Стихи
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 8, 2019
Попов Сергей Викторович — поэт, прозаик, драматург. Родился в 1962 году. Окончил Литературный институт им.А.М.Горького. Автор многих книг стихов и прозы, в том числе «Отдел теней и лавров» (Тамбов, 2017) и «Азбука буки» (М., 2017). Лауреат многих литературных премий. Живет в Воронеже.
* * *
«Женись на мне, а я тебе рожу
такого сына, что святого духа
к отцовскому слепому куражу
без спросу подмешает повитуха.
Чтоб навсегда в обличье малыша,
и до конца самой себе не веря,
твоя сиюминутная душа
облюбовала будущее время».
Ночь хороша. Душа на всех парах
живёт вчерашним и юлит при теле.
И разбивая разум в пух и прах,
не терпит календарной канители.
Конечно, да. Конечно, навсегда.
Хотя о том — никто ни сном, ни духом…
И поджигает шалая звезда
всю землю, оказавшуюся пухом.
* * *
Лето случится славным наверняка.
Сколько кружить безумью и жировать беде?
Прянет кромешный свет, расступятся облака
и на потешном вспомнится всё суде.
Будто судить дано лишь из ясных дней,
всё расставлять вослед по чужим местам
и убеждаться сдуру, что так верней —
только вчерашний воз и поныне там.
Перестановки, ясно, что не спасут —
лишь раззадорят полного мудреца,
чтоб вопреки всему был нестрашен суд
и выгорало впредь не терять лица.
Грянет июнь листвой гробовых времён,
заполонив зрачки первачу чернил,
что различать с рожденья приговорён
в лиственном шуме ропот безумных крыл.
Но западает издавна на тепло,
раннюю зелень, позднюю правоту,
дальнее оглушительное «алло»,
сухость послепраздничную во рту.
Пригород счастья, где теневая сеть
не сбережёт в ячеях чумную речь,
что за грудиной камнем слезы висеть
только и может, но не сильна сберечь.
Ветви заполнят небо, врастут в зенит,
правды и кривды станут игрой теней…
И никакая толком не объяснит,
что на свету бесславья творится с ней.
* * *
то тишиною то мошною
с устатку бредишь наяву
оплечь отечество смешное
сквозь листья смотрит и траву
хоть в жёлтом доме хоть в зелёном
живёшь в массиве вместе с клёном
немеешь в облаке дождя
под глинозём переходя
при этом ахая от жажды
узнать откуда чудеса
кругом возникшие однажды
как божья шалая роса
к чему безоблачное небо
какая в облаке потреба
но пуще сосен и осин
не ясен сам себе один
лесная родина учёта
контроля славы и труда
где в списке доблестей у чёрта
любое горе не беда
хоть множь вопросы без ответа
хоть отвечай за всё подряд
ты в жизнь не купишься на это
как лесоводы говорят
твой хинный привкус тих и стоек
неотделим как банный лист
едва ли в толк возьмёт историк
и разберёт натуралист
гроссбух где водкой смыто фио
описку давешнюю клио
вчерашний смех смешное ах
и веток вымученный взмах.
* * *
во сне сознание колеблется
в оконце зыблется весна
ужели ты монада лейбница
чья степень яви не ясна
о эти перлы метафизики
в предверье первого луча
что детства праздники и финики
что неба прошлого парча
но аналогий траектории
родней страдальцу от ума
в неукоснительной теории
а здесь безумная зима
а здесь иголками дырявится
ночного опыта кора
и близорукая упрямица
без спросу курит на ура
сквозного дыма энтелехия
течёт по млечному пути
и вместо логоса элегия
и слов слезам не обойти
и свет застыл и время замерло
и вся навечно из вчера
по философии экзамена
в мозгу засела немчура
сосновый абрис умирающий
твоих конспектов дело швах
но не пора но не пора ещё
что нам до опыта в словах
* * *
Недоработка богова, аховская на деле,
жутким родное логово видит в конце недели.
И отдыхая с присвистом от круговерти пресной,
знает, что взглядом пристальным день укорит воскресный.
Слова не молвит лишнего, не раскрылит знамёна —
пламя трудов услышано Господом поимённо.
Но подтолкнёт непрошенно в пустоворот по-новой —
даром надстройка сброшена базисом и основой.
Шарит душа-ленивица по закромам удачи.
Разве кому счастливится существовать иначе?
Подслеповата, тяготна, падка на сны и страхи —
та ещё баба-ягода, хоть и родись в рубахе.
По-комсомольски парится над языками жизни
вздорница и напарница выгоревшим в отчизне.
Но по любой сумятице определяясь в дело,
к огнеопасной пятнице мчится осиротело.
С позднезастойной удалью и на камнях былого
пренебрегает убылью, если находит слово.
* * *
Железобетонная дружба с умом
не оберегает в огне сетевом,
а лишь потакает дурить до утра
и всласть обжигаться о наше вчера.
Но беспроводной интернетовский свет
не одушевляет сошедших на нет,
а настропаляет бегом поутру
снаружи свою запирать конуру
и вскорости прыгать на поезд с ума,
чтоб озолотиться старьём задарма —
той определённо киношной весной,
что главная на Беговой и Лесной,
братаньями до мордобоя в конце,
тверской-поварской зеленцой на лице,
смешками вдогон и кафешками влёт,
всей братией, что вымирает и врёт.
И если арбатский асфальт и бетон
дадут колбасу порубить и батон,
то, видимо, всё-таки хором споём
о том, что не выйдет расстаться живьём.
И даром, что время уже без пяти,
а всё не собраться на поезд идти,
всё не отпускает запальчивый хор
приезжего в свой добровольный затвор.
Но розноголосие ждёт у дверей,
чтоб главное происходило скорей,
и определяться домой из кино
за искру безумия было дано.
* * *
А что не стало общим местом?
Бог маракует с тем же тестом —
прогоркло, сладко ли оно…
А как не выверни — одно.
И перед выпечкой развязки
ни зла не стоят, ни стыда
любые правды и побаски,
любая божья ерунда.