Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 1, 2022
Литература потеряла свой статус «властителя дум» и, самое главное, теряет читателя. А безответной литературы не бывает — скромница сидит в уголочке, не видно — не слышно. Да, тиражи падают, не только у литературных журналов они упали в тысячу раз в сравнении с невероятным, правда, взлетом конца 80-х, но и у книг, и не просто у худлита, но даже у массовой литературы — ее теперь можно называть массовой по жанрам, но не по тиражам. Наблюдать этот процесс равнодушно? Не у всех получается. Причем, если бы речь шла только о современной словесности, это бы не так ранило. Но речь идет и о классике, о литературе как таковой. ФБ пестрит душераздирающими снимками мусорных баков, куда скинуты тома собраний сочинений. Недавно была в Алматы, в симпатичном на первый взгляд кафе, где внутренняя стена была сделана из бетона со вбитыми в него навеки книгами, корешком иногда наружу. В общем, устроители интерьера не особо старались спрятать — корешки томов Пушкина, Чехова, Ильфа и Петрова, какая-то техническая литература, справочники… писатели казахские, немецкие, всякие… целая библиотека вмурована в серый цемент. Такой памятник нечтению, превращение книги в подобие строительного материала.
В этой ситуации те, кто возвращает к книге, и не в плоско иллюстративном, а в неожиданном сценическом прочтении или экранизации, поступают правильно. Верным путем идете, товарищи. Путем перепрочтения и воображения.
В истекшем календарном году, когда все-таки появилась возможность вакцинации, а значит, и осторожной надежды на спасение от смертельно опасного заболевания, нас постарались вернуть к книге театры.
Говорят, что популярнейшая на американском ТВ телеведущая Опра Уинфри в своей ежедневной программе обмолвилась, что ночь не спала, читая роман «Анна Каренина» и решая, выйдет ли Анна за Вронского (шучу, шучу), — на следующий день двадцать миллионов домохозяек раскупили все экземпляры, а издатели бросились допечатывать роман.
Не знаю, не знаю, — но нет у нас телеведущей, сопоставимой по популярности с Опрой, в ином случае сказала бы: идите в театр Вахтангова, смотрите «Войну и мир», поставленную Римасом Туминасом, а после — возьмите в руки роман Толстого. Потому что Туминас (ах уж эти режиссеры-литовцы, замечательно правящие московскими театральными сценами) сделал за пятичасовой спектакль главное: он оживил и вернул нам подлинного Толстого. Не того, в препоясанной рубахе, с длинной бородой, который, шутливо остраняя действие, проходит сквозь сцену мимо артистов и иронически их комментирует, и это очень хорошо придумано, снимает пафос, — а Толстого-автора. Здесь надо понимать, что и минимализм (сцены, декораций), и максимализм (грандиозные толстовские смыслы, отчаяние героев в предощущении трагедии и ее неизбежность) Туминасом сопрягаются — в одних сценах. А вопросы, которые задают герои Толстого себе, друг другу и зрителям, — вечно актуальные. В том числе — в литературе. Что есть патриотизм подлинный — и мнимый? Где наша родина, сынок? Что есть красота? Жертва? Амбиция? — И бегом домой, к Толстому, с чувством живейшей благодарности театру, таким спектаклем отметившему свое столетие.
Так же спешишь домой, чтобы ревниво взять из книжного шкафа том Михаила Булгакова с романом «Мастер и Маргарита», культовым, как нынче говорится, романом уже середины ХХ века, после балета в Большом театре — а поставил приглашенный из другой страны, Словении, Эдвард Клюг. Конечно, хочется думать, что и Толстой, и Булгаков настолько известны, что сюжеты и характеры от зубов отлетают, — но, уверяю вас, это не совсем так. По крайней мере, в напряженном внимании зала витала и проклятая неизвестность: что дальше? Что будет после «Танцев» в Доме Грибоедова? Куда повезут санитары ошеломленных фокусами посетителей Варьете? Как распорядится Воланд балом Сатаны? И все это остроумно срежиссированное и блистательное по хореографии действо стремительно ведет к роману, к чтению, к шелесту страниц, к упоению текстом.
А третье впечатление, сильнее сильных, — это Дмитрий Крымов с его неудержимым театральным реваншем последних полутора лет. «Борис Годунов», «Костик», как и предыдущий «Серёжа» (замысел по «Анне Карениной»), «Дон Жуан, репетиция» — тоже возвращают к книге и книгам. Книгу (новенькую) я и приобрела в магазине «Фаланстер» — книгу Дмитрия Крымова «Своими словами», изданную НЛО. Оказалось, что режиссер и художник, Крымов еще и сочинитель. Он сочиняет свои спектакли и записывает их перед тем как ставить. Там собрано семь таких сочинений, крымовских пьес-интерпретаций. Можно прочесть до похода на спектакль, можно и после, чтобы сравнить увиденное с воображаемым тобой лично, когда впервые прочел на бумаге то, что нафантазировал поверх собственных букв Крымов. Книге предпослано предисловие Инны Соловьёвой, старейшины цеха театральных критиков. Меня поразило и ободрило это предисловие — ничего, инда еще побредем, не все потеряно, когда у нас есть такие спектакли, такие книги и такие критики.