В заочном «круглом столе» принимают участие:
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 11, 2021
«Четыре товарища пустились в путь: Атос на лошади, которой он был обязан своей жене, Арамис — любовнице, Портос — прокурорше, а д’Артаньян — своей удаче, лучшей из всех любовниц».
Дюма-отца не принято считать серьезным писателем. Качество страдало от количества: платили ему построчно, поэтому писал он много и даже ввел в «Трёх мушкетёров» персонажа, молчаливого Гримо, который отвечал односложно. Этот ответ тоже считался за строку и потому оплачивался. Дюма упрекали в том, что он вырезает куски из пьес других авторов и вставляет их в свои, что он покупает рукописей на двести пятьдесят франков, чтобы затем перепродать их за десять тысяч. Он написал путеводитель по Египту, хотя ни разу в Египте не был. Он нанимал помощников-соавторов (ходили слухи, что их у него собрался целый штат), был хвастуном и вралем, но все это, по сути, не имело значения. Как писал Андре Моруа в «Трёх Дюма»: «Его обвиняли в том, что он забавен, плодовит и расточителен. Неужели для писателя лучше быть скучным, бесплодным и скаредным?»
Я в свои шесть лет ничего из этого не знала, и мне все нравилось.
Мы с бабушкой были в гостях, и тут по телевизору показали его: советский трехсерийный музыкальный телефильм «Д’Артаньян и три мушкетёра», снятый
в 1978 году на Одесской киностудии режиссером Георгием Юнгвальд-Хилькевичем. Тот самый, с потрясающей музыкой Максима Дунаевского, шляпой Михаила Боярского и его тысячей чер-ртей и мерси боку. Посмотреть я успела лишь первую серию. Дома телевизора не было — бабушка считала, что нужно читать книги и учиться, а телевидение отвлекает и от первого, и от второго, поэтому я — разве у меня был выбор? — читала запоем все, что попадалось мне под руку. Просто мне было смертельно скучно.
Вернувшись домой, я отыскала в шкафах подписку Дюма-отца — иллюстрированные и увесистые тома 1978 года, на которые я раньше не обращала внимания. По их желтоватым страницам до сих пор можно определить, когда я садилась есть: прозрачное жирное пятно от упавшего ломтика жареной картошки здесь, следы от пальцев там, загнутый уголок. «Трёх мушкетёров» я проглотила за два дня и тут же принялась за «Двадцать лет спустя». Разумеется, д’Артаньян говорил в моей голове исключительно голосом Михаила Боярского, Атос, Портос и Арамис выглядели как Смехов, Смирнитский и Старыгин, а в конце каждого абзаца я мысленно добавляла «тысяча чер-ртей!».
«Три мушкетёра» сформировали Идеальный Париж моего детства: солнечный, добрый и чистый, сказочно-прекрасный. Опасный, но ровно настолько, чтобы приятно пощекотать нервы. Когда в две тысячи тринадцатом году, на Рождество, я впервые побывала во Франции, мой Идеальный Париж вдруг оказался смесью романтической фантазии Дюма, Львова и Одессы. Настоящий же Париж не имел с этим образом ничего общего. Я все пыталась отыскать знакомые с детства виды, но фантазия не стыковалась с реальностью, не смыкалась с ней ни одним углом: настоящий Париж был холодным, ветреным, сероватым. На его улицах я никак не могла представить кареты и мушкетеров, их вытеснили автомобили и туристы, делающие селфи. С тех пор я не очень его люблю — хотя, может, дело было в том, что в Париж я прилетела почти без денег и питалась запахами из ресторанов.
«Три мушкетёра» — роман-фельетон, образчик нового для начала XIX века жанра: авантюрный роман, который сначала выходил по главам в газетах и лишь затем был издан в виде книги. Главной задачей автора романа-фельетона было привлечь и захватить внимание читателя. В этом Дюма-отцу не было равных. Он работал по 12 часов в сутки, переписывая и дополняя тексты, которые приносили ему нанятые «соавторы», добавлял детали и закручивал интригу, обрывая повествование на самом интересном моменте.
Удачей «Трёх мушкетёров» стал не только увлекательный сюжет, но и обаятельные главные герои. Четыре характера, которые, по мнению того же Моруа, отражают «настоящий французский дух»: храбрый до безрассудства, порывистый гасконец д’Артаньян (так похожий на самого Дюма), меланхоличный и загадочный Атос — аристократ с темным прошлым, элегантный соблазнитель Арамис и силач Портос. Персонажи настолько разные, что иногда непонятно, как их вообще свела судьба, в реальности такая дружба вряд ли возможна. Они живые, полнокровные, смелые, не лишены недостатков: д’Артаньян излишне вспыльчив, Портос любит поесть, у Арамиса связи с замужними дамами, а Атос, судя по всему, довольно депрессивный тип. Так они становятся еще ближе читателю, — не безупречные хирургически-ледяные образы, а такие же, как и мы с вами, обычные люди, к тому же бесстрашные, чистые душой, не способные на подлость и обман. Честь превыше всего. Дружба превыше всего. Не думая, мушкетеры бросаются в бой, совершают подвиги, куда-то мчатся, чуть что вытаскивают шпаги и бросают эффектные реплики — Дюма мастерски писал диалоги. Герои соприкасаются с реальными историческими личностями и сами становятся частью большой истории, так или иначе влияют на ее ход — мечта о великой судьбе, которую отчасти воплощают современные авторы в фантастических романах о «попаданцах», когда обычный парень вдруг оказывается в теле Сталина/Наполеона/президента любой страны на выбор.
К слову — об истории: история в исполнении Дюма имеет мало общего с реальными событиями во времена правления Людовика XIII. У Дюма она красочная, выстроенная на контрастах. Добро и зло, плохие герои и хорошие — очень четкое, абсолютно нереалистичное и наивное разделение, которое прекрасно работает в приключенческих романах и идет на ура у молодого читателя. Сколько раз в детстве мы с друзьями играли в мушкетеров (все хотели быть Атосом, Арамисом или Миледи, а Констанция как-то проигрывала на общем фоне), фехтовали на палках, один за всех и все за одного. Вот она — взрослая жизнь, полная приключений, вот она — настоящая дружба, которую не в силах разрушить даже смерть… ну или крик с балкона, что пора домой, сколько же можно, уже темнеет.
«Три мушкетёра» — в первую очередь роман о заре жизни, который и нужно читать на этой самой заре, когда еще веришь в дружбу до гроба, в верность до самоотречения, в любовь на разрыв. За это яркое ощущение настоящей жизни и вкус ненастоящего Парижа Дюма-отцу, великому рассказчику историй, умеющему держать внимание читателя от первой строчки до последней, мое merci beaucoup.