Стихи
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 11, 2020
Шевченко Ганна Александровна — поэт, прозаик. Родилась в городе Енакиево (Украина). По образованию финансист. Автор трех сборников стихов, в том числе «Обитатель перекрёстка» (М., 2015), «Форточка, ветер» (М., 2017), и книг прозы «Забойная история, или Шахтёрская Глубокая» (М., 2018) и др. Лауреат Международного конкурса им. Фазиля Искандера (2017). Живет в Подмосковье.
* * *
В краях, где не смеркается луна,
где водятся холмистые ландшафты,
я инженером горным создана,
чтоб воспевать убыточные шахты.
Я помню, как вьюрок по вечерам
над дедушкиной хатой разрывался,
сиял сарай — величественный храм —
и слышалась любовь в курином гласе.
А до изобретения числа,
до спуска в человеческое тело,
драконом нарисованным была,
над кряжами донецкими летела.
Весенний свет — тюльпаны и ковыль —
осенний ветер — сломанный подсолнух —
я корабли сплетала из травы,
и отпускала плыть в радиоволнах.
Душа моя, большой метеорит,
видение в туманностях аргона,
лети на свет, пока ещё горит
звезда ночей во лбу у коногона.
* * *
В тупиковом проулке, за будками,
где кустарники наперечёт,
приукрасив себя незабудками,
моментальное время течёт.
Было, помнится: шум, революция,
веселились рабочих полки,
а сегодня свою Конституцию
исправляем движеньем руки.
И Земля, словно та каракатица,
утром с окриками петухов
уплывёт. Ничего не останется,
ни рассказов, ни пьес, ни стихов.
Вот уж облака, солнцем гружёного,
не заметен трагический сгиб,
только звёзды Андрея Платонова
светят так, что не видно ни зги.
* * *
Посмотреть на клён с балкона,
черепахе бросить корма
я спешу, минута — это
исчезающая форма.
Так вот встанешь в тихом доме
светом утренним залитом,
и поймёшь, что всё минуло,
что исчерпаны лимиты.
Пели иволги, а после
улетела в небо стая,
жил старик, но летом умер,
снег лежал, потом растаял.
Даже облако из пыли
постепенно стало солнцем —
всё когда-нибудь исчезнет,
всё когда-нибудь вернётся.
И костры средневековья,
и реформы вольтерьянства
растворились, время — это
обнулённое пространство.
* * *
Покуда солнце в форточке горит,
о чём молчать мечтательной натуре?
Я научилась с ветром говорить
о личности в большой литературе.
Откроешь лес — увидишь сериал,
и автора на ветке — паучиху,
Как тетерев Каренина сыграл!
Как Анна воплотилась в облепиху!
А ягоды трагических кустов!
А линия черёмух-королевен!
А яблони устойчивых сортов —
Улицкая, Сорокин и Пелевин!
Горчичный свет польётся с высоты,
деревья онемеют, станут голы,
и полетят, как жёлтые листы,
причастия, союзы и глаголы.
* * *
Дни не размножаются в неволе,
только лишь становятся сутулей,
а вчерашний день упал за поле,
словно сняли снайперскою пулей.
Утром за окном явился новый,
подвывая мусорной машиной,
томный, нерабочий, бестолковый,
с постной и подвыпившею миной.
Он такой же точно, как вчерашний,
будто нарисован под копирку —
будем на своей балконной башне
трепетать от птичьих перечирков.
Но уже, непасмурный и броский,
взят всевышним снайпером на мушку.
Посмотри, как в небе светит Бродский —
солнце в рыжеватых конопушках.
* * *
Весь этот шум — ненужная возня
в минуту выпадения росы,
однажды я услышу среди дня,
как шелестят песочные часы.
Грядущее закуплено в кредит,
будильник заведён, как автомат —
мы научились в космос выходить,
но разучились сказки понимать.
Когда-нибудь в журнале «Этажи»
напишет независимый эксперт,
что золотая рыбка — это жизнь,
а шапка-невидимка — это смерть.
И вот тогда я маятник качну
и приготовлюсь медленно ко сну,
и, шапку-невидимку натянув,
песочные часы переверну.
* * *
А соловьи стараются без толка —
весенний город, холоден и пуст,
закрыты заведения, и только
под сквозняками вздрагивает куст.
Идёт от солнца луч-гипотенуза
и вот уже он высветлить готов
конструкции Советского Союза
весёленьких собянинских цветов.
Вдоль трассы пять рабочих общежитий
рассветы держат шиферным хребтом.
На фоне исторических событий
я выгляжу беспомощным кустом.
Не хочешь, а проскакивают строфы,
материя цепляет, как репей —
в условиях глобальной катастрофы
что может быть никчемней и глупей.
Рождаешься прозрачной и безликой
и сочиняешь медленно потом
ту сказку, где была бы земляникой,
летящей птицей, розовым кустом.