Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 11, 2021
Мне сложно назвать любимую детскую книгу. Тем более сложно отдать этот титул «Муми-троллям» — ведь там не одна книга, а как минимум семь, и почти все одинаково важны и значимы. Но я с чистым сердцем могу сказать, что Муми-тролли — моя любимая вселенная.
Смутно помню, как книги Туве Янссон появились в нашем доме, в моем еще
до-израильском, московском детстве. Кажется, их привезла сестра. А потом, еще до того, как я научилась читать, эти книги то ли читал вслух, то ли пересказывал старший брат. В общем, мне кажется, что эти причудливые, ироничные герои были в моей жизни всегда. И неудивительно, что предметом первой влюбленности стал Снусмумрик: из-за его недоступности, из-за того, что он все время уходил, каждую осень,
а Муми-тролль ждал его и тосковал (я очень рано поняла, что ожидание не только усиливает, но и взращивает любовь). И этот муми-мир, пронизанный особым добрым, немного грустным скандинавским юмором, — он тоже был в моей жизни всегда — такая же неотъемлемая часть детства, как лето на даче и спортивная стенка в комнате.
Поэтому, когда в двадцать пять лет я неожиданно влюбилась в одного странствующего артиста и переехала к нему в Швецию, у меня возникло чувство узнавания. Вот он, этот знакомый по картинкам, описаниям и ощущениям шведский уют, абсолютно лишенный пафоса, прекрасный и манящий в своей доступности: вазочки с вареньем, булочки и кофе в термосе, и пикники на берегу, и грот, и лежание в гамаке, и буфет Муми-мамы, и купальня Туу-Тикки…
А еще несколько лет спустя, впервые читая эти книги вслух пятилетнему сыну, я заново прочувствовала их, прожила, и еще на шаг приблизилась к пониманию ментальности страны, где к тому времени жила уже полдекады. Очень показательна в этом плане история с Хемулем из «Волшебной зимы». Громкий, бестактный, неотесанный, самовлюбленный, этот Хемуль-горнолыжник страшно надоел
и Муми-троллю, и другим обитателям муми-долины. О чем он, конечно же, не догадывается. И вот Муми-тролль и Туу-Тикки обсуждают варианты избавления от Хемуля и в итоге сочиняют историю про холмы в Пустынных горах, где гораздо лучше кататься на лыжах. Но сказать ему напрямую о том, что их напрягает его общество, никто не решается. И дело не в лицемерии. Наоборот: надо, чтобы Хемуль ушел как можно скорее, чтобы он не догадался, что его не любят, чтобы не понял, как он, по сути, одинок. Помню, при чтении вдруг обожгло — это же вроде очевидная, но очень гуманная мысль, на которой шведы и в самом деле строят культуру взаимоотношений: даже если нам кто-то неприятен, надо щадить его чувства. Ключ к муми-вселенной: каждого можно если не принять, то хотя бы понять. Здесь нет отрицательных персонажей. Даже огромная Морра, от которой буквально веет холодом и вблизи которой потухают костры и гаснет свет, сама одинока и ищет тепла и участия, и когда муми-тролль понимает это и жалость к Морре начинает преобладать над страхом, ему удается ее приручить.
«Муми-тролли» — энциклопедия жизни, которая по-доброму, с юмором и без нравоучений учит жить. Эти книги прекрасно читаются детьми, но на самом деле далеко не детские или, точней, далеко не только детские. Под причудливой и милой фактурой выдуманных зверюшек, кроются глубокие философские тексты про отношения, принятие, прощение, про одиночество и неизбежность расставаний, про любовь и поддержку. Эпизод про «лютую стужу» в «Волшебной зиме» — очень тонкое наблюдение про первое столкновение со смертью. «В конце ноября» — самая грустная книга — про взросление и преодоление: в ней главными героями вдруг становятся все второстепенные персонажи муми-мира. Оказавшись в муми-доме во время отсутствия хозяев (вероятно, окончательного), они, с одной стороны, осиротели, с другой — именно в эту непростую, тоскливую осень учатся существовать самостоятельно и одновременно поддерживать друг друга.
А книжка «Опасное лето», в которой во время наводнения семья муми-троллей переселяется в плавучий театр, одна из лучших в мире книг про театр. Начиная с язвительно-меткого определения театра: «Театр — это самое важное в мире, потому что там показывают, какими все должны быть и какими мечтают быть — правда, многим не хватает на это смелости — и какие они в жизни.
— Так это же исправительный дом! — в ужасе воскликнула Муми-мама». Театральный мир, который Янссон, очевидно, хорошо знала, показан здесь с немалой долей иронии, но и с огромной любовью, которая передалась и мне — навсегда. А в финале — когда на горе-спектакль муми-троллей, поставленный по муми-паповской вымученной пьесе «Невесты льва», приплывают пропавшие Муми-тролль и фрекен Снорк, малышка Мю и Снусмумрик, и все воссоединяются прямо на сцене
не завершая спектакль, просто плавно меняя одно действо на другое, — это же наглядный и яркий пример иммерсивного театра с участием зрителей! Разумеется, Туве Янссон писала задолго до появления слова «иммерсивность» в этом контексте и даже задолго до экспериментов Гротовского. Но она понимала главное: театр — это о жизни, о настоящей жизни. И я имею в виду не обязательно направление реализма, а просто то, что и боль, и радость должны быть настоящие, даже если реквизит (муми-тролли долго думали, что Реквизит — это такой дяденька) из гипса и картона.
Чем больше перечитываешь Муми-книги, тем больше открытий. Например, значимость книги «Мемуары Муми-Папы» я поняла, только прочитав ее уже матерью двоих детей. Я имею в виду невероятный конец, когда все персонажи «Мемуаров…»» — друзья муми-папиной буйной молодости — вдруг, по окончании прочтения мемуаров вслух, вваливаются к ним домой, и потом они все вместе отправляются на поиски приключений. Маленькой я не могла оценить всю гениальность этого момента. Ведь это же тайная фантазия многих из нас, отчаянно не желающих взрослеть, тоскующих по молодым версиям себя, самая сокровенная мечта. Соединить то, что мы ценим и любим, то, что построили за все эти годы: семью, дом, комфорт, и надежность (сад, муми-дол, «вообще все, что идет следом за молодостью»), и лихую свободу, легкость и обаяние юности, ощущение того, что все открыто и все — впереди.
И тут… вдруг deus ex machina: раздается стук в дверь, а там, за дверью на веранде — Фредрикссон, Привидение и все остальные герои Папиных мемуаров. Невероятный, фантастический шанс соединить, воссоединить обе половинки твоей жизни, пустившись в новое совместное путешествие вместе со всеми нажитыми за эти годы друзьями и потомками. Оказывается, ничего не упущено и не позади — все еще возможно:
«— Завтра мы снова отправляемся на поиски Приключения! — объявил Фредрикссон. — Мы улетаем на “Морском оркестре”! Все вместе. Мамы, папы и дети!
— Не завтра, а уже сегодня! — уточнил Муми-тролль.
И туманной предрассветной ранью вся компания высыпала в сад. На востоке небо уже чуть посветлело в ожидании восхода солнца, а оно уже было готово вот-вот взойти. Ночь кончалась, и все очень хотело начаться сначала. Распахнулись новые ворота в Невероятное и Возможное. Начался Новый День, когда все может случиться, если ты не имеешь ничего против этого».
Для меня финал этой книги — и есть абсолютное счастье. Высшая утопия.
И еще одна вещь — последняя, но, возможно, самая для меня дорогая в муми-вселенной. В этих книгах рассказывалось о том, какой должна быть семья. О том, что можно сильно любить и заботиться, при этом уважая ребенка как личность, доверяя и предоставляя свободу. Я очень смутно понимала это тогда, на уровне ощущений, но оглядываясь назад, уверена: эта книга помогла мне понять, куда надо двигаться.
И здесь, конечно, централен и архетипичен персонаж Муми-мамы. Может показаться, что она — просто уютная домохозяйка, которая готовит брусничное варенье, печет пирожки и чистит песочные дорожки, носит полосатый передник, роется в своей сумочке, не спит от волнения за свою семью и обо всех заботится. И это тоже правда. Но в характере у Муми-мамы есть и другая сторона, совсем неординарная, даже немного эксцентричная. Вот, например, ее реакция на то, что вода полностью затопила ее дом:
«Вскоре Муми-маме удалось впервые поглядеть на свою кухню сверху. Словно зачарованная, уставилась она в глубину слабо освещенного изумрудного аквариума. На самом дне она с трудом разглядела плиту, мойку и мусорное ведро. А все стулья и стол плавали по кругу под самым потолком.
– Ужас как весело, — сказала мама и расхохоталась.
Она просто падала от хохота, так что ее усадили в кресло-качалку. Вот до чего смешно смотреть на свою кухню сверху.
– Хорошо еще, что я выбросила мусор из ведра, — сказала она, вытерев глаза. — И забыла принести дров!
– Сегодня мне не придется мыть посуду, — радовалась мама. — Кто знает, может, мне вообще не придется этим заниматься?»
В Муми-маме подкупает озорство, радостный и незамутненный взгляд ребенка, особо ценный в ответственном существе, на чьих плечах лежит забота о многочисленном семействе, все расширяющемся, потому что муми-тролли берут под крыло и «усыновляют» всех и каждого. Все свои бытовые обязанности Муми-мама делает легко, игриво, не парясь и не заморачиваясь. Любое ее действие совершается не потому, что она «должна» или «обязана», а исключительно по любви, поэтому она умеет во всем видеть положительную сторону, заряжать и заражать радостью. Вот эта невероятная легкость, открытость, уверенность в том, что любая вещь, на первый взгляд не самая приятная, это возможность или приключение, полное приятие мира и доверие к нему — в этом главное обаяние муми-мамы, ее мудрость, и именно благодаря этому качеству она способна на безусловную любовь…
Муми-мама — мой недосягаемый идеал. И хотя мой сын утверждает, что я не могу быть похожей на муми-маму, потому что у меня нет шерсти и хвоста, я все же не теряю надежды. И собираюсь каждые несколько лет повторно проходить мастер-класс — перечитывать «муми-троллей».