Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 12, 2021
Конечно, из сегодняшних двадцатых события конца прошлого века видятся уже по-другому.
Я тяжело воспринял распад СССР. В Таджикистане он был обставлен гражданской войной. Мне был двадцать один год. Взрослую, настоящую жизнь я начал с лицезрения трупов и хаоса. Я сформирован отчасти войной. Это мешает моим оценкам. Мои 90-е были ужасны, но сейчас я понимаю, что это было время крупных людей, крупных событий. Мы попали в чудовищной силы историческую грозу, когда молнии били диаметром с колонну, грохотал вселенский гром, ветер срывал нам шапки.
Это было страшно, но завораживающе. Во всяком случае, это обещало будущие очистительные смыслы — другой, великий день.
Гроза ушла, и, вымокшие, в нулевых мы влезли во что-то серое и гадкое — в кашу из всех смыслов, порубленных меленько. И это не пауза перед чем-то, это новое предложенное миропонимание. Ходасевич его описывал как «тихий ад». Тут нет грозы, но нет и солнца, нет демонов и нет ангелов. В России, да и везде в бывшем СССР, установлены режимы под названием «потребительский кредит от 5,5% плюс репрессии».
Девяностые во всем своем буйстве были открыты и честны. Буйство сменил темный штиль — время безмыслия по ставке в 5,5%.
Такого позора, кажется, Россия не испытывала никогда. Я не мучаюсь выбором, оценивая времена. Я за жестокую честность. Будь возможность, я бы обязательно вернулся в свои «жестокие» девяностые и попробовал бы еще раз. Чтобы что-то изменить, хотя бы для себя самого.
Конечно, из сегодняшних двадцатых события конца прошлого века видятся уже по-другому.
Я тяжело воспринял распад СССР. В Таджикистане он был обставлен гражданской войной. Мне был двадцать один год. Взрослую, настоящую жизнь я начал с лицезрения трупов и хаоса. Я сформирован отчасти войной. Это мешает моим оценкам. Мои 90-е были ужасны, но сейчас я понимаю, что это было время крупных людей, крупных событий. Мы попали в чудовищной силы историческую грозу, когда молнии били диаметром с колонну, грохотал вселенский гром, ветер срывал нам шапки.
Это было страшно, но завораживающе. Во всяком случае, это обещало будущие очистительные смыслы — другой, великий день.
Гроза ушла, и, вымокшие, в нулевых мы влезли во что-то серое и гадкое — в кашу из всех смыслов, порубленных меленько. И это не пауза перед чем-то, это новое предложенное миропонимание. Ходасевич его описывал как «тихий ад». Тут нет грозы, но нет и солнца, нет демонов и нет ангелов. В России, да и везде в бывшем СССР, установлены режимы под названием «потребительский кредит от 5,5% плюс репрессии».
Девяностые во всем своем буйстве были открыты и честны. Буйство сменил темный штиль — время безмыслия по ставке в 5,5%.
Такого позора, кажется, Россия не испытывала никогда. Я не мучаюсь выбором, оценивая времена. Я за жестокую честность. Будь возможность, я бы обязательно вернулся в свои «жестокие» девяностые и попробовал бы еще раз. Чтобы что-то изменить, хотя бы для себя самого.