Рассказ
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 11, 2019
Автор, сочиняющий под псевдонимом О.Камов, — специалист в области прикладной и вычислительной физики, окончил МФТИ, работал в одном из московских академических институтов. Рассказы опубликованы в журналах «Знамя», «Урал» и др. Предыдущая публикация в «ДН» — 2019, №5.
Куда он исчез — не знает никто, не я один. Но остальным до него дела нет: ну был такой старикан с нелепым именем — да сплыл, врезал прощально резиной своей тачки по асфальту одной из дорог, мало ли их вокруг. Пропал внезапно, незадолго до финала истории с нашими близнецами, от которой мама чуть умом не тронулась. Его дом стоит одинокий, потихоньку хиреет, крыльцо зарастает травой и дождавшимся своего часа агрессивным плющом, вероятно ядовитым, не проверял, лианы быстро дотянулись до самой крыши и уже победно ползут вбок по водостоку. С весны до осени около темного фасада вьются злые осы в полосатых тюремных спецодеждах желто-черного цвета, наверняка налепили себе немало гнезд под дощечками дранки. Покинутая «официальная резиденция» в окне моей комнаты на втором этаже — как на ладони, постоянно напоминает о хозяине. Будто он, слегка согнутый в пояснице, правое плечо едва заметно выше починенного левого, удивленно глядит на меня прозрачными серыми глазами, старается понять хитрый оборот неродного языка.
Когда он впервые появился в поселке, я заканчивал восьмой класс. Месяц в доме напротив, где до переезда на небеса жил Ехидный Джек, выли циркулярные пилы, стонали гвозди под ударами плотницких молотков, захлебывалась в высокой траве газонокосилка, постоянно паслись у обочины машины электрика и сантехника, однажды приезжал подъемный кран, легко приподнял один угол строения, а к концу дня вернул на место, оказались пустые хлопоты — теперь опять перекосило.
Только я вылез из школьного автобуса, услышал:
— Привет, сынок, я ваш новый сосед, Макс, но хотел бы попросить обращаться ко мне Горки. Очень просто: Гор-Ки, годится?
— Конечно, сэр, — ответил я в небольшом смущении: он же явный старпер, а я первые влажные сны с прелестными барышнями начал просматривать, по утрам просыпался смурной, обескураженный — что нас могло связывать? От неожиданности я забыл назвать себя, но папаше это не помешало:
— Сегодня в полдень въехал, где здесь приличный корм достать?
— Для собаки или для попугая? — уточнил я, потому, что, например, собачьих радостей всюду навалом, а качественное пророщенное семя для наших птичек мы брали исключительно в «Мать-Природе». Он рассмеялся:
— Для себя, я тебе кого больше напоминаю?
Не без труда занял позицию для отжимания на земле, поглядел на меня снизу вверх и громко залаял с переливами, очень похоже. Потом в три приема встал на ноги, хлопнул себя ладонями по тощим ягодицам, замахал руками, словно крыльями, подпрыгнул, закричал гортанно: «Пиасстрры, маззеррфаккерры! Пиасстрры! Бысстрро вывверрнулли каррманны! Пррисстрреллю наххерр!» И я понял: он мужик что надо!
Садился в его машину без колебаний — чего бояться такого хорошего человека? Мы быстро спустились с холма, доехали до лучшего в долине фермерского магазина, он купил мне два огромных вафельных конуса — с клубничным мороженым и с фисташковым, и пока я в тени работал с обоими, Горки успел затовариться не меньше чем на неделю: забил весь багажник. Назад я возвращался глубоко охлажденный и перебирал в уме все соленые и острые блюда, которые готовила мама. Заодно я думал, как нам повезло с новым соседом: ведь Джек, хоть о покойниках и не полагается, был то еще говно, дразнил меня все время. А этот над кем смеялся? Он над собой смеялся — чувствуете разницу? Перед тем как захлопнуть снаружи дверь его Форда, я немного наклонился, чтобы голову не ударить, и поблагодарил:
— Спасибо за мороженое, Горки, я Стивен.
— Полностью мое удовольствие, Стиви, жду тебя в моей официальной резиденции на днях, не стесняйся, заходи по-соседски, когда захочешь. — Реальный подарок судьбы.
«Горки, — пробормотала мама тогда, накладывая мне в тарелку вторую порцию наперченного по папиному вкусу мексиканского казероля. — Где-то я уже слышала это имя, рада, что он тебе понравился. Между нами, Джек-то был не очень, упокой господи его душу». «Г-г-гоки, гг-о-кк, г-г-г…», — веселились близнецы за столом, пытаясь выговорить незнакомое слово, мама глядела на них, как всегда, со скрытой болью. Она очень расстраивалась из-за их заикания, ждала с нетерпением, когда мои маленькие братик с сестренкой заговорят, наконец, нормально — ее обнадеживали все логопеды и в округе, и в Городе. Приколисты румяные, все у них в порядке, ничего внутри не нарушено, чего переживать-то зря? А наш трудоголик-папа привычно задерживался в своей лаборатории.
«Простор», — первое, что пришло в голову, когда я неуверенно переступил порог его дома: столб подсвечиваемых солнцем мельчайших золотых пылинок в гостиной уходил под самую крышу. — «Летать можно». Сто пудов: он переделал Джекову нору, где я ни разу не был. Сияющие стекла, узорный паркет… — музей Метрополитен.
— Горки, мне, наверное, лучше снять кеды.
— Забудь, — успокоил он. — Чистюля Альба из Кали наводит тут идеальный порядок два раза в неделю. Кофе, чай, соду? — более крепкого пока не предлагаю, надеюсь, без обид?
Он ушел на кухню за колой для нас обоих, я успел глянуть по сторонам: несколько ярких картин на стенах — совсем не разбираюсь, нравится все подряд. На камине большая фотография в рамке. Подошел поближе: Горки и с ним кто-то известный. Внизу размашисто: «Моему дорогому другу, профессору Максу Биттерману с благодарностью». Подпись в завитушках Ge… Bu… — ничего себе, сам президент Джордж Буш-младший, неслабые у него друзья!
— Проникся? — спросил хозяин, протягивая мне сразу начавшую потеть холодную жестянку. — Обычный акт вежливости, двухминутный разговор о математике на выпуске в универе. Вот если ты, лет, скажем, через десять-двадцать надпишешь фотку «Моему дорогому другу Горки» — будет намного убедительней. И вообще — забей на политес. Вспомнил: у меня же мороженое есть, не желаешь?
— Спасибо, может, в следующий раз, — еще чего не хватало, наелся на год вперед. «Другу» — неужели он со мной не играет: кто он и кто я?
— О чем будем беседовать? Желательно не о теоремах, я и за два часа не успею, даже если популярно. Да и не очень интересно, остыл, «саморастратил святые крупицы», как писал один патетичный мэн на родине. Чувак всю жизнь был энергичный, молодой-молодой, ребром ладони воздух рубил, когда свои стихи декламировал невыносимо. И вдруг вознесся, так сказать, помер нелепо. И все увидали, что в гробу маленький старичок лежит. Прости, чего в голову лезет, в общем, надоело мне преподавание, долго искал, где приземлиться, ваши края мне очень понравились: горки и долины, на север рулишь — почти Россия незабываемая, повернул на юг — почти экватор. Тепло. А старику — где тепло, там и родина — как один персонаж выражался, Лукою звали, он про капиллярный сосудик не знал ничего, не бери в голову, это я себе.
— Вы не старик, — попробовал я соврать неумело. Но он словно не заметил:
— И прекрасный Город Желтого Дьявола в двух шагах под носом. — Город известно какой, тут все говорят «Сити», но причем здесь чертовщина, спрошу, если не забуду, сейчас неудобно. — Кстати, насчет горок: с какой лучше начинать прогулки?
— С Орлиной, конечно, там наверху плато, ровное, как стол, знаменитость с недавних пор, может слышали, сэр?
— Про «звездолет»?
— Точно, все уверены, что студенты из местного колледжа устроили, но попробуй докажи.
— Боюсь надоесть с просьбами, но может скатаем туда, только в первый раз? Когда найдешь время, я никуда не спешу. Будешь моим Вергилием. А… — это великий поэт древнего Рима, чуть-чуть не дожил до рождения Христа. Грешен: не читал его никогда. А еще он персонаж «Божественной комедии», сочинения итальянца Данте Алигьери, семьсот лет назад написано, успеешь насладиться, если интерес появится, я в твои годы тоже не классику изучал, а научную фантастику да любовные романы. Правда, возможностей у меня тогда маловато было без интернета и гугла. У теперешних «пользователей» другая проблема: выбрать что-то достойное, не утонуть в океане информации, в триллионах пустых слов и зиллионах селфи плохо образованных тщеславных людей, дорвавшихся до модных гаджетов.
— И еще порнуха, — непонятно с чего решил я поддержать его мысль и сразу заткнулся.
— Не страшно, особенно для одиноких немолодых особей вроде меня, своего рода игра, плюс помогает воспроизводству ленивого тучного населения детородного возраста. Но тебе забава совершенно ни к чему, намного интереснее и приятнее овладевать основами секса с симпатичной сверстницей, чем подглядывать за дядями и тетями в замочную, так сказать, скважину. Ты умный, физически развитый тинэйджер, вступающий в лучшее время жизни. Махатма Ганди к твоим годам был женат несколько лет. Наверное, полезно для начала посоветоваться с родителями, не исключено, подскажут что-нибудь. И вперед. По крайней мере, будет что вспомнить на пенсии. Можешь не верить, но я часто повторяю в уме все свои подростковые приключения в деталях, и эти упражнения доставляют мне почти столько же радости. Тут я не оригинален, многие выдающиеся писатели в том же признавались. Или вот послушай гениальную блюзвумэн Этту Джеймс, о любви — он повозился с айфоном, и на меня из скрытых динамиков обрушился сильный, слегка хрипящий голос:
Сегодня молод
Завтра стар
Не разделив
Любви пожар
Зачем живёшь?
Земная доля
Так горька
This bitter earth
Can be so cold
Today you’re young
Too soon you’re old1
«Абсолютно свободный человек, говорит прямо, не юлит. Надо хотя бы погуглить про Ганди, и про Данте, да я и эту Этту тоже не знаю, — он же не делает никаких скидок на мою неграмотность, ему скоро скучно со мной станет», — растревожился я. Только советоваться с предками по поводу секса не тянуло, я весь этот джаз уже представлял. Более-менее. Теоретически.
Он хорошо подготовился к поездке на плато. Когда мы вскарабкались наверх, сразу достал из рюкзака навороченный дозиметр, включил, удовлетворенно показал мне:
— Смотри, Стиви, фон в два раза выше безопасного предела, «это жжж неспроста, подумал Пух». Но для корректности нужно сравнить с цифрами на соседней горке.
— Здесь кругом граниты, из них выходит тяжелый радиоактивный газ радон, в открытых местах он не опасен. А в непроветриваемом доме можно раком заболеть, как Ехидный Джек, который раньше в вашей резиденции жил. У нас есть бесшумный моторчик, он откачивает воздух с радоном из-под бетонной плиты фундамента и выпускает наружу через высокую трубу — называется митигация, папа объяснял.
— Вот теперь дошло, — сознался он. — Мне агентша по недвижимости что-то говорила про эту митигацию, ее перед самым моим въездом установили, я по тупости не понял с первого раза, спасибо за науку.
Мы обошли с ним все плато, видели остекленевшие следы «малых и больших корабельных дюз», странные отпечатки «обуви», схему «неизвестной солнечной системы», высеченную в гранитной плите, и совсем откровенный фейк новейшего происхождения — выложенную на земле из камней фигуру в три человеческих роста, с тремя гляделками и смешным загнутым краном, как для заварки чая в его русском бойлере «samovar».
Эти отвязанные энтузиасты гигантскую работу провернули: затащи-ка наверх паяльные лампы, кислородные горелки и прочий громоздкий инструмент да распиши-наваяй по плану, да сохрани все в тайне до времени. Наверняка вкалывали по ночам, зато по трудам и почет: тьму народа взбудоражили.
Но Горки не разделил моего несерьезного настроя:
— Ничего не стоит отрицать с порога, Стиви. Всегда, когда появляется что-то новое, первая реакция доброжелательных экспертов: «ерунда, не может быть». А какое-то время спустя: «старье, давно всем известно». Уверен, ты не раз встретишься с этим, человеческая природа очень устойчива. Последуем совету знаменитого монаха Оккама начинать с самой простой версии, предположим, тут проделка студентов. Делаем следующий шаг: а что толкнуло их на этот перформанс? Желание прославиться? Вряд ли, они же молчат! И никакой очевидной коммерческой подкладки типа открытия специального сайта в Сети, активизации туристских бизнесов в окрестностях, хотя в дальнейшем ничего исключить невозможно — экономические законы спроса и предложения никто не отменял. Я спрашиваю: а вдруг сама Гора неодолимо притянула чуваков? Пожалуйста, не делай квадратные глаза, хочешь, перемножу для тебя в уме пару трехзначных чисел, проверишь на калькуляторе, не поехала ли крыша у профессора. Хотя и такое уже слышал, когда в госпитале мне плечо собирали из осколков после той жуткой аварии. Натурально стал слегка заговариваться, особенно в первые дни, под морфинами — так это копы слишком рано начали меня допрашивать. Но я и в лучшей своей форме был бы бесполезен: все за секунду случилось, когда тот, как сразу выяснили, обкуренный малый выскочил из-за вершины холма мне навстречу на своем железном монстре. Узкая ленточка шоссе: один ряд туда, один обратно. Потом-то полегчало, а вначале только боль-боль-боль. И видения нетривиальные. Год после не мог ездить по неразделенным маленьким дорогам: казалось, каждый встречный водитель мне в лоб правит… А сейчас лишь голова чуть тяжелеет к перемене погоды. Прости, отвлекся, теперь попробуй вообразить, что Орлиная содержит в своей глубине что-то очень ценное, например, уникальный набор редкоземельных элементов. Такое богатство могло привлечь… — фантазирую: внимание внеземных цивилизаций, несравнимо более продвинутых. И они, давай присоединяйся ко мне, расшевели свое воображение, уж этого у тебя должно быть поболее моего — ты моложе! И они-и-и…
— Приземлили свой корабль прямо здесь! — выпалил я неожиданно, эта игра мне явно нравилась.
— Именно! Причем не обязательно в наши дни, может…
— Тыщу лет назад! — даже ушам жарко стало от разворачивающейся перспективы.
— Точно, Стиви, твой горшок получше варит. Или десять тысяч лет, к окончанию последнего ледникового периода. Команда успешно завершила дело и смылась домой. Но оставила…
— Следы?
— Определенно, — без них не бывает. Но время их сильно маскирует. Если только звездонавты не поставили тайный…
— Маячок! — вспомнил я прочитанный недавно фантастический рассказ.
— Читаешь мои мысли! И этот умный прибор стоит где-нибудь в неприступной пещере и дает постоянный сигнал «Я здесь, я здесь» — для будущих экспедиций. Или для нас, естественно невербально — когда наша наука и индустрия разовьются до необходимого уровня. Он и сработал, сигнал проник в студенческие мозги, ребята мгновенно захотели потрудиться наверху. Вот тебе и притяжение Горы! И нам, возможно, будет послана какая-то подсказка, как думаешь?
— Это значит, что мы доросли до понимания их технологий, мы ведь все вокруг изменить сможем! — меня уже трудно было остановить, руки чесались.
— А я о чем толкую, осталось эту штуковину разыскать.
— Горки, ты не против, чтобы я помогал тебе иногда?
— Конечно. Буду счастлив, — ответил он. И повторил: — Буду счастлив…
После трудов мы обедали в тени кривоватой маленькой сосенки захваченными из дома бутербродами, мои нечемпионские мышцы болели от непрерывных перемещений, нагибаний-разгибаний, измерений и сравнений. По моей чуть подрагивающей ноге медленно полз отвратительный слепень, но не было никаких сил его не то что прихлопнуть — просто согнать.
— Чудесный вид, Стиви, — он кивнул в сторону лениво расплывающейся в жарком мареве живописной горной гряды на севере. — Я очень благодарен тебе за нашу поездку. Не знаю, что бы делал без тебя. На Кавказе тоже горы замечательные. Высокие, снежные. И радона там много. Когда мне было примерно столько лет, как тебе сейчас, я ездил туда с родителями, принимал радоновые ванны из природных источников, это не опасно и действует как допинг: ощущаешь себя победителем, хочется петь, совершать подвиги и знакомиться с красотками. Кстати, кавказцы живут долго, хотя никто не заботится о митигации, вероятно, выработали имуннитет за тысячи лет. Знаешь, у меня и сегодня прилив сил, как от радоновой ванны. А как ты?
— Неплохо, — я попытался улыбнуться, — совсем неплохо.
Вскоре он излазил все горы вокруг, изредка вместе со мной, но чаще один. Он составил подробнейшие карты окрестностей и задумывался о геологическом зондировании наших скал электромагнитными волнами. Я не имел никакого представления, что это и как оно работает, но он успокоил меня, что и сам не очень, но надеется найти опытного консультаната. «Крупные проекты требуют объединения усилий многих специалистов», — он часто повторял эти слова, я запомнил и передал их папе. Папа без колебаний согласился, только хмыкнул слегка, правда, я не понял по какому поводу, но уточнять не стал: мой папа много знает, он настоящий инженер, как Сайрус Смит у писателя Жюль Верна, и ему ничего не стоит устроить импровизированную лекцию на пару часов. А у меня как раз не было свободного времени, я уже встречался с Эшли, и я ей нравился, а она нравилась мне. Мы давно знакомы, учимся в параллельных классах, но вместе совсем недавно. Она красивая, хотя если сравнивать с моей мамой, особенно по праздникам, — не очень и по-другому. До полной близости у нас еще не дошло, но все равно все было замечательно, точно как Горки признавался вместе с писателями. А основы секса — не за горами, уверен. Чего спешить?
Он еще раз удивил: оказалось, от походов на Орлиную он испытывает не один физический, но и необыкновенный эмоциональный подъем, часто вспоминает свое полное любви счастливое детство, бабушку, маму, папу, разговаривает с ними как с живыми и даже прикасается иногда. Я сразу освежил в уме потрясший меня роман о планете Солярис, где астронавты сходили с ума от созданных всемогущим океаном бессмертных фантомов-кукол, внешне не отличимых от близких людей, оставленных на Земле. Но несмотря на очевидные странности, Горки абсолютно не был похож на психа.
Однажды он затеял со мной разговор о неразрывной связи всего сущего. «Вообрази, — начал он как обычно, — что ни один наш поступок, ни один звук — от первого крика новорожденного до финального вздоха умирающего — не пропадает безвозвратно, а сохраняется как бы в Универсальной Памяти Природы. Более того, там же хранятся все явления, порожденные этим поступком, и все следующие, порожденные предыдущими, и такдалеетомуподобноеетсетера — голова не кружится? Это неисчерпаемый океан информации, внутренних противоречий тут не видно никаких — все связано со всем и влияет на все. К сожалению, здесь пока ловят рыбку одни фантасты, да в восточных философиях можно найти похожие идеи, конечно без ссылок на информацию и всем знакомые сегодня биты. С микроскопической точки зрения все вокруг — только волны, ты скоро узнаешь про корпускулярно-волновой дуализм, не парься по этому поводу, чего тут особенно необычного? Надо лишь принять правильную волну».
Его неожиданные рассуждения о нашей вроде бы обыкновенной жизни каждый раз поднимали меня от восторга выше Импайр Стейт Билдинг. Но за этим следовало жесткое падение — я не понимал, как сделать человечество счастливым — на меньшее я и не рассчитывал. Я попробовал посоветоваться с Эшли, у нее A+ почти по всем предметам, но, видимо, плохо объяснил его идеи. Однако моя подруга вовсе не стала смеяться надо мной, а наоборот, прониклась уважением и нежностью. Неудовлетво-ренный, в ближайшую субботу, когда мы всей семьей отдыхали на озере, я обратился к отцу. Он терпеливо выслушал мои бормотания, поднял с прибрежного песка мокрый камень, дал мне:
— Кидай в воду.
Вокруг никого не было, я бросил.
— Что видите, боцман? — спросил папа.
— Круги, капитан.
— Точнее.
— Волны.
— Верно. Подожди минуту. А теперь?
— Ничего.
— Опять верно. И где ваши волны, боцман? — спросил папа и сам ответил: — Они затухли, включая ту самую, правильную, ее уж больше не принять. Классические математики живут в мире строгих теорем и бесконечно малых величин, их в природе, слава богу, не существует. Мудрый царь Соломон три тысячи лет назад носил кольцо с надписью «Все проходит», вот кто точно знал о затухании. Изучайте физику, сэр. И историю.
А потом он вспомнил «Мне за тебя» — так всякий раз шептала его бабушка, когда хотела защитить маленького Горки. И нехитрое волшебство действительно работало, он ясно это понял после наших походов. И решил попробовать сам, во что бы то ни стало, ведь каждому надо стараться посильно делать добро.
— Я видел, Стиви, ваших близнецов недавно, замечательная пара, симпатяги. Мне показалось, что они немного заикаются, я прав?
— Точно, только не немного, а очень заметно, но как им помочь?
— Говорю честно, не знаю. Попрошу искренне — как она. Вверх погляжу. Мне-то помогло, поверь. Знаешь что — спроси-ка ты у своей мамы, не возражает ли она против моей попытки, — он обозначил пальцами кавычки, — исцеления? Так, пожалуй, лучше будет.
— Трудно поверить, — осторожно заметил я и добавил: — Извините.
— Ты слышал, что слово иногда ранит или даже убивает? Почему же оно излечить не способно? Это несимметрично и несправедливо, — хладнокровно отпарировал он без тени улыбки.
— Хорошо, я спрошу. — Ну что мне оставалось делать! Действительно подумаешь: в себе ли он?
Я вернулся домой, тихо переоделся и спустился вниз. Пока мыл руки, услышал мамины слова:
— Послушай, да он чистый псих, — о ком она? Быстро стало понятно: —Николь из розового одноэтажного на углу рассказала сегодня, что сидела недавно на приеме к неврологу рядом с нашим соседом Горки, обменялась вежливо парой слов, поведала ему о своих мигренях. А тот ей:
— Если хотите — с удовольствием попытаюсь вам помочь.
А она:
— И не предполагала, что вы еще и медицинской профессией владеете.
А он:
— Я математик, но я знаю «правильные слова».
— Понятно? Как тебе нравится? В двадцать первом веке! Кем он себя вообразил? Макс Горки сто лет назад был очень известный в России писатель, боролся за права угнетенных, как бы врачевал общество словом. Недолечил и сбежал с возлюбленной, красавицей-актрисой, на долгие годы в Италию на остров Капри, пристанище миллионеров — то ли продолжать революцию готовить, то ли от собственных недугов избавляться, а может просто жизнью наслаждаться — писатель высоко ценил женское общество, гугл не даст соврать! А еще я там вычитала, что умер он шестидесяти восьми лет отроду в поселке с названием, представь себе, Горки — прямо наваждение какое-то, в нескольких милях от Москвы. И ведь совсем нестарый был, как наши родители сейчас. Да, Николь даже собиралась прозрачно намекнуть сочинителю, что психиатр принимает этажом выше, но постеснялась, уж очень этот самозванец интеллигентно выглядит. Хотя настоящий Горки на самом деле тоже не Горки был, а… Все равно не произнесу правильно, а Горки — литературный псевдоним. В общем, сладкая сказка, Ментальному институту срочно требуются крепкие санитары. Человек явно с головой не дружит, тебе не кажется, что Стивену нечего делать в его доме? В конце концов, кто даст гарантии, что это безопасно?
Папа как в рот воды набрал.
Я потихоньку вышел в коридор, подошел к входной двери, беззвучно открыл ее и громко захлопнул.
— Стиви, медвежонок, вернулся? — отозвалась на шум мама.
— Да, — отозвался я. Ну о чем я мог спросить ее в тот день?
Когда мы увиделись с ним неделю спустя, он напомнил:
— Как дела, с мамой поговорил?
— Все в порядке, Горки, можешь попытаться, она не против, — пусть облегчит свою душу, ну что он страшного натворит своими молитвами?
Я не знаю, когда и как он «исцелял» моего брата и сестру, только три дня не было видно никаких результатов.
А на четвертый я проснулся в непривычной утренней тишине. Наши шумные близнецы внезапно онемели. Они вообще не заговорили в тот день. И на следующий. Ни единого звука. Играли, гуляли, улыбались, ели с аппетитом… Молча.
Мне стало очень страшно, я наконец не выдержал и выложил поздно вечером всю правду родителям. И сразу же невыносимо пожалел об этом.
Мама в те дни держалась из последних сил, а тут побелела смертельно, произнесла тихо, без выражения:
— Застрелю суку, — и двинулась к шкафу с бронированной дверью, где хранилось ее оружие — она была когда-то чемпионкой графства по пулевой стрельбе.
А папа, наоборот, покраснел, как помидор, закричал:
— Опомнись, в чем старик виноват? Что прошептал три слова непонятно кому и непонятно когда? Может, вспомнишь про Салемских Ведьм? Но даже их двести лет назад судили, прежде чем повесить. Постыдись!
Большего горя, чем в тот вечер, я не знал.
— Как дела, Стиви? — спросил он меня вскоре.
— Они молчат, Горки, — ответил я и пошел прочь.
А потом он исчез.
Мама сильно заболела тогда, она так же загадочно, как маленькие, перестала разговаривать, заботиться о нас, целый день читала книги в кровати и тихонько плакала. Я неумело пытался помогать ей, даже папа взял отпуск на своей ответственной работе, но у нас не очень-то получалось, мы впервые поняли, кто был настоящий босс и бесшумный мощный мотор в нашей семье. Папа через друзей разыскал в Городе лучшего специалиста по нервам, нам назначили аппойнтмент на ближайшее возможное время…
И вдруг, накануне встречи с медсветилом, тем невероятным ранним солнечным утром, в родительскую спальню спустились наши близнецы и красиво, плавно, громко… Будто пропели:
— Мамочка, папочка, можно нам сегодня со Стивеном пойти в гости к Горки?
Тут мама сходу зарыдала в полный голос, а с ней и все остальные, так что я, не досмотрев замечательного сна, через мгновение присоединился к ним и непроизвольно добавил свою долю в соленый океан семейной радости. Это ведь чудо — то самое, существование которого папа отказывался признавать. С тех пор близнецы опять ртов не закрывают, но больше не запинаются, а говорят четко и гладко, словно актеры в бродвейских мюзиклах через пуговки-микрофоны. И у меня нет никакого желания выяснять, откуда пришла помощь: от матери-природы по прогнозам докторов, от заклинаний профессора математики или прямо из Космоса — всем спасибо.
………………………………………………………………………………
На прошлой неделе почему-то захотелось поглядеть на неразгаданные следы с высоты орлов и дронов. Я открыл Google Earth, забил туда нашу Орлиную Гору, увидел скандальные узоры… И еще что-то новое, около больших дюз. Я приблизил картинку.
«TO MY DEAR FRIEND STEVEN» — метровыми буквами.
Значит, жив. Значит, помнит.
У нас теперь все отлично, может, вернешься?
Может, простишь меня, примешь мою слабую мысль?
А, Горки?