(О.Балла. «Время сновидений»)
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 4, 2019
Ольга Балла. Время сновидений. — М.: Совпадение, 2018.
Новая книга книжного обозревателя Ольги Балла «Время сновидений» — своеобразный гимн синестезии: описание видимого, слышимого, обоняемого, осязаемого и мыслимого. «Время сновидений» нельзя назвать «карманной литературой» в отличие от «Упражнений в бытии» (2016), хотя «дневниковая фрагментарность» ей тоже присуща. Но это и не сборник статей и эссе, подобный двухтомнику «Примечания к ненаписанному» (2010). И здесь велик соблазн согласиться с тем, что произведения, собранные в эту книгу, не укладываются в существующую систему жанров и представляют собой «новое бытование текста, ждущее корректных филологических определений и новых дефиниций»1 . Однако подобное письмо принято именовать эссеистикой: зыбкость и размытость жанровых границ предоставляет такую свободу. В этом литературном пространстве соседствуют труды Вольтера и Томаса Манна, проза Осипа Мандельштама и Иосифа Бродского, радийные скрипты Петра Вайля и Александра Гениса, журнальные колонки Льва Рубинштейна и Вячеслава Пьецуха. Эссе — это предельное внимание к предмету-объекту, его разглядывание, ощупывание, осмысливание. Эссеистика Ольги Балла носит автобиографический характер (если вообще такое определение может быть здесь уместно), однако воспоминания о реальных событиях, пространствах и вещах, связанных с бытованием автора, тесно переплетаются с ее размышлениями о жизни и мироустройстве вообще. Но книгу Балла нельзя пролистать на бегу или охватить целиком, она относится к разряду медленного и вдумчивого чтения. «Время сновидений» из тех прозаических книг, которые «нельзя пересказать, только процитировать» (Александр Генис).
Книга Ольги Балла составлена из произведений, часть которых уже была опубликована в разное время в периодических изданиях. Каждый текст наполнен метафизическими размышлениями автора, центральное место в которых занимают локально-темпоральные отношения. Эпиграфом к книге могли бы стать слова Бродского: «На самом деле, литература не о жизни, да и сама жизнь — не о жизни, а о двух категориях, более или менее о двух: о пространстве и о времени»2.
Основа композиции книги — ярко выраженный пространственно-временной континуум: единство двух планов, или «нерасчлененный поток движения во времени и пространстве»3. Так начинается книга: «Давным-давно, летом 1989-го, на своём 24-м году, идучи очередной обыкновенный раз через архетипический двор своего архетипического дома, я вдруг поймала себя на чувстве того, что детство наконец стало чем-то отдельным от меня — и что переживание мира тогда, оказывается, было совсем другим. Пораженная этим открытием, я принялась писать не то чтобы воспоминания, но реконструкцию тогдашнего восприятия всего». Но эта пространственно-временная неразрывность явлена уже в самом названии — «Время сновидений»: в культуре австралийских аборигенов «Dreamtime» — эпоха творения (сотворения) мира, установление существующих форм жизни и цикличность явлений природы.
Балла использует хронотоп как средство формирования и сообщения осново-полагающих компонентов текста, своего
рода — субстрат смысла. При этом авторская концепция обусловлена лирическим «Я». Постижение окружающей действительности субъективное — представления времени и пространства опираются на осознание, узнавание, фиксацию смены ощущений и восприятий: «… отчаяннее всего, жарче всего хочется — слиться с миром, стать им — при главенстве в этом соединении, конечно, себя, а никакого не мира. Себя увеличить за счёт мира, превратить множественное, чужое «не-Я» в своё огромное «Я», сделать вот это всё формами собственной бесконечной, неисчерпаемой личности. Прочувствовать каждую из форм как личную душевную и телесную реальность. Стать утренним солнцем. Стать булыжной мостовой, влажной после дождя. Стать тающим снегом. Проходящим мимо поездом. Случайной музыкой в подземном переходе. Жизнью каждого из людей, кто хоть как-то — хоть в воображении — заденет» («Работа убывания»).
Почти вся книга — сплетение «разновозрастных» мыслей и ощущений (восприятие запахов, звуков, цветов). Три временных узла — прошлое, настоящее, будущее — на ниточке жизни взаимосвязаны. Цикличность в его неизбежном постоянстве. Необратимость времени безусловна, а обратимость зависит от субъективного сознания. Ход времени в этой книге не просто линейное векторное движение (перспектива или ретроспектива), но всеохватное постижение, поглощение и осмысление (трансспектива). «”Детство”, “юность”, “молодость”, “зрелость” и “старость” — всего лишь разные модусы отношений с собой и с миром» («Работа убывания»).
Постижение мира и себя осуществляется через вещи: «Вещь — формирующий стимул жизни. <…> Вещь — соучастник и собеседник, “плоскость” для проецирования себя — экран и зеркало для человека. <…> Вещи — это всего-навсего возможность пощупать время руками» («Поэтика потерь: к антропологии вещи»). Балла отличает чеховское внимание к деталям, способность в трухе быта разглядеть основы бытия и рассказать о героизме повседневности. И старая жестянка из-под новогоднего подарка, наполненная ненужными мелочами, становится «Большой Коробкой С Пуговицами». «Каждая пуговица была тайным знаком, иероглифом неведомого свёрнутого высказывания, зародышем миров» («Время сновидений»). Рассыпанная азбука складывается в слова, слова — в книгу.
География книги разновекторная: детский мир комнаты и двора, полная запахами летняя дача в Челюхе, «маршрут на каждый день», Москва как Первогород, поэзия странствий и т.д. При этом все топонимы («дом» или «бездомье») неизбежно сопряжены с семантикой движения: возникает триада «время — пространство — движение». Времени и пространству в прозе Балла свойственны черты, определяющие человеческую жизнь, — длительность, подвижность, повторяемость (движение).
«Время сновидений» — книга поэтическая и поэтичная, насыщенная образами и словами, но отнюдь не многословная. Ольга Балла обращается к ассоциациям и аналогиям, чтобы сделать понятия доступными и наглядными. Постоянное и безудержное разглядывание и рассказывание мира. В этой неистощимости кроется невозможность объять необъятное — достичь всеохватности и глубины познания мира. Возможно, пристрастие к «лоскутному письму» обосновано этой недостижимостью: фрагмент как доказательство бесконечности, беспредельности и вневременности. Короб «опавших листьев» или карандашная система Вальзера — совершеннее, поскольку не претендуют на законченность, провозглашая самим своим существованием право и способность писать.
1 Чанцев А. Метафизическая динамика. // http://www.peremeny.ru/blog/22442
2 Бродский И.А. Большая книга интер-вью. — М.: Захаров, 2000. — С.111.
3 Гальперин И.Р. Текст как объект лингвистического исследования. — М., 1981. — С. 87.