(Э.Фет. «Последних полевых букетов шапки»)
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 4, 2020
Эгвина Фет. Последних полевых букетов шапки: Стихи. – Ставрополь: Ставролит, 2019. — Серия «На Кавказе».
И все-таки есть что-то притягательное в названии книги стихотворений «Последних полевых букетов шапки». Помню, как в Ульяновске на семинарах журнала «Дружба народов», которые проходили в рамках XIX форума молодых писателей, горячо обсуждали его. Почему-то всех пугало длинное название из четырех слов. Кто-то предлагал сократить до трех, кто-то — до двух, а кто-то и вовсе уходил в крайность и советовал автору ограничиться одним словом, дескать, для поэтической книги — длинное название кажется избыточным. Автор — Эгвина Фет — тихо настаивала на своем.
По результатам форума Эгвина была отмечена стипендией Министерства культуры РФ, и на эти средства она выпустила свою первую книгу стихотворений с тем названием, которое задумывалось изначально. Теперь я держу книгу в руках, снова и снова вчитываюсь в него и понимаю, насколько точна авторская задумка, где название книги будто стержень, земная ось, на которую нанизываются стихи. Кажется, поменяй его, сократи, чуть подрежь — и тексты, живущие по закону всемирного тяготения, потеряют необходимую точку опоры.
Книга почти лишена местоимения «я», и если оно где-то звучит, то исключительно как часть некоего единого целого, умещающегося в определение «мы», которое соединяет между собой автора стихов и человека, к которому автор посредством стихов обращается.
как хорошо устроена планета —
сама она вокруг своей оси
вращается,
а нам не надо это
проделывать вокруг своей оси.
но это совершенно не мешает
вращаться нам вокруг друг друга так,
что искры нам дорогу освещают
сквозь мрак.
Мир книги будто создан для них двоих («ты и я»). Но не сказал бы, что он абсолютно герметичен, закрыт от посторонних. Напротив, этот мир способен вместить в себя все и вся — от размашистых ставропольских гор до фантиков от конфет, от львовны до олеговых сапог, от чужой жизни до чужой случайной насильственной смерти. Все и вся, но с тем условием, что детали, которые наполняют мир, персонажи, попадающиеся на глаза главным героям, так и останутся антуражем, не претендующим на главенствующую роль.
что такое в траве мы вчера потеряли?
может, слово на букву.
мне вчера открывались незримые дали
и цветение клюквы.
Есть страх быть недопонятой. Отсюда попытки раскрыть, рассмотреть с разных сторон пришедший в строку образ (или метафору), объяснить его, расшифровать, сделать общедоступным. Тут как раз попытка уйти от пресловутой герметичности, раскрыться. Но чем больше автор старается, тем больше запутывает читателя. Хотя, скорее, здесь подойдет несколько другой глагол. Не запутывает, но опутывает. Так паучок старательно плетет свою паутину в ожидании очередной жертвы.
потянув за лески поводок
Вот она леска, которая поводок, вот она рыба на этом поводке, а вот она звезда, которая падает и тянет за собой леску, которая поводок, на котором рыба, у которой содержанье углеводов равно содержанью в рыбе слез.
вниз головой и шапка в бурый снег
слетела и лежит никто не хочет
подать руки и только глубже топчет
Стихи проще понять, чем рассказать о них. Причинно-следственные связи разрушаются, как только пытаешься уложить их в единую канву, пользуясь общепринятой человеческой логикой. Тексты направлены на подсознание. Именно там они царствуют, живут полной жизнью. Здесь, в реальном мире, им тесно. Как нельзя кстати вспоминается реплика, которая служит мерилом оценки многих стихотворных текстов: если стихотворение можно пересказать простым языком прозы, то и необходимость в таком стихотворении отпадает сама собой.
молчание
ничтожит даром речи
изображенье яблок на снегу
Автор не утруждает себя поиском философского камня в отличие от закоренелых метафизиков, с которыми сближается внутренним устройством стиха и которые, с одной стороны, вроде бы ищут философский камень, а с другой — отчетливо понимают, что этого камня в природе не существует. В стихах отсутствует поиск ради поиска. Первопричина, основа основ найдена и обозначена: любовь. Чувства любви определяют бытие. Чем сильнее чувства, тем полнее жизнь человека. Нет, не то чтобы полнее. Сама жизнь начинается с ними. Всё, что было до, — можно назвать скучным словом «существование» или, если хотите, «прозябание» — бессодержательное, бессмысленное, бесцельное существование.
спит машинист на станции конечной
и женщина кондуктор рядом с ним
в обнимку с сумкой из которой мелочь
тихонько подавала голос им
и снится машинисту как сверчок
поет и муравей идет на ужин
и как жена ложится на плечо
сквозь белый снег проваливаясь глубже
Но при всей своей убежденности в том, что ему — автору — удалось обозначить первооснову мира, он неустанно подвергает свои мысли сомнениям. Отсюда глубокая, почти трагическая ирония в стихотворении про Декарта и баклажан (радикальное сомнение), о морали и о том, как ее понимают марксисты (исторический материализм).
моя первая встреча с метро
состоялась в метро
«вснегумилев» — неожиданно найденное соединение слов и смыслов подобно клубку разматывается, раскручивается, фраза за фразой, буква за буквой, и вот уже перед нами чуть ли не спасительная нить Ариадны, помогающая выйти на свет из темного лабиринта после победы над своим собственным Минотавром. Все любовь, что спасает и дает право жить. По сути, книга именно об этом.