коней.
День за днём, измученные зноем,
Колоски брели на эшафот…
О дожде молило всё живое,
Вся земля ждала его приход.
И, конечно, дождалась! Под вечер
Чёрной тучей смыло синий свод,
Над полями вскачь промчался ветер
С радостным известьем: дождь идёт!
Словно морж, отряхиваясь, ливень
Ощетинил мокрые усы.
Острых молний голубые бивни
Врезались в поникшие кусты.
Вал воды, обрушиваясь косо,
Выпятил раздувшийся живот.
И пошёл с подскоком, с перехлёстом,
С шумом вытанцовывать фокстрот.
Дождь прошёл.
Смеялось солнце в лужах.
Не спеша потягивалась рожь…
Этой ночью, Млечный Путь утюжа,
Месяц на котёнка был похож.
г. Переславль-Залесский, Ярославская область, школа № 4, 9 класс
Юлия Сукгоева
Подарок
Карина, 25 декабря
Сегодня в школе шумно. Все носятся по коридорам, кричат, смеются. Идёт последний учебный день второй четверти. На уроках никто не слушает учителей, все хотят поскорее получить четвертные оценки и убежать домой. Я тоже с нетерпением жду новогодних каникул, ведь это мой самый любимый праздник!
По дороге из школы я представляла, как мы вместе с родителями поставим ёлку и накроем праздничный стол, а утром 1 января я найду под ёлкой свой желанный подарок.
Кот, 25 декабря
Как хорошо лежать в уютном мягком кресле с закрытыми глазами. Рядом греет батарея, можно подремать. В тёплые дни можно гулять на улице хоть целый день. Бывало, что я выпрыгивал через окно и бродил по улицам до вечера. Повезло, что мы живём на втором этаже. Сейчас пришли морозы, бегать по снегу неохота: лапы можно отморозить. Лучше понежиться в кресле.
Карина, 28 декабря
Всё почти готово! Ёлку мы поставили вместе с мамой. Я повесила гирлянду и нацепила на ёлку игрушки. Папа стал часто задерживаться на работе и приходит домой усталый.
Кот, 29 декабря
Кто-то треплет меня за шерсть. Не успел я опомниться, как меня потащили к входной двери и выставили в подъезд. Я стал царапать дверь когтями. Бесполезно. Оглядевшись, я нехотя поплёлся к подоконнику и прилёг. Из окна дул холодный ветер. Он страшно гудел. Бах! Хлопнула чья-то дверь. От неожиданности я подскочил и пулей прыгнул в распахнутую форточку.
Карина, 31 декабря
Одной дома сидеть скучно. Родители всё ещё не пришли. Неужели работа для них важнее такого замечательного праздника?
На часах 19:15. Я просмотрела уже три фильма, накрыла стол и — самое главное — спрятала под ёлку приготовленные для родителей открытки.
Спустя полчаса пришёл папа. Ещё через полчаса — мама. Было уже восемь вечера. Оба были уставшие и, кажется, очень расстроенные. Пучок на маминой голове превратился в беспорядочное гнездо, а тушь растеклась. Она позвала меня на кухню и сказала, что хочет кое-что сообщить.
— Ты уже взрослая девочка, Карина, должна понять. У меня на работе сейчас трудности, и я ничего не успеваю. Так что извини, тот подарок, который ты хотела на Новый год, не получилось пока что купить.
Тут у мамы зазвонил телефон, и она быстро вышла из комнаты.
Слёзы сами покатились из моих глаз. Недолго думая, я накинула куртку и выбежала из дома.
Кот, 31 декабря
Лапы мёрзнут. Хвост мёрзнет. Так холодно… Люди проходят мимо и не обращают на меня внимания. В окнах горит свет. Вот идёт женщина с пакетами и весело болтает по телефону. Она заходит в дом. Наверное, там тепло. Я кинулся к двери, но не успел, и та с грохотом закрылась. Я побрёл в надежде всё же найти тёплое сухое место и наткнулся на мусорные баки. В них рылась старушка. Я тоже стал искать что-нибудь съестное. Нашёл только остатки рыбы. Делать было нечего, и я пошёл дальше.
Карина, 31 декабря
Снежные хлопья летят в лицо, почти ничего не видно. Я иду сама не знаю куда. Мне так обидно, и даже не из-за подарка, а из-за того, что родители не уделяют мне внимания. Но ещё больше обиделась я на себя. Может, маме сейчас трудно, и нужно было её поддержать, а я взяла и убежала…
Неожиданно вдалеке на фоне белого снега стало виднеться тёмное пятно. Я подошла поближе и — вот те раз! Прямо на дороге сидел кот и своими большими глазами смотрел на меня. Выглядел он жалко: обвисшая мокрая шерсть, один бок запачкан. При этом кот еле слышно мяукал. Моё сердце сжалось. Не могу ведь я оставить его одного замерзать тут! Я бережно подхватила кота на руки и понесла домой. По дороге я сняла свой шарф и укутала им котика.
Забежав в квартиру, я быстро скинула ботинки и понесла моего нового друга к тёплой батарее. Налила молока в миску и взяла с праздничного стола несколько кружочков колбасы для кота.
Кот, 31 декабря
Ах, как же я рад, что снова в тепле. Девочка, которая приютила меня, такая добрая! После того как я поел, она посадила меня к себе на колени и стала ласково водить рукой по моей шёрстке. Я радостно мурчал.
Карина, 31 декабря
Кот заснул у меня на коленях. Мама заглянула в комнату и с удивлением уставилась на него.
— Мама, тише… Это мой Подарок, не буди его, — прошептала я.
— Вот так чудеса!
Мама обняла нас с Подарком, и мы пошли к ёлке, где нас уже ждал папа.
Кот неожиданно спрыгнул с моих рук и подбежал к папе, который в это время цеплял вилкой рыбу.
— О, — улыбнулся папа, — у нас появился ещё один любитель рыбы!
Теперь я поняла, что лучший подарок на Новый год — это когда близкие рядом и счастливы.
г. Сыктывкар, Республика Коми, школа № 35, 7 класс
Михаил Бароненко
Высота метр сорок
Перешагни, перескочи,
Перелети, пере- что хочешь —
Но вырвись: камнем из пращи,
Звездой, сорвавшейся в ночи…
Владислав Ходасевич
Хриплый радиоприёмник соседа напротив — сутулого вредного старика в очках с широкой пластиковой оправой и бешеным взглядом — громко и заунывно тянул что-то про уличные фонари и сказочные сны. Страдающему инкогнито «Кашалоту», или, опуская регалии, радиохулигану Коле, в тот момент непросто было определиться, что же раздражает его больше: меланхоличный мотив или солнце, лучи которого надоедливо лезли на лоб — не отмахнёшься! Если против раскалённой звезды у этого маленького безобразника плана не было, то на мужика напротив управа непременно найдётся. Он решил действовать наверняка.
Коля согнал пылинки с радиоагрегата, соединил воедино передатчик и приёмник и, как бравый вор, вскрывающий замки, ловко подогнал частоту. Он заученным, не своим, разумеется, тембром произнёс:
— Горячий привет всем радиолюбителям!!! На связи радиостанция «Кашалот». Для всех нас сегодня звучит песня «Королева красоты»!!!
Другую песню он никогда не ставил. Действительно, что же ещё надо, если есть «Королева красоты».
Приятно начинать утро с маленькой победы. Коля будто наперёд знал, что искушённый сосед выругается в сторону недосягаемого хулигана и с досадой выключит заигравшую вместо его тоски пошлятину. Тяжёлую машину радист вернул в шкаф с торжествующей улыбкой.
Утреннее ярило соревновалось в скорости с тенью, рисуя завораживающей чёрно-белой хохломой на песчаных насыпях берегов Малки. Берегами это, конечно, сложно было назвать. Эмоциональная — да что там, просто истеричка — горная речушка во время паводка любила гулять по городу не меньше, чем сам Коля. Справа был зелёный лес, а в нижнем его ярусе колосился фиолетовый иван-чай, крохотные бутончики которого дрожали на ветру. Берёзы шептали на ушко свою шелестящую песню, а ивы-плаксы, раскинувшиеся над Малкой в узких её местах, только изредка вздыхали, но делали это так протяжно, всей своей кроной, что казалось, будто это стая кровожадных шакалов пытается выйти на след радиохулигана. Коля чихнул (работящие прохладненские пчёлы натаскали пыльцы), но тихо-претихо. Так, чтобы не спугнуть эту красоту.
Радиолюбитель провёл по лбу рукой, смахнув пот. Почесал затылок. Босыми ногами он зашлёпал по рыжему-рыжему грунту, который очень хотел попасть в глаза, задерживаясь на бровях и ресницах. Длинная шея тянулась вверх, высматривая подходящее место. На плече Коля нёс две длинные алюминиевые палки, а в руках смотанную толстую жёсткую верёвку, корабельную, но для маломерных речных судов. Папин подарок. Стой. На месте. Раз-два! Пришёл. Это было пространство с мягкой травой, которая от зелёности скрипела под ногами. Герой с силой вогнал палки в землю и натянул между ними верёвку на метр двадцать, выровняв её по засечкам на алюминии. Отсчитав десять стоп влево и двадцать назад, он побежал, кружа в танце валявшийся внизу тополиный пух. Побежал, чтобы прыгнуть.
Отрыв, полёт, приземление. Две секунды, за которые он успел оттолкнуться левой ногой от земли, ловко перекинуть правую ногу за верёвку, подтянув туда же и левую. Коля разрезал прибрежный воздух прыжковой техникой «ножницы», воображая себя Валерием Бруммелем.
Импровизированную планку — на метр тридцать. Разгон, отрыв, полёт, приземление. Взял. Коля умылся в Малке и начал кругами ходить вокруг своей прыжковой ямы, устало вздыхая и думая о том, как будет брать метр сорок. Новая высота. Новый разбег. И тут, престранное дело, остановился как вкопанный перед самым отрывом: ногой ошибся, хотел с левой махануть! Непорядок, вконец забегался, что ноги не слушаются.
Бурлящая, как кипяток, ледяная (пронзительно ледяная) Малка обволокла потное и грязное тело. Коля нырнул в неё с головой, часто глотая воздух то ли от утомления, то ли от холода. Выйдя, он несколько минут посидел на горячем песочке, но, чтобы не расслабляться, быстро вернулся на площадку.
Верёвка как висела, так и висит. Коля поставил загоревшие ноги на ширину плеч, упёрся ладонями в колени и пристально стал смотреть на планку. Казалось, на ней тоже были глаза, которые не хотели без боя проигрывать эти гляделки. Прыгун разогнулся, выставил толчковую ногу вперёд и, чуть пробуксовав голой стопой по земле, побежал. Задел. Правая нога ещё как-то справилась, а вот пятка левой натянула верёвку, чуть не порвав её. Неудача.
Коля, обозлённо оглядываясь по сторонам, водрузил на плечи палки и верёвку и пошёл на Садовую — домой.
Город уже проснулся, вон в суете оголтело толкались грузовички у гастронома: один другому мерзопакостно перегородил дорогу, а поодаль на тротуаре заигрывала с голубями чёрная кошка в белых босоножках. Она агрессивно заорала и зашипела во время очередного броска на пернатого, который дразнил её охотничьи инстинкты.
Случайная встреча на улице Ленина с Сашкой, ярким брюнетом высокого роста с пышными бровями и задорными карими глазами, немного развеселила Колю. Сашка шёл на рынок с авоськой, которая даже пустой была ему соразмерна. И Коля с исполинскими палками. Вместе смотрелись два персонажа комично, этакие некрасовские «крестьянские дети». Друг прыгуна отложил покупки, и ребята продолжили путь на Садовую.
Дом из сруба был огорожен невысокой деревянной резной изгородью, выкрашенной в голубой. Пахло печью и семейной идиллией, солнечные лучи исполосовали домик целиком. На полу лежал, подложив передние лапки под голову, Мурлул. Почувствовав шаги, он поднялся, сделал полшага вперёд, выгнул спинку, чтобы размяться, и стал с усердием тереться о ноги.
Становилось всё жарче, поэтому друзья выпили несколько кружек компота и перекусили спелыми и увесистыми, с килограмм штука, гроздьями зелёного винограда, который вчера собирали всей семьёй. Пришёл папа. Мама Наташа разогрела ему на примусе котлеты. Запах от них смешался с металлическим запахом одежды отца — он работал в литейном цехе. Отец уминал котлеты и неотрывно смотрел на ребят с детским любопытством. Закончив, наконец, он обнял Колю, и они вышли в сад. Там, под деревом вишни, стоял тёмно-синего цвета бак, в который они залезли, чтобы спастись от изнуряющей жары. Чуть поплескавшись и окатив друг друга водой, они стали соревноваться, кто дольше задержит дыхание под водой. Коля с Сашей всплывали почти одновременно, а папа всегда выигрывал у них чуть ли не минуту. Потом все трое тяжело дышали и сохли, лёжа на траве, обдаваемые мягким, но горячим южным ветром. Пришлось, правда, подняться через пятнадцать минут, ведь папа пошёл дорабатывать смену, а мама дала указание помочь со сбором вишни. Та уже налилась спелостью и была чуть тёмного оттенка. Ягода была крупная, и, если раздавить, сок из неё лился густой и тёмно-бордовый, как кровь.
Радиолюбитель вновь был свободен, когда с горкой наполнил ведро вишней. Он побежал к товарищам на речку. Там они устраивали между собой безрассудные гонки против течения и другие не самые безопасные мальчишечьи забавы. На повестке дня были Шпалогрызы — шпана, жившая за железнодорожным переездом, они совсем заигрались и почувствовали полное господство над городом. По результатам этого экстренного собрания, которым, кстати, руководил Витька Механик, тот ещё кадр, было решено оказать организованное сопротивление с проведением предварительной подготовки. Завтра в девять утра они пойдут записываться в спортшколу, где их организмы укрепят для предстоящей битвы. Попрощались молчаливыми рукопожатиями.
Футбольный тренер был мужичок среднего роста и весьма упитанной комплекции (льготник, сразу видно). Он был брюнетом и с залысиной на лбу. Пацаны и Коля, почти самый маленький ростом, стояли в шеренге. Леонид Пафнутьевич надменным взглядом и орлиным носом с горбинкой смотрел на кандидатов. Он пошёл вдоль нервной шеренги, отбирая перспективных ребят, и, дойдя до Коли, взял радиолюбителя тремя длинными пальцами за плечо, после чего последовали вздох и выражающие неодобрение движения губ: «Нет, не пойдёт. Хилый». Коля потупил глаза, закусил губу, шагнул назад и попятился. Он шёл домой, а ветер дул холодный, сегодня он был северный.
Станция «Кашалот» хранила радиомолчание три долгих и таких ни с того ни с сего аномально прохладных дня. Делать ничего не хотелось, да и Шпалогрызы стали просто шпалогрызами. Кому они сдались, недоумки? От злости хотелось как минимум поджечь к чертям этот стадион и пустить по миру Пафнутьевича, прямо как то чучело лисы из кабинета биологии. Печальная же ему выпала участь.
Прыгун всё же вышел из заточения спустя время. Он глубоко вдохнул и неожиданно для себя побежал, несмотря на тяжесть на душе. Мимо летели улицы, перекрёстки и дома. А он бежал, и мира не существовало. «Мы те, кто мы есть, так зачем же это отрицать? Пафнутьевич сказал, что я хилый. И пускай. На кой чёрт нужна эта сила?»
Очнулся, уже когда начало по-южному рано темнеть. Было хорошо впервые за долгое время. И теперь появилось новое занятие — бег. Коля нашёл недостающий элемент своего прыжка — разбег. Что если надо было просто бежать быстрее, чтобы одолеть этот метр сорок, будь он неладен, — это же лишь немногим меньше его роста. Бегать он стал минутами и часами, которые тянулись долго, как самый долгий урок математики. Под конец дистанции обычно было так тяжело, что от черноты в глазах ничего было не различить. Мучительнее всего — сопротивляться желанию упасть и лечь, но как это вообще возможно, если преследуешь священную цель? Прыгун бежал мимо пастбищ, а коровы по ним ходили пешком. Какое же это счастье — ходить пешком! Даже если ноги ноют после пробежки.
Когда отцвёл последний вереск и воздух налился жгучей изморосью, в пустынном, никому не известном перелеске, как обычно бегая, Коля встретил сухого мужчину в тёмно-зелёных штанах, немного поодаль, на ветке висел китель — военный человек. Мужик по-отцовски похлопал прыгуна по плечу, потом со знанием дела сказал: «Парень, если хочешь стать выносливее, засунь в рот платок и бегай так». Другого учителя у Коли не было. И не могло быть. Где в крошечном Прохладном найти тренера по лёгкой атлетике? У него был платок. Он засунул его в рот и побежал. Стало намного труднее: лицо, несмотря на холод, заливал пот, и солёные ручьи щипали глаза, бежать можно было лишь прищурившись, и почти ничего не видно.
А потом выпал снег. В этих местах это был беспощадно короткий период абсолютного счастья. Бежать с красным от холода носом и от воодушевления яростно пинать ни в чём не повинные сугробы было незабываемо. Придя домой, отогревать ноги и удивляться, как их вообще не отморозил. Безумно, а Коле нравилось.
Серые ветки-кочерги деревьев заполнили Прохладный. Ночными кошмарами они качались и, как голодающие псы, гудели в унисон. «Никаких больше прыжков, никаких больше прыжков», — твердили они, как будто были Колиными страхами. Как они могли?
Он взял палки и верёвку. До его полянки оставалась ещё пара сотен метров. Деревья эти, окружившие радиолюбителя, гротескными рожами смотрели на прыгуна. Хотелось вжаться в землю, чтобы не видеть их. Пришёл. Поставил и настроил планку. Снял шаровары и гимнастёрку, оставшись в трико и маечке. Мама Наташа бы ему задала за такие выкрутасы в дубак.
Первый раз решено было прыгнуть «пристрелочный», для разминки. Каждое движение выверено, полёт был длинным и плавным, а отталкивание завораживало. Но нет. Никак. Вторая попытка была жёсткой, как натянутая проволока. Левая нога в воздухе даже не успела встать параллельно земле, а осталась лететь в уродском положении, будто на неё наложен гипс. Коля вскипел. Он заорал и бил этой левой ногой по дереву, пока не стало по-настоящему больно. Он схватился за голову, ведь в эти две попытки были вложены силы, безвозвратно ушедшие. Третья — финальная попытка. Сейчас или никогда.
Это был зверский разбег. Безжалостное отталкивание, которое не оставило никаких шансов. И пускай на левой ноге теперь красуется фиолетовый синяк, всё это не имело никакого значения, ведь высота метр сорок была обречена.
г. Копейск, Челябинская область, школа № 1, 11 класс
Даниил Кривушин
De papel
Тёплый апрель. Зефир сносит кепку.
Солнце за небо схватилось некрепко.
Облако — снова кораблик бумажный,
А остальное пока что неважно.
Дождь пробежался косыми штрихами,
Город на время сложил в оригами.
Облако вновь притворилось жемчужным,
А остальное пока что не нужно.
Море раскрыло волной свою книгу,
Ультрамарин смешался с индиго.
Облако стало фигуркой из теста,
А остальное пока что не к месту.
Город опять весною разбужен,
Солнечных зайцев пускает по лужам.
Облако плачет, меняя палитру,
А остальное пока что размыто.
Санкт-Петербург, школа № 213, 9 класс
Екатерина Щерба
Тайса
— Мама, зачем мы пришли сюда? — спросила маленькая Оливия.
Мама улыбнулась, вытащила из корзины пушистый плед в красно-синюю полоску и, расстелив на берегу пруда, достала бутерброды.
— Милая, мы ждём мою подругу, Тайсу. Я хочу вас познакомить.
— А кто она?
— Ливи, скоро узнаешь, а пока я расскажу тебе одну интересную историю, которую так любит Тайса. Я уверена, тебе она тоже понравится, — и мама начала медленно гладить дочь по золотистым локонам.
— Однажды после сильного дождя во дворе одного дома появилась лужа. Она была очень доброй и хотела со всеми дружить. Лужа кружила опавшие листочки в надежде, что кто-то заметит и заговорит с ней.
Время шло, а люди просто проходили мимо, что-то недовольно бормоча. Иногда мальчишки кидали в лужу камни и палки. Им было весело, а луже от этого становилось больно.
Тогда она стала большой, злой и грязной. Лужа постоянно ворчала, и теперь её раздражали листья, которые просто плавали в ней, а если кто-то проходил мимо, она противным голосом говорила:
— Зачем вы ходите здесь? Проваливайте!
Когда же какой-то неаккуратный прохожий, или непослушный мальчишка, вымазывали свои ботинки в грязи, лужа ворчливо радовалась:
— Ха-ха, так вам и надо!
Только её никто не слышал.
И вот однажды возле лужи остановилась девочка.
— Аккуратно, Рая, впереди большая лужа! — закричал мальчик.
Девочка подошла поближе. А посмотрев на лужу, сказала:
— Рома, какая она красивая! В ней отражается солнышко, а жёлтые листья — будто солнечные зайчики!
— Рая, ты нормальная? Лужа — красивая?! — фыркнул Рома.
— Да что ты вообще понимаешь! — и девочка обиженно посмотрела на друга. — Я хочу нарисовать её.
Мальчик посмотрел на подругу. Она всегда была мечтательной и во всём видела что-то волшебное.
— Ну, пойдём, а то опоздаем, — и Рома потянул девочку за руку.
Ребята заторопились в изостудию, а Рая оглянулась. Ей вдруг показалось, что лужа что-то недовольно пробурчала в ответ.
На следующий день девочка пришла к луже и начала рассказывать ей интересные и захватывающие истории. Лужа уже не бурчала, заслушавшись рассказами. Впервые за долгое время с ней кто-то заговорил.
— Ты прекрасно умеешь слушать! — весело заметила Рая. — Завтра я приду сюда с мольбертом и красками, чтобы нарисовать тебя.
Девочка улыбнулась и, подойдя ближе, осторожно прикоснулась к луже. В этот раз луже было приятно, хоть она продолжала недоверчиво что-то ворчать себе под нос и до самого утра не верила, что Рае действительно захотелось нарисовать ничем не примечательную и такую же, как все, серую лужу.
На следующий день девочка пришла, как и обещала, с красками и холстом в руках. Она села напротив лужи и начала выводить штрихи.
— Всё! — с радостью сказала девочка, когда небо стало ярко-алым. — Осталось ещё немного, и картина будет готова.
Девочка подбежала к луже.
— А ещё я придумала тебе имя! Если ты не против, я буду называть тебя Тайса. Тебе очень подходит это имя, — и Рая улыбнулась.
Вдруг луже стало очень-очень приятно, и она заблестела от счастья, ведь впервые у неё появился настоящий друг.
На следующий день Рая принесла картину в красивой серебристой рамке и показала луже.
— Ты такая красивая! И прекрасно получилась на картине.
Вдруг начался дождь, но девочка ничуть не расстроилась, а только улыбнулась, раскрыв яркий зонтик.
— Мне очень нравится дождь. Он всегда казался таким таинственным и волшебным. Не знаю, почему многим он не нравится. — Рая задумчиво посмотрела вокруг.
Теперь девочка приходила каждый день к луже и очень долго разговаривала с ней, делилась новостями, смеялась и вместе с Тайсой смотрела на звёздное небо.
Но однажды Рая не пришла, и Тайса заволновалась. А вдруг с подругой что-то случилось? Только подруга снова не пришла и на следующий день.
И через день. И даже через неделю. Тайса каждый день искала её среди других прохожих. Только девочки нигде не было.
Однажды мимо проходил Рома, громко с кем-то разговаривая по телефону.
— Да, я знаю. Рае пришлось срочно уехать и, возможно, она больше не вернётся сюда. Я и сам не знаю до конца, что случилось… Да. Хорошо, я передам.
«Почему подруга ничего не сказала? Может, она забыла обо мне? Или я ей больше не нужна?» — печально пробормотала лужа.
Время шло, Тайса грустила и понемногу пересыхала. С каждым днём она уменьшалась, пока не стала размером чуть больше блюдечка.
А однажды Тайса вдруг услышала рядом знакомый голос. Это была Рая! Лужа очень обрадовалась, когда к ней прикоснулась знакомая и тёплая рука.
— Привет. Я так рада тебя видеть! Извини, что тогда ничего не рассказала. Но я вернулась, ведь не могла не попрощаться с тобой.
Тайса задрожала. Она поняла, что потеряла своего единственного друга навсегда.
— А ещё у меня есть замечательная идея, которая тебе точно понравится! — таким же весёлым голосом сказала Рая и достала из кармана небольшую колбочку. — Ты думала, что я тебя брошу, глупенькая? Ты ведь стала для меня настоящим другом. Я так боялась, что не успею и ты исчезнешь!
Присев, девочка осторожно набрала воду из лужи и закрыла пробкой.
— Там, где я теперь живу, есть большой пруд. Я вылью туда частичку тебя, и мы сможем видеться каждый день!
Мама замолчала и посмотрела на дочь, которая с восторгом слушала историю.
— Ливи, смотри, — и Рая показала на пруд, на поверхности которого начали появляться небольшие круги.
— А вот и она, моя Тайса, — весело сказала мама, взяла за руку дочь и подошла к берегу. — Прикоснись к воде.
— Привет, — весело сказала Оливия, — давай дружить.
г. Алчевск, Луганская Народная Республика,
Алчевская гимназия, 10 класс
Марк Кобцев
Разные люди
Под бескрайним синим небом
Люди разные живут
И зачем-то век за веком
Войны страшные ведут.
Все одной звездой согреты,
Всем нужны вода и кров,
Но ножи и пистолеты
Льют и льют людскую кровь.
Из-за цвета, из-за веры:
Этот плох, а тот — хорош.
И считается прескверным
На других кто не похож.
Только люди все — «другие»!
Что ж теперь, их истребить?
Ценность жизни несравнима,
Важно человеком быть!
г. Челябинск, лицей № 35, 4 класс