Стихи
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 10, 2021
Кубатьян Георгий Иосифович (1946—2021) — армянский и российский поэт и переводчик. Родился в Уфе, жил в Ереване. В 1968 году окончил университет в г.Горьком. Печатается с 1968 года. Работал (1970—1974) в журнале «Литературная Армения», позже — в музее М.Сарьяна. Перевел на русский язык произведения армянских писателей, среди них О.Туманян, В.Терьян, Д.Варужан, О.Шираз и другие.
Берег Евфрата
Посреди армянского пейзажа,
посреди Армянского нагорья
медленный Евфрат.
Глаз не колют пепел, кровь и сажа.
Ни тебе картин людского горя,
ни гееннских врат.
Всё минуло. Тополиным пухом
притрусило, яблоневым цветом
занесло, и, зол,
кто-то врёт: армян в пустыню пёхом
гнали подыхать палящим летом
из сожжённых сёл.
Врут, конечно. Не было такого.
Мы ж не звери, резать без оглядки
сотни тысяч душ.
Уйма лет. Продумано толково.
И никто, что взятки-де не гладки,
доказать не дюж.
Стало быть, играем в прятки-жмурки.
Быль, её запамятуют вскоре,
воздух так духмян!
Здесь от века жили курды, турки.
Обойди Армянское нагорье —
не сыскать армян.
Может статься, забрались повыше
или же попрятались в овраге,
где спасует враг.
Вы опять за старое? Но вы же
здравомыслы. Пресекайте враки.
Хватит ваших врак!
Нет как нет особого пейзажа
у страны, да и примет особых
не построишь в ряд.
Ну а зелень мягкая, как замша…
Ну а тот в кругу цветов подсолнух…
Наконец, Евфрат…
Самоирония
Немного насмешки. Над кем? Над собой,
собой ненаглядным. Над кем же ещё-то?
А поводов столько — собьёшься со счёта
и горестно хмыкнешь: компьютерный сбой.
И давешний Савл, надо думать, и в ус
не дул, над собою трунивший апостол,
и мысливший притчами, знавший их вдосталь,
учитель апостольский Христ Иисус.
Смешон ли хлебнувший цикуты Сократ,
с усмешкой глупцов не оспорив устало?
Любой, кто взирает окрест с пьедестала,
смешней во сто крат.
Вахруши
1
Между рам оконных сохнет цедра
для настойки. Почитал и спать.
Десять километров до райцентра
и до областного двадцать пять.
Вятка там и там. А вот в посёлке
ни речушки. За подлеском пруд.
Берег — сплошь подзол. А на подзолке
средь болотца кулики орут.
Кожзавод у тракта. Обувная
фабрика. С библиотекой клуб,
где нашёл ты, прочих не шпыняя,
всех, кто был тебе в ту пору люб.
Ну и школа. Всё же за шесть классов
ты, не всех охальней и скромней,
курточку свою перепоясав,
пусть азам, ан выучился в ней.
Книги, одноклассники, соседи.
Видео бы! Либо на кассете
голос услыхать, когда ты сед,
детства. Но тогда таких кассет
не было.
2
С его компанией случайной,
с бурдой дешёвой, разливной,
шалман у тракта звался чайной,
а не буфетом, не пивной,
не рюмочной. Какие рюмки!
Приятель, чушь не городи!
Натруженные эти руки
раздавят их того гляди.
Тут сроду не давали чаю,
без чая было горячо.
«Я камбалу не отличаю
от скумбрии». — «И чо?» — «Ничо».
Тут наливали стаканами.
Иной мужик, бывало, за
минут пятнадцать, между нами,
аж всклянь зальёт себе глаза.
Другой рассказывал, как в Кушке
служил. «Ну, там жарища, да…»
Но выпить менее чекушки —
зачем и заходить тогда?
В халупе рядом были тонки
подобья стен. Сродни кротам
снимали ссыльные эстонки,
мать с дочкой, комнатушку там.
Туда-сюда не мельтешили,
но, мастерицы в ремесле
портняжном, шили, шили, шили,
точь-в-точь модистки в ателье.
Заправят нитки из корзинки,
и чуть дерябнувший, хоть вой, —
что пулемёт, строчил их «Зингер»,
почти как на передовой.
3
Прах, и прах, и прах.
Маленький посёлок,
подполы в засолах,
куры на дворах.
Пять ли, шесть ли улиц,
может статься, семь.
Как вы разминулись,
обращаясь в темь!
Для тебя посёлок
мрак, ты — для него.
Полтора по сорок —
сколько ж итого?
Канувшие в Лете
шесть десятилетий —
потогонный кросс.
А ведь ты здесь рос.
Из пятидесятых
всё ещё свербит
резь твоих досадок,
боль твоих обид.
Временная пропасть,
как в скале проём.
Кировская область,
Слободской район.