(Л.Прыгунов. «Сергей Иванович Чудаков и др.»)
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 9, 2018
Лев Прыгунов. Сергей
Иванович Чудаков и др. — М.: Издательство «Э», 2018.
«В жизни этого
персонажа отразилась судьба целого народа» — смешной школьный штамп-отписка для
не очень требовательного учителя. Но он не отменяет существования тех редких
произведений, в которых намечена связь между темной стороной русского
национального характера и самыми мрачными страницами нашей истории. Если
говорить о классической литературе, то первый пример, который приходит в
голову, — «Леди Макбет Мценского уезда»: под влиянием
страсти русский человек, а может быть, человек вообще, перестает различать
добро и зло или обнаруживает, что никогда их и не различал. Пример из области
масскульта — сериал «Кровавая барыня», его главная героиня Дарья Салтыкова —
беспощадно-жестокая, расчетливая, коварная, впадающая в безумие рабовладелица,
превратившаяся из жертвы обмана в мстительное чудовище. Иногда удивительно
емкие образы встречаются и в произведениях нон-фикшн. Не берусь судить о том,
намеревался ли Лев Прыгунов, автор книги о поэте Сергее Чудакове,
обнаружить эту нашу общую сердцевину, человеческую суть, которая управляет
нашей жизнью, но, как бы то ни было, ему это удалось.
Строго говоря,
мемуарная книга «Сергей Иванович Чудаков и др.» рассказывает не об одном
человеке, а о жизни артистической богемы в эпоху «развитого социализма». Но все
же главным стержнем, на который нанизано повествование, стала история
знакомства автора и поэта Сергея Чудакова. Фигура
главного персонажа достойна не только книги воспоминаний, но и отдельного
романа или полнометражного фильма.
Сергей Чудаков — поэт огромного дарования,
автор строк:
Любовь
и пьянство, поиски успеха
Всё
это сжато в скорлупу ореха
И
всё так просто, так легко и рядом:
Жизнь
как цветок и смерть как перстень с ядом.
Или:
Солнце
всходит и заходит,
А
в тюрьме моей темно.
Книг-журналов
не приходит,
Нет
ни цирка, ни кино.
Артистическая
натура, острослов, философ, иногда скоморох, иногда юродивый, иногда безобидный
плут… Несчастный, которого преследуют приступы душевной болезни (тяжёлым
психическим расстройством страдала и его мать). И при этом лжец, манипулятор,
вор и, хуже всего — растлитель и сутенер. Многолетняя дружба автора мемуаров и
его главного героя заканчивается попыткой последнего вовлечь в криминальную
деятельность сына своего друга. Немыслимый размах, невероятный контраст света и
непроглядной тьмы, изнурительные для читателя эмоциональные перепады от
восхищения и сочувствия до брезгливого отвращения, острая реакция самого
рассказчика на описываемые события создают огромной силы магнит, заставляющий
вас вчитываться в это повествование. Времена, когда гений и злодейство были
несовместимы, относятся, по-видимому, к золотому веку идеальной гармонии. В
нашей же хаотичной жизни все непоправимо и очень страшно перепуталось. За
изломанным силуэтом главного героя — зловещая тень прошлого. Лев Прыгунов
цитирует полученную им справку из архива ФСБ: «Чудаков родился в Магадане, в
семье начальника лагеря». Сочетание всех этих черт, свойств и биографических
деталей и дает повод говорить о Сергее Чудакове как
об олицетворении искалеченной натуры и загубленной судьбы народа, пережившего
войны и террор, людей, за чьими спинами стоят вышки магаданского лагеря.
На временном
расстоянии брежневский период может показаться застывшей водной гладью без
признаков малейших колебаний. И даже если в эту воду бросали камень, от него не
расходились круги. Книга Льва Прыгунова рисует совсем
иной образ. Здесь так называемый застой скорее похож на захлопнутый тяжёлой
идеологической крышкой котёл, в котором уже начинает бурлить кипяток. Автор
выводит на авансцену ярчайших поэтов, артистов и художников того времени. Среди
них широкой публике хорошо известны имена только Иосифа Бродского и, возможно,
Евгения Рейна и Олега Целкова. Об Олеге Осетинском,
Леониде Виноградове, Владимире Герасимове, Михаиле Ерёмине, Владимире Уфлянде, Олеге Григорьеве… публика слышит не так уж и
часто. Поэтому отдельной благодарности заслуживает попытка автора восстановить
искаженную официозом культурную иерархию того времени и саму историю
культурного процесса. Обилие исключительных личностей, которые проходят перед
глазами читателей, наводит на сравнение Москвы 60—70-х годов с центром в
артистическом кафе «Националь» — с Монмартром или Монпарнасом.
Лев Прыгунов
бывает резок и строг в оценках, но он также умеет выразить искреннее и
благодарное восхищение талантом, эрудицией, человеческими качествами своих
современников. Не глядя при этом на них снизу вверх, но и никак не выпячивая
себя и не пытаясь ничего присвоить. Громкие восклицания: «Боже, как мне
понравилось его стихотворение!», «Господи! Как он прав!» — и щедрые эпитеты:
«прекрасный», «гениальный» — буквально затапливают страницы светом и теплом.
Кроме собственно
воспоминаний, в книге много философских рассуждений, глубоких и, увы, очень
горьких. Особенно безнадежны слова о том, как легко управлять общественным
мнением и вниманием, как просто закамуфлировать и спрятать даже самые страшные
преступления государственного режима. О многоэтапном отрицательном отборе,
который прошел в ХХ веке русский народ, и его последствиях (книга Льва Прыгунова — страстный антикомму-нистический
манифест, разоблачающий злую абсурдность советской жизни). О том, что
человечество стремительно трансформируется во вредоносную бациллу, которая
вот-вот погубит Землю. А в самом финале прорываются сочувствие всем и каждому,
кто живет свою единственную жизнь, и острая боль от осознания быстротечности
нашего земного существования.
И наконец, еще
один веский довод в пользу того, чтобы прочесть эту книгу — стихи самого Льва Прыгунова:
Дни
мои шелестят, как листочки
Из
блокнотика-черновика.
Я
давно уж дошёл до точки,
До
последней, наверняка.
Может,
так и остаться в подвале?
Может,
разницы нет никакой?
Там
— до гроба карабкаться к славе,
здесь
— уже тишина и покой.