Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 7, 2020
Бакатов Сергей Юрьевич — ветеринарный врач по образованию, автор сборника рассказов «Поговори со мной» о животных Душанбинского зоопарка. После развала СССР сменил несколько профессий, в настоящее время — тренер айкидо, обладатель первого дана Айкидо Айкикай и второго дана Айкидо Тендорю. В «Дружбе народов» публикуется впервые.
Так получилось, что после окончания Львовского ветеринарного института я попал в Таджикистан. И так хорошо попал, что и уезжать не захотел. Прожил там двенадцать замечательных лет. Первые десять работал в Душанбинском зоопарке, а затем увлекся этологией, наукой о поведении животных, и устроился в Душанбинский институт животноводства, в отдел, где разрабатывали рекомендации по содержанию крупного рогатого скота в условиях, максимально приближенных к свободной жизни в горах. Эта работа была как раз по мне — мечтал понаблюдать за домашними животными, возвращающимися в почти естественную среду. А для отдела я сам оказался находкой. Сложно было отыскать другого такого энтузиаста, который согласился бы жить в горном кишлаке месяцы напролет, да еще и ночевать в одном коровнике с быками.
Наша база располагалась в сказочном месте — в предгорьях Бадахшана, в поселке Ховалинг. Летом туда можно добраться автобусом и машиной, а зимой — только на самолете, лошади или осле. Я прилетел на «кукурузнике» весной, в конце марта, когда горные дороги еще не открылись.
Мне предстояло из сотни племенных быков выбрать самых харизматичных, если выразить необходимое качество в человеческих понятиях. Все они зимовали в одном коровнике с достаточно просторным выгулом, где обычно оставались до тех пор, пока южные склоны окрестных холмов не покроются травой. Так что у меня имелось месяца полтора для наблюдения — затем быков разведут по разным пастбищам.
Помогал мне молоденький пастух Джафар, недавно отслуживший в армии и живший неподалеку. Невысокий, коренастый, по-крестьянски мускулистый, он мог бы служить образцом классического горца. Одевался Джафар в неизменный синий чапан — халат, подпоясанный красным платком, голову покрывал кулябской тюбетейкой, а мягкие ичиги с резиновыми калошами не снимал даже когда заходил в загон, — прямо в них запрыгивал в большущие резиновые сапоги.
Предполагался еще и второй помощник, но он отпросился в Куляб к родственникам. Я не возражал, мне вполне хватало и одного подручного.
По установившейся традиции, сотрудники института столовались у того пастуха, чье стадо находилось под наблюдением в данный момент. Жили, как правило, у него же в доме или в гостинице. За это хозяину дома выделяли дополнительный сенокос для его собственных коров и овец. Это весомый бонус к традиционному таджикскому гостеприимству, который объясняет, почему Джафар так настойчиво уговаривал меня ночевать у него дома. Но я был не обычным гостем, а исследователем с особым заданием и, согласно плану наблюдений, должен был находиться в загоне круглосуточно в течение целого месяца. Убедившись, что меня невозможно уговорить ночевать в доме, Джафар пожаловался бригадиру.
Тот жил поблизости и вскоре явился наводить порядок. Звали его Салимом, мы с ним были давно знакомы. Но на этот раз он как-то особо ко мне приглядывался, будто стараясь понять, не повредился ли я головой за то время, что мы не виделись. Не сумев, видимо, установить диагноз, он спросил напрямую:
— Ты зачем нашего парня обижаешь?
Я постарался объяснить, как мог:
— Э, ака1* Салим, по науке я обязан оставаться в коровнике не только днем, но и ночью.
Салим удивился:
— Какая ночью наука? Бык ночью спит, человек ночью спит.
— Ака, это человек спит, а наука должна и ночью работать.
Не уверен, что ответ его убедил, однако Салим спорить не стал, а зашел с другой стороны:
— А если ночью дэв придет, что делать будешь?
Парировать этот довод было нетрудно:
— Дэв только к людям приходит, быков он боится. У них рога не хуже, чем у дэвов.
Бригадир согласился:
— Хорошо. Раз дэва не боишься, ночуй, где хочешь.
Тут в разговор вступил Джафар:
— Э, бригад, доктору много хорошего сена надо и самый вкусный комбикорм.
— Зачем доктору комбикорм и сено? Ты разве ему обед не готовишь?
— Ему надо для опытов и чтоб спать было не холодно.
Здесь необходимо сделать небольшое отступление, чтобы объяснить, почему Джафар так рьяно заботился о сене для доктора. Дело происходило в самом начале Перестройки, которая еще не добралась до здешних гор, где о ней, возможно, даже не слышали и где сохранялись в неприкосновенности все достоинства и пороки развитого социализма в сочетании с сельской архаикой.
В то время далеко на севере, в Москве, было принято решение о создании в СССР агропромышленных комплексов — АПК — по образцу зарубежных. Особое внимание уделялось производству мясной продукции, а в частности, выращиванию крупного рогатого скота. АПК должен был объединить весь процесс — от выращивания кормов и скота вплоть до изготовления колбасы. Одним из идеальных мест для создания такого производства как раз и явился Ховалинг. Во-первых, здешнее население уже традиционно занималось скотоводством. Во-вторых, обширные долины Ховалинга и пастбища предгорий горного Бадахшана позволяли выращивать корма почти круглогодично.
По предварительным расчетам, Ховалингский АПК смог бы обеспечить мясом население СССР от Дальнего востока и до Урала. И это в то время, когда Подмосковье ездило за колбасой в столицу, а Таджикистан (как обстояло дело в других краях, не знаю) кормили вонючей новозеландской бараниной и то не регулярно. АПК «Ховалинг» был создан. На базе уже имеющихся хозяйств. В короткие сроки. Одним из его центральных звеньев являлся механизированный комплекс по производству грубых кормов. Его тоже очень быстро построили югославские специалисты.
Казалось, дело шло успешно… Оставалось только обучить местных жителей обслуживать этот самый комплекс. Задача, в общем, несложная — необходимо было послать за границу учиться с десяток талантливых горцев. Вот тут-то все застопорилось. Достойных кандидатов подбирали три года! Не то чтоб не нашлось талантливых. Нашлось, и немало. Но ведь поедут они за границу! Пока подбирали идейно стойких, новый кормоцех был благополучно разворован. Ну как не стащить замечательные, блестящие емкости из нержавейки? А лента транспортера? Да лучшего материала для подошвы чабанских сапог не сыщешь… И кабели, трубочки разные тоже сгодятся в хозяйстве. Цех-то все равно стоит без дела…
В итоге зимнее кормление скота очень быстро стало проблемой. Приходилось возить корма из долины со стороны Куляба. Зимой во время снегопадов это было почти невозможно. Поэтому комбикорма экономили. Казенный скот недоедал, а живность в частных хозяйствах и подавно. При этом почти каждая семья в Ховалинге содержала от десяти до пятидесяти коров, не считая баранов и коз. Комбикорма для них приходилось либо выпрашивать у начальства, либо — если удавалось, — подворовывать.
Так что нетрудно понять, что Джафар просил у бригадира сено не столько для меня, сколько для своих коров.
Я хлопнул по плечу:
— Ай, молодец Джафар! Одну голову имеешь, а за две головы думаешь!
И уже обращаясь к бригадиру, уточнил, что мне для опытов понадобится и мешанка, и силос, и отруби. Джафар постарался спрятать хитрую улыбку, но у бригадира выбора не оставалось. Ученый сказал — значит действительно необходимо. К вечеру к нашему загону привезли две тракторные тележки сена и свежего комбикорма с отрубями.
Первую ночь в Ховалинге я провел в доме Джафара. Его отец уговорил меня переночевать в мехмонхоне, комнате для гостей. Ночи оставались довольно холодными, хотя снег в долине уже сошел. Однако под двумя ватными одеялами было тепло и уютно. Каково-то придется спать в коровнике?..
На завтрак подали большие косы — глубокие керамические миски — с ширчоем. О том, что такое ширчой, говорит само его название, которое переводится как «молоко с чаем». Варятся оба ингредиента вместе, молоко очень горячее, зеленый чай очень крепкий, а их смесь покрыта толстым слоем растопленного сливочного масла. Горячей была и свежая, только что испеченная, лепешка. Как все это совместить, я плохо представлял. Горячее молоко с маслом и лепешкой?.. Не знаю, не знаю! Джафар, заметив мою растерянность, разломил лепешку и протянул половину мне. Свою часть он погрузил в молоко и жестом предложил последовать его примеру. Ну ладно. Ученые не отступают. С опаской пробую. Вкусно! Джафар с любопытством наблюдал за мной. И только когда я причмокнул от удовольствия, улыбнулся:
— У нас тоже не все понимают ширчой. А зимой, когда холодно, лучше еды нет. С утра поел, а на весь день хватает.
Он хорошо говорил по-русски, учил язык в школе, а потом еще и в армии.
После завтрака я наконец добрался до бычков, которых успел отчасти изучить заранее по бонитировкам1*. Так что в целом знаю, кто из себя что представляет. Но Джафар счел своим долгом познакомить меня с ними поближе. Ходим по вольеру вдоль и поперек. Сюда, на свежий воздух, вышли из коровника почти все быки. Они с любопытством наблюдали за нами и даже навязчиво преследовали по пятам. На вид намерения у них были мирные. Джафар объяснил:
— Духтур, не бойся. Это они так кушать просят. Видели, что вчера корма привезли, а им не дают. Надо кормить.
Я остановил его:
— Погоди немножко с кормежкой. Хочу сначала понаблюдать.
Быки постепенно теряли к нам интерес. Осталась только небольшая компания. Наверное, самых любопытных или самых упорных.
По вольеру, не обращая на людей внимания, с независимым видом прохаживался громадный бычара. Чудо генетики — плод скрещивания швицкой породы с зебу. Судя по важной походке, он чувствовал себя здесь главным. Я мысленно прозвал его Бугром, то есть бригадиром. Как кличут его пастухи, спрашивать не стал. В Ховалинге не принято давать имена домашнему скоту. Это если в семье одна корова, ее ласково зовут Зорькой или Белянкой. А здесь у каждого дома в коровнике не меньше десятка, а в стаде — сотни. Всех прозвищ не упомнишь.
Киваю Джафару на Бугра:
— Вожак что ли?
Пастух сразу понимает, о ком спрашиваю.
— Кто, швиц? Нет, это он вид грозный делает… А вожак — Казах, вон тот, что лежит в стороне.
Казах — то есть бык казахской белоголовой породы. Красавец весом под семьсот килограммов с белой головой. Лоснящаяся темно-красная спина играет на солнце, горбатая от нагромождения мышц. Плотная шея переходит в мощный торс на коротких, мохнатых ногах, которые органично соединяют его с землей, делая приземистым и устойчивым. Да, на вид это и впрямь настоящий вожак, лежащий в окружении бычков поменьше.
— К нему не подходи, — предупреждает Джафар. — Его охраняют.
И действительно, когда мы слегка приблизились к этой компании, несколько черных комолых гладких бычков, вскочили и несколько раз гневно выдохнули предостерегающе: соблюдайте, мол, дистанцию. Сам Казах даже не шевельнулся. Его телохранители показались мне какими-то мелкими.
— Что-то на вид они слабоваты для охраны, — сказал я Джафару.
Он согласился.
— Да, каждый по отдельности слабый. Но когда вместе — сила. Как банда. А возле начальника их самих никто не обижает.
Мы с Джафаром раскидали свежее сено по кормушкам, расставленным по всему периметру загона. Комбикорм я попросил сегодня не задавать — были на это свои планы. Быки нетерпеливо затоптались возле кормушек.
К моему удивлению, окруженный телохранителями вожак не торопился к сену. Он важно поднялся. Оправился. Его примеру последовала и «дружина». Затем вожак мукнул, как-то коротко, но так громогласно, что зазвенело в ушах, и, не торопясь, направился к кормушке, прямо напротив того места, на котором только что отдыхал. В его неторопливой походке чувствовалась незыблемая сила, и он, казалось, вполне понимал, что не просто здесь главный, но еще и неотразимо красив. Охрана опередила его и проворно расчистила место у середины кормушки, а сама расположились по бокам от начальства.
Джафар ушел, я остался в загоне, обдумывая, с чего начать. Необходимо было до начала летнего сезона разделить быков на несколько иерархических групп. Задача, на первый взгляд, неразрешимая.
Если просто тупо наблюдать за животными, на отбор уйдет уйма времени. Есть и более простое решение, примерный план которого у меня уже имелся. Однако приступить к нему я собирался на следующий день, а для начала хотел просто понаблюдать. И заодно проверить у быков уровень экстраполяции, то есть способности предвидеть развитие событий. Простейший пример: ворона опускает сухарь в арык, чтоб размяк. Течение подхватывает горбушку и уносит в трубу. Ворона летит к дальнему концу трубы и заглядывает вовнутрь — ждет, когда выплывет размокший сухарь…
От быков я, разумеется, такой сообразительности не ждал, но подобие трубы для них соорудил. Выгородил из шифера на одной из кормушек длинный короб с открытыми торцами. Установил у одного из них тазик на веревке, которую пропустил внутри короба к другому торцу, где буду стоять сам. Осталось лишь засыпать в таз комбикорм.
Идея оказалась правильной. Завидев лакомый корм, к кормушке пробился самый сильный из быков. Как только он успел распробовать лакомство, я потянул за веревку. Таз уполз в короб. Бык никак не среагировал. Даже не попытался заглянуть в короб. Постоял несколько минут около пустой кормушки и нехотя ушел.
Ну да, все правильно. Эволюционно быки не привыкли гоняться за едой. Им это незачем. Еду либо подадут, либо к ней можно неторопливо подойти, она никуда не убежит. Никто из прошедших в тот день проверку быков так и не попытался найти исчезнувшее угощение.
Однако Казах меня удивил. Полдня я разными уловками подманивал его к испытательному стенду, но он подошел к коробу только после того, как большая часть стада была загнана в коровник. Я дал ему возможность как следует распробовать еду и только затем утянул таз в короб. Он, как и все остальные быки, не стал разбираться, куда делась пища, но, в отличие от других, посмотрел на меня так внимательно и серьезно, что я стал быстро соображать, как катапультироваться из загона. Затем он с досадой боднул короб, отчего листы шифера разлетелись по загону.
Надо заметить, что быков напрасно считают агрессивными и боятся их. На самом деле бык настолько силен, что ему достаточно только продемонстрировать силу. В этом он вполне предсказуем. Конечно, если его дразнить, то… В общем, лучше этого не делать.
Иное дело корова. Даже самая мирная, на первый взгляд, буренка совершенно непредсказуема. Она может без каких-либо предупреждений раздавать тумаки всеми доступными способами.Например, на мирной прогулке боднуть соседку по стаду или во время ветеринарных процедур наступить вам на ногу… А коровы мясных пород, в отличие от молочных, еще и лягаются, как дикие мустанги.
На следующий день распределяю стадо на иерархические группы при помощи нехитрого эксперимента. Проводился он следующим образом. Мы с Джафаром подгоняем любых двух быков к кормушке с комбикормом. Она устроена так, что есть из нее может только один из испытуемых. Затем выбираем победителя по факту доминирования возле кормушки. Бык, оттеснивший соперника от еды, получает на ляжку белую метку из аэрозольного баллончика. Проигравший остается ни с чем. Олимпийская система. Игра на вылет.
Так мы прогнали парами все стадо, после чего образовались две группы. На следующий день соревнования проходили только внутри каждой из них. Победители состязались с победителями, проигравшие — с проигравшими. И опять победители получали белую отметку. Кое-кто — уже вторую. Джафару эксперимент очень понравился. Да и я увлекся. Мы разве что только пари не заключали.
В конце второго тура образовались три иерархические группы. В этот же день провели третий тур. Вновь встречались только быки с одинаковым количеством меток. На третий день соревнования продолжались по той же схеме, и олимпиада наконец закончилась. Мы получили четыре стабильные иерархические группы, и еще одну —особую. Казах в поединках не участвовал. И без того было известно, что он на самом верху.
Тестирование дало любопытные результаты. Самой необычной была первая группа, в которую вошли шесть наиболее сильных быков весом до восьмисот килограммов, заработавших четыре белые полоски. Эти могучие красавцы оказались самыми спокойными и невозмутимыми. Они хорошо сознавали свое положение, отстаивать которое не было никакой необходимости. Между собой они практически не конкурировалии, что меня больше всего удивило, возле кормушки не выясняли, кто сильнее. Ели по очереди, без суеты и спешки. Единственным быком, которого они воспринимали в качестве соперника, был Казах.
Во вторую группу вошли быки весом до семисот килограммов, имевшие по три победы. Тоже довольно спокойные и уравновешенные мужики, которые не интересовались разборками.
Третью группу составили те, у кого по две победы. Весили они килограммов по пятьсот. В целом, спокойные и мирные парни, но возле кормушки и за место на сухом пригорке могли подраться.
Нетрудно заметить закономерность. Чем ниже вес и меньше сила, тем выше агрессия. В четвертую группу вошли бычки, весившие от четырехсот до пятисот килограммов и имевшие по одной победе. Они оказались самыми беспокойными. Практически чуть ли не ежедневно затевали драки по пустякам. Как говорится, на ровном месте. Особняком среди них держались только охранники вожака, державшиеся с достоинством, как солдаты элитного подразделения.
В пятой группе собрались откровенные слабаки. Самые рыхлые особи, не одержавшие ни единой победы, виной чему, как оказалось, была вовсе не генетическая наследственность, а нетрадиционная ориентация, из-за которой они занимали в стаде наиболее униженное положение.
Интересная подробность. При длительном совместном вольерном содержании в отсутствие коров быки частенько делают ложные садки на более слабых членов стада. Иногда и молодые бычки, еще не способные к оплодотворению, при удобном случае могут попытаться запрыгнуть на корову. Естественно, у них при этом ничего не получится. В колхозах таких бычков иногда называют «стебки». Так вот, в нашем стаде «стебались» только бычки самой низкой иерархии и изредка — бычки из четвертой группы. Как результат — их полная непригодность в качестве производителей.
После того как группы были определены, я перешел к круглосуточному наблюдению. На следующее утро с тремя одеялами, в таджикском чапане — халате, с чалмой на голове и журналами наблюдений под мышкой я, как заправский пастух, перебрался жить на сеновал. Чапан на мне — свой, привезенный из Душанбе. Чалму навернул отец Джафара со словами:
— Днем не жарко. Ночью тепло.
Идея ночевать в коровнике, скорее всего, покажется городскому жителю странной, если не дикой. Но мне приходилось на охоте спать и под открытым небом, и в каменной пещере. По сравнению с такими ночевками, коровник — это просто курорт. Закидываю одеяла на верхушку стога свежего ароматного сена, забираюсь туда сам. В коровнике тепло. Его обогревают живые печки — быки. Почти все они, кроме вожака и его охраны, на ночь перебираются под крышу. А я был там, чтобы выяснить общий уровень ночной активности животных. Говоря проще, подсмотреть, как они ведут себя ночью в зависимости от места в иерархии.
Утром разбудил Джафар:
— Эй, духтур! Солнце встало, а ты спишь…
Пока прихожу в себя и понимаю, где я, вновь слышу голос Джафара:
— Дэв тебя ночью не своровал?
Шутка про дэва начала надоедать, однако подхватываю:
— Дэв, может, и приходил, но меня не добудился. Никогда я не спал так сладко…
Шутки шутками, а первичная выборка была проведена. Меня ждала рутинная работа, которую оживило интереснейшее событие. Появился претендент на место лидера — бык из элитной группы, которого я вначале принял за вожака и прозвал Бугром.
Попытка «государственного переворота» начиналась сравнительно невинно. Однажды под вечер, когда Казах мирно трапезничал в окружении охраны, Бугор явился на место постоянной лежки вожака. Не то чтобы это была запретная зона, но обычно никто, кроме приближенных Казаха, не рисковал туда соваться. А Бугор не просто вторгся, а еще и помочился. И сразу удалился. Не бегом, но довольно проворно. Это был вызов!
Казах, конечно, все видел, но никак не отреагировал. Слегка прихрамывая на переднюю ногу, погулял по вольеру и вернулся на место только через пару часов, когда влажное пятно подсохло. Недовольно и громко выдохнул. Но все же улегся на свое место.
Бугор тем временем тоже бродил поблизости, не упуская из виду Казаха и как бы говоря: «Ага, проглотил! Пойдем дальше». Наверное, именно с этой мыслью он остановился посредине вольера вполоборота к вожаку. Не глядя на соперника, несколько раз гневно ударил копытом. Казах никак не отреагировал, но охрана зафыркала, засуетилась и неуверенно переместилась в тыл, за спину вожака. Бугор так и остался стоять как вкопанный, периодически взрывая копытом землю.
Дело происходило под вечер. Пришел Джафар. Раздал вечернее сено, позвал меня на ужин. Я отказался:
— Нет, Джафар, сегодня не пойду. Тут сейчас битва будет. Мне надо наблюдать.
— О чем говоришь? Какая битва?
Я рассказал,что происходит. Джафар посмотрел на быков и равнодушно сказал:
— Сегодня драться не станут. Он так неделю может топать. Пойдем чай пить.
Я, конечно, ему не поверил, но чтобы немного задержать в коровнике, спросил:
— А что это у Казаха с ногой? Вроде, хромает.
Джафар рассказал, что за три дня до моего приезда мимо вольера, огороженного дощатым забором, проходила телка в состоянии эструса, то есть «охоты». Казах, естественно, пришел в сильное возбуждение — быки очень точно распознают готовность коровы к оплодотворению. Ограда высотой метра полтора для Казаха не препятствие. Бык ринулся сквозь забор, разнес целую секцию, упал, вскочил, бросился за телкой… Впрочем, остальное несущественно. Главное, во время этого подвига Казах повредил ногу. И ведь не разрешит себя осмотреть!
Я приказал Джафару:
— Завтра скажи Салиму, пусть зажимную клетку привезет.
На следующее утро бригадир привез не только зажимную клетку, но и местного ветеринара с главного участка. К моему удивлению, Казах сам вошел в зажимку и даже позволил себя зафиксировать. Правда, ногу давать не хотел, очень сердился. Но в зажимной клетке особо не посвоевольничаешь. Кстати, крупных быков фиксировать гораздо легче, чем мелких.
Мы вместе с местным доктором осмотрели копыто. Повреждение оказалось несерьезным. Штурмуя забор, Казах загнал себе между пальцев переднего копыта крупную занозу. Щепка уже начала подгнивать, так что «зажимка» прибыла вовремя. После обработки раны Казаха освободили, он сердито на меня посмотрел, издал гневное:
— Мму-у-у-у-у… — и, хромая сильнее, чем прежде, величественно удалился.
До обеда я обходил его самой дальней дорогой. Но потом решил, что так не годится. Набрал в таз мешанку с отрубями и явился прямо к нему, на его лежку. Дружина хотела было меня остановить, но я проявил решительность, быки отступили. Казах не шелохнулся. Я пододвинул угощение поближе к его голове, а сам прилег рядом с ним. Вожак не возражал. Простил, значит.
После обеда появился Бугор. Теперь он не только долбил землю копытом, но мычал и смотрел на Казаха в упор. Тот не обращал на его эскапады никакого внимания.
Так продолжалось три дня. На четвертый Бугор нарушил границу.Тогда только Казах встал и медленно пошел ему навстречу. Бугор отступил, но недалеко. Остановился. Набычился и замычал. Казах ответил мычанием. Ну, думаю, сейчас начнется! Не началось. Но и не закончилось. Они мычали без передышки весь день. Вечером пришел Джафар и сказал, что они могут так дискутировать целую неделю.
Действительно, рев стоял еще пару дней. На третий ни один из них не подошел ни к кормушке, ни к поилке. Джафар заволновался:
— Бугра надо в другой загон перегнать. А то драться будут. Убьют друг друга, а меня Салим накажет.
Я попытался его успокоить:
— Не накажет. Скажи бригадиру, что душанбинский доктор разрешил оставить в вольере. А вообще, лучше никому не говори. Я с ними буду все время. Убивать не дам. Отвечаю.
Но сердце, честно говоря, ёкнуло. Справлюсь ли с двумя гигантами?
— Они тебя слушать не станут, — недовольно пробурчал Джафар. — Но я тоже останусь. Люблю смотреть, когда быки дерутся. Только бы бригад не узнал… А драки сегодня не будет. Они всегда утром начинают.
Всю ночь Казах и Бугор не умолкали и не двигались. Тем временем бычарник жил обычной жизнью. Поднялось солнце, пришел Джафар, запрыгнул в сапоги, раздал сено и занялся уборкой. Быки, казалось, не замечали пастуха, позволяя ему расталкивать их и дергать за хвосты. У них были свои заботы — еда, водопой, мелкие стычки. Только двух бойцов все обходили стороной.
Я сидел на перилах забора с фотоаппаратом, внимательно наблюдал за происходящим, стараясь не упустить ни малейшей детали, как вдруг быки неожиданно, словно по команде, замолчали и медленно пошли на сближение. Остановились в метре друг от друга. Кричу:
— Джафар, сейчас начнется!
Он бросил лопату и устроился на заборе рядом со мной. Вольер вдруг словно расширился и превратился в арену. Все быки выстроились по сторонам, в отдалении. А на арене — Казах, готовый к бою. Мышцы под кожей буквально кипят. Могучую мохнатую голову венчают идеальные рога с легким изгибом, как у японского короткого меча вакудзаси, толстые в основании и изящно утонченные к верхушкам. Он еще слегка прихрамывает на переднюю ногу, что придает ему пиратский шарм.
Напротив него — Бугор. Приподнятая верхняя часть туловища делает быка исключительно элегантным, несмотря на его бойцовский вес в восемьсот килограммов. Высокий горб на холке, доставшейся по наследству от зебу, зрительно увеличивает рост. Все тело от шеи и до хвоста плотно набито живыми мышцами. Аккуратную, с резкими, скульптурными очертаниями голову, венчают мощные рога, изящно изогнутые вперед и вверх, будто снятые с самурайского средневекового шлема. Казах заметно проигрывает Бугру в весе. Но мы с Джафаром, конечно, болеем за Казаха.
Какое-то время быки стоят совершенно неподвижно, в упор смотрят друг другу в глаза, и только их тяжелое дыхание говорит о том, что назад дороги нет. Вдруг они одновременно отступают на несколько шагов назад, вжимаются в землю, и как по команде, как две громадные стальные пружины, выстреливают навстречу друг другу. И будто врезавшись в невидимую стену, замирают нос к носу на расстоянии не более двадцати сантиметров. Затем медленно расходятся на начальные позиции. Вновь сжимаются и выстреливают. Так происходит несколько раз, пока не наступает момент истины. Быки словно отключают тормоза. Сталкиваются на страшной скорости. Раздается треск и хруст, будто одна скала обрушилась на другую, и каждая крошится в пыль и мелкие камешки.
Джафар в ужасе толкает меня:
— Духтур, вместе в тюрьму попадем!
Его страх понятен. За гибель хоть одного из элитных производителей не погладят по головке ни пастуха, ни ученого, которые вместо того, чтобы изолировать соперников, допустили смертельную битву. Но так ли она смертельна, как кажется? Успокаиваю Джафара:
— Не бойся. Природа ценит быков-производителей не меньше, чем совхозное начальство. Не допустит, чтоб погибли. Создала их так, чтоб выясняли, кому водить стадо, но оставались живы.
Как бы подтверждая мои слова, быки после столкновения твердо стоят на ногах и вновь медленно расходятся для очередной атаки. Второй удар происходит с еще большей яростью и мощью. Затем еще. Еще. И еще. Вокруг арены собралось около полусотни зрителей. Это бойцы из первой, второй и третьей групп, многие из которых могут и сами претендовать на роль вожака. Они наблюдают за поединком внимательно и с неописуемым азартом. Дружина Казаха, повторяя в безопасном отдалении маневры вожака, во время атаки накатывает вперед живой волной и так же, одновременно с ним, отступает.
Примечательно, что баламуты из четвертой группы и парии из пятой не проявляют к поединку ни малейшего интереса. Они на отшибе заняты своими мелкими делишками — едой, водой, склоками. Разборки сильных мира сего их не касаются, они сами по себе…
Между тем, Казах во время отступлений начинает заметно прихрамывать на больную ногу. Бугор неумолим. Его удары обрушиваются на соперника со все большей силой. Казах вынужден принимать их, отходя назад. Бугор, по-видимому, чувствует его слабость и усиливает напор.
Тем временем тактика поединка меняется — быки, сцепившись рогами, начинают теснить друг друга. Казах хитро пятится назад по маленькому кругу, заставляя Бугра расходовать силы на лишние движения. Внезапно Казах резко отступает и неожиданно наносит Бугру несколько сокрушительных ударов, наотмашь, справа и слева. Бьет настолько стремительно, что противник не успевает ответить. Зашатавшись, теряет равновесие, однако приходит в себя и отступает. Готовит ответный удар.
Короткая пауза. Затем восьмисоткилограммовая пружина напрягается и выстреливает в вожака. Казах, вместо того, чтоб встретить нападающего лоб в лоб, уворачивается. Бугор проскакивает мимо, Казах наносит ему молниеносный боковой удар. Бугор теряет равновесие. Падает. Земля содрогается. Бугор пытается встать. Однако Казах, не дав ему опомниться, наносит серию сокрушительных ударов. Затем поднимает противника на рога и, сделав свечу на задних ногах, мощнейшим рывком опрокидывает Бугра на спину. И тут же сзади вылетает дружина Казаха и начинает катать поверженного быка по загону, как футбольный мяч.
Мы с Джафаром, не сговариваясь, спрыгиваем с забора и бежим разгонять беспредельщиков. Увидев нас, они поднимают Бугра в воздух своими комолыми головами и перекидывают его через ограду вольера наружу.
Через пару часов Казах лежит, как обычно, в окружении дружины, которая заботливо облизывает его со всех сторон. Бугор, отдышавшись, безропотно позволяет загнать его обратно в вольер. Побежденного никто не облизывает.
Оба быка целехоньки. Разве что получили ссадины и царапины. Бычья шкура — надежная броня. Ссадины вскоре заживают, а жизнь в загоне продолжает идти своим чередом, будто ничего не произошло.
Однообразие быта было нарушено ярким событием — первым выходом на пастбище. За зиму быки привыкают к загону и, как правило, не пытаются выбраться наружу, даже если ворота приоткрыты. И вот наступает весна, ворота широко открываются, а все стадо приходит в волнение. Трава за оградой манит свежестью. Оба пастуха — верхом на лошадях, а чабанские собаки доступно объясняют быкам, что пора трогаться в путь.
Первым выходит Казах в сопровождении охраны. За ним толпятся остальные. Серьезные мужики и юные баламуты ведут себя как стадо коров. Теснятся, толкаются, торопятся выбраться из загона. Надо пройти совсем немного по глинистой дороге, и впереди открывается волшебный вид на бесконечные зеленые холмы, за которыми начинаются заснеженные горы Бадахшана.
По дороге еще идут чинно. Но как только ступают на мягкую землю, покрытую сочной травой, начинается светопреставление. Быки, будто сорвавшись с цепи, несутся по полю в разные стороны. Скорее, скорее, прочь, подальше от загона! Они азартно топчут мягкую землю, взрывают ее рогами и копытами, подбрасывают высоко в воздух. Некоторые кидаются на траву, трутся всем туловищем о землю, катаются по ней, издавая гортанные возгласы блаженства. Весело скачут, сталкиваясь друг с другом, не соблюдая субординации.
Волнуется даже конь Джафара, на котором пастух едет без седла и стремян. Некоторое время он сдерживает жеребца, но потом отпускает поводья. Конь срывается с места и стрелой летит над зеленым весенним полем, а Джафар, плотно обхватив его ногами и слившись в одно целое, превращается в сказочного кентавра.
Только Казах, шествующий с высоко поднятой головой, разрывает утреннюю тишину мощным трубным рыком и продолжает невозмутимое движение в сторону пастбищ.
* Уважительно обращение, буквально — «старший брат» (тадж.).
* Бонитировка — определение продуктивных и племенных качеств животных путем оценки их по комплексу признаков.