Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 3, 2020
Культура путешествий в Серебряном веке: исследования и рецепции: коллективная монография / сост. Ю.С.Подлубнова, Е.В.Симонова; предисл. Л.В.Маштаковой. — Екатеринбург; Москва: Кабинетный ученый, 2020. — 300 с.
«Культура путешествий в Серебряном веке» — конечно, в значительной мере книга-авантюра. В чем-то, пожалуй, даже и провокация. И это несмотря на то, что все, что в ней может быть отнесено к жанру исследований, выполнено в этом жанре с безупречной строгостью, а все, что умещается в категорию рецепций, — одно любопытнее другого. Нет, то есть как раз прямо вследствие этого.
Авантюрой и вызовом (сложившимся границам восприятия, междисциплинарной разметке да понятийной сетке — чему ж еще?) было сведение вместе, под одной обложкой и в рамках единого замысла — текстов аналитических, художественных и (особенно) тех, что успешно противятся любому жанровому определению. Да, есть среди них, кстати, и текст, который ничему такому не противится, зато ни к академичным, ни к художественным не принадлежит: это — единственное в основном разделе сборника интервью. Называется оно «Вызов авиатора. Авиационное турне Василия Каменского» и было дано поэту Юлии Подлубновой (одной из инициаторов и организаторов проекта) Зоей Антипиной. (Единственное, к чему тут сразу же стоит придраться, пока рецензент не забыл, — это то, что интервью стоило бы все-таки сопроводить хотя бы небольшим врезом, пояснив несведущему читателю, кто такая Зоя Антипина и почему именно с ней ведется этот разговор. Ну хотя бы сноску дать. — Дотошный рецензент, впрочем, уже выяснил, что Антипина — кандидат филологических наук, преподаватель кафедры журналистики и массовых коммуникаций Пермского государственного национального исследовательского университета, специалист по творчеству поэта Василия Каменского. Вообще, отсутствующий здесь раздел «Об авторах» пошел бы сборнику, несомненно, только на пользу. Впрочем, отсутствие такой справки — кажется, единственный повод придраться к этому насыщенному, информативному тексту.) Происхождение составившего книгу материала тоже довольно разнородно — не все тут писалось под проект, кое-что уже публиковалось в разных изданиях и в буквальном смысле вылавливалось из контекста; что же касается стихов, то они как раз в большинстве своем были написаны, по словам автора предисловия к книге Любови Маштаковой, специально для секции поэтической программы «InВерсия: Обна(ру)жение границ» фестиваля современного искусства «Дебаркадер», проходившего в Челябинске в сентябре 2018 года. Кстати, некоторые из них отчасти представляют собой реплики в разговоре участников этого фестиваля друг с другом и с иными собратьями по культурному пласту, буквально окликают их по именам или и вовсе, в силу известности имен участникам разговора, обходятся без оных — понимающим достаточно. Так, Екатерина Симонова в своем поэтическом цикле «Уехавшие, высланные, канувшие и погибшие» вспоминает не только многочисленных культурных героев Серебряного века, но и ныне здравствующих Геннадия Каневского, и Елену Баянгулову, и Юлию Подлубнову, и иных современников-соратников, а к неведомой собеседнице, обсуждая, в общем-то, ее личные проблемы, и вовсе обращается прямо: «Дорогая подруга, обращаюсь к тебе без имён, / ты всё равно поймёшь, что я обращаюсь к тебе / (поскольку заранее послала стишок в твою личку)…»
(Вопрос, имеют ли эти внутренние до эзотеричности разговоры отношение к Серебряному веку и культуре его путешествий, остается открытым, но на него можно ответить и так: да, тоже имеют, потому что в книгу включались тексты, не только целиком посвященные этим темам. но тем или иным образом задевающие их, попадающие в поле их тяготения. Потому что у каждой темы, вот и у этой тоже, есть плотное ядро — и рассеянная широкая периферия.
В эту периферию втягивается, может быть, каждый, кто думает, говорит, воображает что бы то ни было об эпохе русского модерна и ее особенных — а они, да, были особенные — взаимоотношениях с пространством.
Да, и еще одно, — тут придется забежать вперед, но так и быть, забежим: такие экскурсы в почти-сиюминутность при разговоре о Серебряном веке и путешествиях видятся уместными еще и потому, что речь в сборнике — и не только в цикле Симоновой — не раз заходит еще и о путешествиях во времени. И рамки представления о путешествии здесь вообще существенно расширяются, о чем мы еще скажем.)
Ну да, в некотором смысле это игра. Но вполне всерьез.
Читатель уже, наверное, догадывается, что разного рода рамки вся эта вполне разнонаправленная совокупность текстов успешно разламывает, да и обложку не разрывает только потому, что буквы этого еще не умеют.
Но вот на единый замысел, как ни парадоксально, — эта игра работает. И правильно, потому что сам предмет такого свойства, что одними только рациональными средствами не улавливается. Много в нем — и в путешествии как предприятии, и в Серебряном веке как умысле и вымысле, и, в особенности, в отношении к путешествию в то время — такого, что неотделимо от культурных мифов и напрямую апеллирует к архетипическим корням. Поэтому для освоения темы оказываются равно необходимы и аналитические, и образные, и интуитивные средства.
В результате перед нами три — по меньшей мере — разновидности текстов. Во-первых — рационально выстроенные исследования. Во-вторых — (чередующиеся с первыми) художественные произведения, представленные, правда, почти одной только поэзией. Исключения здесь три, и все — на грани между прозой и поэзией, с чертами и того и другого: два эссе Юлии Подлубновой — «Каштановый Париж» и «Только алый меч» — и поэтическая проза Марии Галиной «У каждого города свой запах…». (Магический, кстати, текст, завораживающий, сновидческий, таинственный. В нем главное путешествие — вовсе не по названным здесь городам: Одесса, Львов, Петербург, Москва, Лондон… Они — не более чем транспорт. А путешествуют здесь, на самом деле, по временам и реальностям. Правда, о Серебряном веке в этом эссе не сказано ничего… или почти. Не исключено, что именно оттуда в петербургском эпизоде текста слышно, как ходит по квартире, скрипит паркетом давно умершая прабабушка девочки-героини — по времени вполне подходит.) И наконец, тексты, активно обживающие межжанровое пространство. К таковым принадлежит и открывающий книгу (следственно — ключевой для нее) трактат Дмитрия Замятина о метафизике путешествия (кстати, и в нем о Серебряном веке — ни слова), и большой комментарий Александра Маркова к стихотворному циклу Симоновой, «Цикл с отброшенным ключом», разрастающийся до самостоятельного и самоценного эссе.
При этом у сборника явно есть стержни, на которых все крепится — и упрятаны они, для надежности, в самой его сердцевине. На эту роль, кажется, с полным правом могут претендовать концептуальные, вполне академичной выделки статьи. Задавая уровень академизма, они тем самым одновременно подводят под весь разговор твердое — как всякая рациональность — основание, но кроме того, рассматривая как будто конкретный материал, они формулируют на нем некоторые важнейшие обобщения. Это — «Урал как предчувствие: Заметки к геопоэтике Бориса Пастернака» Владимира Абашева и «Урал из окна вагона: средства коммуникации и травелог» Елены Власовой. Здесь сказано много принципиального о русском освоении пространства и самого представления о нем в обсуждаемое время. «С художественным освоением Урала, — говорит, например, Абашев, — в русскую культуру вошла новая модель геопространства, доминирующим началом которой стала не равнинная бескрайность, а темная и неистощимая глубина земли.» А Власова показывает, как поезд — казалось бы, просто средство перемещения «заставил современников увидеть мир по-новому, он сам стал “взглядом”».
Обратим внимание, что обе статьи — уральские.
Вообще стоит заметить, что недаром над составлением сборника работали и издали его уральцы: их стараниями у разговора — в дополнение к тому, что обычно приходит на ум при словах «путешествия в Серебряном веке»: Восток, Африка, Италия… — появилось значительное и плодотворное уральское (отчасти — сибирское и северное) измерение. Показано, как в первые десятилетия XX века Россия не только открывала экзотические страны и заново переосмысливала страны классические, истоки собственной культуры и цивилизации: она — с неменьшим изумлением — открывала и переосмысливала, а тем самым и создавала заново сама себя.
В основном — почти по умолчанию — в сборнике говорится о русских путешественниках, открывавших в своем Серебряном веке новые пространства (как, скажем, Константин Бальмонт и Андрей Белый — Египет, Николай Гумилев — Африку) или новые возможности путешествия как жанра. Но есть исключение: рассказ Елены Милюгиной о том, как предметом такого открытия (и неминуемо сопутствующего ему безудержного домысливания и идеализации) стала сама Россия для иностранца — Райнера Мария Рильке и спутницы его Лу Андреас-Саломе, людей, хотя и не принадлежавших в строгом смысле к «Серебряному» веку (это название традиционно относится именно к русскому модерну), но вполне разделивших типичные настроения эпохи и характерные для нее способы мышления.
Самое время сказать о происходящем в сборнике расширении рамок представления о путешествии. Как мы уже заметили, одно из основных направлений, в которых оно совершается, — это путешествие во времени. («Портал закроется через четыре дня. Надо спешить», — говорит себе лирический герой стихотворения Алексея Александрова, отправляясь в первое десятилетие прошлого века, запасаясь в путь всем необходимым: «Не забыть взять с собой новинки издательства “Воймега”, / Пусть, их листая, побесится Мандельштам». И совершенно то же происходит с безумным (ли?) попутчиком Александра Переверзина «в электричке Москва–Черусти», перемещавшемся меж временами через слив в ванной. К людям Серебряного века и обратно. А у Яниса Грантса в стихотворени, так и названном: «Во времени», — между временами, от одного своего обреченного читателя к другому, посмертно путешествует Блок.)
Однако есть и еще одно, неожиданное, измерение, которое распахивают авторы сборника перед представлением о путешествии. Это — движение по вертикали, в небо: блок материалов посвящен здесь авиации начала прошлого столетия, связанным с нею представлениям, ожиданиям, мифам. Тут кроме упомянутого уже разговора Юлии Подлубновой и Зои Антипиной о поэте-авиаторе Каменском необходимо отметить статью Елены Желтовой о культурных мифах вокруг авиации в России в 1900—1910-е годы. Казалось бы, при чем тут путешествие? — в самую последнюю очередь, если вообще, аэропланы рассматриваются здесь (и рассматривались современниками) как транспортное средство. Путешествие ведет авиаторов — показывают авторы — в первую очередь из стихии в стихию (с земли — в воздух), а по существу — из одного человеческого состояния в другое (разумеется — более совершенное). Вплоть до Первой мировой войны и отчасти еще во время ее авиация воспринималась прежде всего как героическое приключение духа и уж только потом — как все остальное.
И еще интересный вариант: стихотворение-центон Екатерины Захаркив «История падений в русской литературе. Серебряный век», составленное из взятых у авторов этого времени строк, в которых говорится о падении чего бы то ни было — от листа и снега до сердца. Тут — речь если и о путешествии, то только о совсем уж метафорически понятом: о перемещении из состояния в состояние, из статуса в статус.
И тут уловлена, может быть, главная — или одна из главных — интуиций, связанных для людей Серебряного века с самой идеей путешествия: оно — в первую очередь преображение, для того и предпринимается. А телесное перемещение как таковое — только средство, да и не такое уж обязательное. (Поэтому на равных правах с «настоящими» рассматриваются в книге и воображаемые путешествия, которым посвящена статья Анастасии Козаченко-Стравинской «Транссибирская магистраль как символ культурных отношений между Россией и Францией: литературные путешествия в 1893—1913 гг.»)
Не менее чем статьи и художественные тексты в книге интересны небольшие интервью заключительного раздела — с людьми, которые теоретически могли бы стать авторами основной ее части, но что бы то ни было этому воспрепятствовало. Каждому из участников этого заключительного разговора составители сборника, они же инициаторы всего проекта, задали четыре одинаковых вопроса: об актуальности и плодотворности сегодняшних обсуждений Серебряного века; об оптимальном языке описания заявленной в сборнике темы; о знаковых путешествиях рассматриваемой эпохи и о том, что они привносили в культуру своего времени и в поэтику самих путешествующих.
Тут — пусть в объеме отдельных реплик — сказано много дельного и о наших нынешних отношениях с Серебряным веком, и о недопрожитости, недопродуманности по сей день идущих от него смысловых импульсов, и о самом концепте «Серебряного века», сведшем воедино все тексты сборника. Особенно досталось концепту от Данилы Давыдова, резонно заметившего, что ему «представляется крайне неудачной и даже раздражающей сама терминологическая метафора “Серебряного века”» и куда грамотнее было бы говорить применительно к этому времени о «высоком модернизме» и «историческом авангарде», о «модернистско-авангардном антагонистическом двуединстве», а точнее всего — «о последнем “большом” стиле — постсимволизме, создавшем единый язык для самых разных групп и отдельных авторов».
А Анна Голубкова сформулировала главный смысл путешествий в эпоху высокого модернизма, он же — и причина нынешнего исследовательского интереса к ним: «путешествия литераторов привносили в культуру Серебряного века в первую очередь информацию о том, что происходит в мировом культурном пространстве, связывали их с актуальным литературным процессом того времени. Ну и кроме того, эти путешествия <…> совершались прежде всего в поисках Другого, причем этот Другой мог находиться как в особом пространстве, <…> так и в историческом прошлом».