Стихи
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 10, 2021
Григорий Марк — поэт, прозаик. Родился в 1940 году в Ленинграде. По образованию математик. С 1974 года в эмиграции. Автор пяти поэтических сборников, в том числе «Глаголандия» (СПб, 2003), и пяти книг прозы, среди них «Двое и Одна» (М., 2017). Живет в Бостоне (США).
* * *
Что-то щёлкнуло. Мозг заработал с гуденьем.
Это памяти лентопротяжный конвейер
перед мысленным взором тащил галерею
неопознанных судеб, их хитросплетений.
Нет людей. Только щёки, носы, подбородки.
Моё прошлое тянется узкой полоской.
Все цвета, весь объём чёрно-белым и плоским
заменили. Расплющили в старые фотки.
Клонит в сон. На задворках сознанья остаток
прежней жизни, как соль, потерявшая силу.
Позабытые лица, последняя милость
в ночь, когда начинается новый десяток.
* * *
Бревенчатый сруб на холме окружён
лужайкой, заросшей травой голубою.
Четыре утра. День рожденья имён.
Сцепившись порукою рифм круговою,
на длинных скамьях восседают слова
в надвинутых шапках. Размазаны лица.
Из стрельчатых окон по стенам сочится
дрожащая утренняя синева.
Стекает по ватникам, вниз с рукавов
на пол деревянный. Там, в лужицах ночи
полощутся радуги в свете проточном.
Восходят носы над провалами ртов.
И гул нарастает. Мельканье страниц.
В глазах, словно петли обмётанных плотно
пушистыми нитками чёрных ресниц,
зажглись ободки золотые, и сотни
глухих голосов заполняют избу.
Радение Живоязычников — ими
ещё языки остаются живыми,
вещей имена обретают судьбу.
Снаружи, столпившись у входа, ревут
огромные туши пока безымянных.
Мычат и, беременные ожиданьем,
покорно жуют голубую траву.
Глядят на помост, разукрашенный весь
сплетёнными лилиями полевыми.
Здесь вечером будут венчаться на Имя
глагол и ему наречённая вещь.
А в небе три ангела русских созвучий,
крылами шурша, патрулируют тучи.
* * *
Сноп тёмного блеска, надрезанный сбоку
серпом полумесяца. Ночь напролёт
свет хлещет из раны. Вверху одинокий
петух проходящие тучи клюёт.
И висельник-колокол в юбке чугунной —
язык его вырван — бессильно мычит
от бешенства. В мутном сиянии лунном
уходит под землю собор-инвалид.
* * *
Вот время настало. Не летнее время цветных переливов,
но бедное, честное время, когда только чёрное с белым.
Замёрзшего света подтёки в сосульках. Наш лес в негативе.
Речь тянется медленно. В шарфе дыхание заиндевело.
Снег прячет гнилое, ненужное. Заворожённо верхушки
деревьев во сне чуть качаются под завывания ветра.
Их длинные узкие тени дрожат, прижимаясь друг к дружке.
Очнувшись, с трудом поднимаешь вверх голову. Сучья и ветви
сплелись рукописными буквами, чёрною вязью старинной.
В стволах по бугристой коре пятна солнца ползут, словно слизни.
И, двигаясь взглядом вдоль контура леса, названье картины
сумеешь прочесть: лес зимою, конец декабря нашей жизни.
Последнее время замедлил Дающий всему становиться.
А ты как олень на дороге, и свет набегает в глазницы.