Стихи
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 2, 2020
Надя Делаланд — поэт, литературный критик, арт-терапевт, кандидат филологических наук. Родилась в Ростове-на-Дону. Окончила Ростовский университет (ныне — Южный федеральный университет), кандидат филологических наук, преподаватель университета. Автор нескольких книг стихов. Живет в Москве. В «Дружбе народов» печатается впервые.
* * *
всё началось с предельной простоты
с голодной точки начавшей делиться
расти стучаться биться шевелиться
расти расти
мир не произошёл ещё но я
уже любила бархатистый запах
прозрачной тьмы и мне тогда казалось
она моя
она моя вселенная и с ней
я буду длиться вечно раскрываясь
но мир распался и она распалась
и стала свет
но там внутри меня на самом дне
следы её тоски животворящей
росли во мне сверяясь с настоящим
росли во мне
* * *
Прозрачная нежить палаты чумной
нагие кровати и тумбы
всё это лежало сегодня со мной
туда проводив и оттуда
всё это осталось и брезжило мне
как на остановке трамвая
серебряный звон пролетевший над ней
смеётся над ней выживая
я вышла из бледной больницы роясь
и страхи пуская наружу
я вышла боясь и пошла растворясь
мне было легко и не нужно
и вот я пришла на дорогу в огне
и ангел спросил глуховато
что было особенно ценным во мне
и в чём я была виновата
но слёзы текли по молчанию вдоль
я села на медленный камень
и глухонемыми про боль и про боль
я всё объяснила руками
и ангел вздохнул и взмахнул и взлетел
всем голубем на голубое
и я открываю глаза в темноте
и мне уже больше не больно
* * *
О, выправи мне слово, логопед,
пока седлает осень лисопед
и, как лиса, летит к опушке леса,
роняя листья — хрустки и сухи,
мне кажется, что я пишу стихи
(о, как ни назови их — будет лестно!).
Я всё ещё крапива красотой
осенней, засыпающей, вон той —
небесной, упоительно закатной.
Как будто бы я тоже ухожу…
Нет, еду, еду, руль я не держу,
смотри, он сам везёт меня обратно!
Впадая в прелесть лёгкого письма,
любуюсь тем, как красная тесьма
кленовой строчки прилегла уютно,
как всё совпало точно и само
всей радостью везёт меня домой,
мы едем-едем, ангелы поют нам.
* * *
закрываешься в музыку и идёшь
наблюдая ритмичность всего во всём
если зонтик оставить то будет дождь
выйдешь в чёрном слетит тополиный снег
и мелодией станет кружить и жить
даже в офисе не оставляя нас
если голову на руки положить
то заходит начальник который раз
два три раз удивляется два три
раз удивляется смотрит во все очки
но снаружи не слышно когда внутри
здесь вступают скрипки а здесь сверчки
* * *
Фонарь улыбчивый, лучащаяся ртуть,
немного бедствует в листве ошеломлённой,
в лице меняется и наполняет грудь
забытым ощущением полёта.
И если цвет его запомнить наизусть
и ночью выдать в полусне, не раскрывая
ресниц над озером, сияющим внизу,
то выпьешь, выйдешь по глотку к истоку рая.
В зелёном облаке мятущегося льна
и шёлка выстояв, но всё-таки поблекнув,
фонарь роняет золотые семена —
и в нарастающем истаивает блеске,
и переходит в застывающие ветки,
и надевает прошлогодние балетки,
сажает лето.
* * *
Открываете дверь, а она там стоит босая,
говорит, запинаясь в дожде, стекающем на сандалии:
«я играла вам на свирели, а вы не плясали,
я вам пела печальные песни, а вы не рыдали».
У неё в глазах зацветает и плодоносит
то ли вишня, то ли яблоня, то ли слива,
на глазах весна превращается в лето, в осень,
и белеют волосы холодно и красиво.
«Я играла вам на свирели», — стуча зубами,
повторяет, пока вы поите её чаем,
укрываете пледом, пытаетесь улыбаться, —
«я вам пела, а вы молчали, не отвечали».
Засыпает, и в тусклом свете горелой лампы
вы потом припомните, как у неё горели
щёки, волосы вились, пах невесомо ландыш,
и всё время кто-то играл на свирели.
* * *
то идут по верлибру снега
горожане в шапках и капюшонах
отрешённо и медленно как снежинки
в этой жизни они притворяются нами
именами собственными нарицают
отрицают память и созерцают
созерцают память и отрицают