(А.Маркина. «Осветление»)
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 1, 2022
Анна Маркина. Осветление. — М.: Формаслов, 2021. — 114 с.
Презентация книги Анны Маркиной «Осветление» («…про возвращение к себе») проходила в небольшой кафешке на Никитском бульваре. Я опаздывал, что мне не свойственно, поэтому бежал со всех ног, смахивая рукавом дождевые капли с кончика носа. Думал уже остановиться, отдышаться, развернуться и ехать домой. Лучше совсем не приходить, чем так предательски опаздывать. На руку было и то, что за пару дней до этого рассказывал Анне о своей занятости, извиняясь, что приехать на презентацию скорее всего не смогу. С другой стороны — ехать-ехать, а у самых дверей развернуться, чтобы даже не мелькнуть перед глазами, казалось дикостью, да и желание хоть чем-то удивить — подстёгивало: дескать, сказал, что не приду, а сам такой улыбчивый нарисуюсь во всей своей красе. Такого не сотрешь.
Опоздание вышло эффектным. Виновница торжества была так обескуражена, что подписала книгу с оборотной стороны да еще и вверх ногами. Долго вертела ее в руках, не зная, как выйти из неловкой ситуации, а потом решительно встряхнула ручку, открыла титульный лист, вывела небрежным почерком «см. туда» и подрисовала стрелочку в направлении следующей страницы. Теперь, чтобы дойти до дарственной надписи, следовало прочитать книгу целиком. Что я и сделал — куда деваться.
Авторские книги приятно листать, они всегда лучше тех, кто их читает. Нет заштампованности серийных сборников. Всё делается с любовью, будто в единственном экземпляре, первый и последний раз, как говорится, на века (руководитель проекта Евгения Баранова).
Анна Маркина выступает не только в роли автора текстов. Дочитав книгу, в выходных данных обязательно обнаружу ее имя напротив слов «вёрстка» и «дизайн обложки». Как не вспомнить поговорку: и швец, и жнец, и на дуде игрец.
В оформлении огромное количество черно-белых фотографий (Вячеслав Ковалевич, Андрей Гришаев, Саша Грухина, Сати Овакимян, Светлана Хромова, Людмила Калягина), делающих акценты на необходимых для понимания книги стихотворениях. Всё продумано, вплоть до аннотации, в которой объясняется, как правильно читать разделы (их пять). Кажется, сделано всё для удобства читателя. Можно расслабиться, отключить голову и уходить в миры Анны Маркиной чистым аки младенец, не обременённым задачей обнаружить потаённые смыслы. Впрочем, человек-вечно-думающий также найдет для себя много чего интересного.
Первый, самый большой, раздел под названием «Трещины» — об одиночестве, как подсказывает упомянутая аннотация. Если исходить из построения книги: от темного к светлому, то получается, что для автора одиночество — это и есть тьма-тьмущая, из которой необходимо выбраться, чтобы «вернуться к себе».
Одиночество сродни наркотику, и подсевший на него рискует не только физическим самочувствием, но и здравым рассудком. Чтобы хоть как-то пригасить угнетающее одиночество, автор (хорошо, пусть будет «лирическая героиня») начинает разговаривать с собой, с Богом.
что холодеешь анечка
разве тебе темно
выпек господь буханочку
перемолов зерно
(…)
людям принёс и светится
отдал но знал же ведь
что предстоит ей в хлебнице
высохнуть зачерстветь
В двенадцати стихотворениях этого раздела упомянуты все времена года. Всё смешивается: после зимы видим осень, а после осени — лето. Автор будто расширяет временные границы и говорит о том, что одиночество длится довольно долго: несколько лет. Осознанное одиночество. Может быть, даже с того момента, когда героиня стихотворения «Гирлянда», не знаю, шутки ради или просто так вышло (мотив неясен), будучи ребенком, повесила на елку гирлянду, которая в нужный момент, когда дети вместе с Дедом Морозом закричали: «Гори, гори!» — не загорелась, волшебства не произошло. Детская вина незакрытым гештальтом преследует всю жизнь. Оттого финальные строчки звучат, как формула, которая раскрывает причину всех (вообще всех) бед:
А это ты повесила гирлянду,
которая сейчас не загорится.
Но проходит (или приходит?) время, и гирлянда всё-таки загорается. Гирлянда любви, пусть «вместо солнца», но все же…
Дотянись, дотянись до прощения…
Второй раздел — «Вместо солнца» — вроде о любви, но скорее о душевных метаниях. Власть одиночества еще сильна, не так-то просто избавиться от неё. Героиня Маркиной не воспринимает «вызванные» в себе чувства как полное очищение от тьмы-тьмущей. Всего лишь первая попытка ухватиться за… хоть что-то, на первый взгляд показавшееся спасительной соломинкой. Оттого любовь сравнивается то с призраком, то с непосильной ношей, которую приходится тащить на себе («Баба правит на возу…») опять же в одиночку. Объект девичьего внимания больше напоминает сломанную игрушку или даже изношенную — с чужого плеча — одежду («Всяк мужик сейчас изношен…»), дескать, у всех мужики слегка потрепанные, так почему мой должен быть «новеньким»? Такая вот обречённая любовь получается.
Как разрешение возникшей ситуации появляется разговор с классиками литературы через финальное в разделе интертекстуальное стихотворение «ЖД». На презентации «Осветления», которую вела Евгения Баранова, публику просили распознать отсылки к упомянутым в нём литературным произведениям.
— Некрасов, Толстой, Венечка Ерофеев, Радищев, Чехов… — кричали с мест раскрасневшиеся от уютной жары и крафтового пива посетители кафешки на Никитском. Евгения награждала правильно назвавших конфетами. Мне тоже одна досталась. Последняя. Подхватим игру? Угадайте, чье имя и какое произведение мне удалось вспомнить, если в стихотворении прозвучало словосочетание «стальная конница».
Третий раздел — «По жёрдочке» — посвящен семье, как снова подсказывает аннотация, больше похожая на путеводитель по туннелю, в конце которого обещают зажечь свет.
потому что твой взгляд обращённый вперёд
белоснежную правду ещё узнаёт
в облаках и цветенье черешен
Семья в привычном ее понимании мелькает лишь в трогательном стихотворении «Маша и медведь», где на мотивах общеизвестной сказки строится рассказ о взаимоотношениях между мужем (медведь) и женой (Маша). К слову сказать, я насчитал с десяток русских сказок, на которые то и дело намекает автор в своих произведениях. Сильны традиции, память предков. Но вернёмся к нашему «медведю»:
Не стерпев, она сбегает
к матушке (через дорогу).
Он приходит с пирогами
возвращать её в берлогу.
Говорит, что не погасло,
не потух огонь зажжённый.
— Веришь, Маша? Будет сказка.
— Как не верить, медвежонок.
Но я бы не сказал, что фольклор (в частности, народные сказки), является основой стихотворений Анны Маркиной. Многие тексты похожи на разговор с классиками литературы, завязанный в последнем стихотворении предыдущего раздела. Здесь начинаешь понимать, с чем и с кем в действительности ассоциируется у Маркиной слово «семья». Надо отдать ей должное: это был первый раз, когда постмодернистские приёмы не раздражали меня, наоборот, классические тексты органично вплетались в стихи, будто изначально писались исключительно для этого. Видимо, потому что игра, искренность, чистота строчек затмевали обычное в таких случаях желание авторов блеснуть эрудицией. Кому нужна чужая эрудиция, когда своей девать некуда?
«От и до» — название четвёртого раздела отсылает нас к советской песне «От Москвы до самых до окраин…» и будто намекает, что он будет посвящен нашей необъятной Родине. Возвращаюсь к аннотации, чтобы проверить предчувствия, — и точно, не обманулся. В «путеводителе» написано, что этот раздел посвящен «стране», но… Если семья для Анны Маркиной — это герои книг, то страна — близкая родня, родители. Именно здесь, в этом разделе я увидел своё любимое пронзительное стихотворение Анны Маркиной об отце. «Чужой»:
Октябрь падал, будто подожжённый.
И на его крыле у МФЦ
Я встретилась с подобием Чужого.
Речь об отце.
Он был заточен, словно ножик острый,
Под стычки: там поранить, тут пролезть.
Нас разделял бескислородный космос
уже лет шесть.
<…>
Луна не понимает сути люстры.
Как за щитом, скрываются вдвоём
За тишиной.
— У нас проблемы, Хьюстон,
Приём, приём.
<…>
Один, среди железа и безмолвия,
Набрав с собой припасов боевых,
Отец всё отдаляется за молнии
лет световых.
Но слышу через ночь десятым чувством,
Что всё же, пыл утратив боевой,
Чужой передает:
— Вас понял, Хьюстон.
Лечу домой.
Завершает книгу раздел «Музыка». Теперь уже свет в конце туннеля отчётливо виден. Можно протянуть руку и потрогать его, рассматривая со всех сторон, как рассматривают неожиданно пришедшее на ум точное (нужное) слово к недописанному стихотворению.
И музыка дорогу прорезает,
слепая.
Так я и добрался до перевернутой «вверх ногами» дарственной надписи в конце книги. Прочитал, покраснел: «А что? Не зря бежал под дождем. Оно того стоило!..»