Повесть
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 6, 2018
Мария Кугель — журналист-расследователь. Родилась в Риге в
1966 году. Изучала германистику в Латвийском государственном университете,
занималась переводами с немецкого и испанского. Печаталась в журналах «Форбс Украина»,
«Огонек», «Даугава», «Этажи» и др. В «Дружбе народов» публикуется впервые.
Die Gedanken sind
frei,
Wer kann sie erraten,
Sie fliehen vorbei,
Wie nаchtliche Schatten.
Kein Mensch kann sie
wissen,
Kein Jаger erschieвen
Mit Pulver und Blei.
Die Gedanken sind
frei!
Walter von der Vogelveide
Я пытаюсь отследить чужую волю в
цепи событий, приведшей меня в эту историю, и не нахожу. Все происходило
совершенно случайно и в то же время закономерно проистекало из прошлого, как
это и должно быть в нормальной жизни. Итак, в 2006 году, через три года после
развода, я зарегистрировала аккаунт на сайте
знакомств.
То ли по неопытности, то ли из-за
фильтров на корпоративном сервере это удалось только с третьей попытки на сайте
с немодным и пошловатым названием «Девачка». Его
обитатели забавлялись тремя способами: вели дневники, болтали в чате и
упражнялись в остроумии в игре «Выбери ответ». Я по привычке принялась писать и
познакомилась с питерским дизайнером интерьеров, московским системным
аналитиком и капитаном рижской пожарной части.
А потом в жизни наступил
тотальный цейтнот. Умирала от диабета мама: инъекции, памперсы,
больницы, гипогликемический бред. По ночам мама кричала от боли и падала с кровати,
и я, человек вдвое легче нее, взгромождала ее обратно. Не ко времени предложили
должность замреда бизнес-еженедельника, на которую я нацелилась давно,
отказаться не хватило духа. Дети, сиделки, собака, вечерние сдачи номера в
печать, ночные крики, утренние побудки в школу, завтраки и обеды, два
наполненных доверху пакета из супермаркета ежедневно: я превратилась в машину
для выживания.
В конце концов, мама умерла,
предоставив мне жизненную свободу. Вновь зашевелились в голове романтические
мысли. Потом грянул кризис, доходы от рекламы упали, и мой журнал закрыли. Я
ринулась спасать семейный бюджет, спешно организовав свежий интернет-проект, но
у инвесторов тоже кончались деньги. Работа иссякла, но осталась колоссальная
инерция. Меня, привыкшую расписывать день по минутам и барабанить по клавишам,
буквально разрывало от неизрасходованной энергии. Промаявшись восемь бездельных
часов в редакции, я возвращалась домой через весь город пешком. Вспыхнул и
угас, едва начавшись, интернет-роман — мужчину испугал напор моих эмоций. Я
записалась на прием к психоаналитику, поставив замужество целью терапии, и
вернулась к виртуальному дневнику на сайте «Девачка.ру».
Человек меняет
кожу
написано: 28
апреля 2009.
Впервые в жизни
хожу к терапевту. Чувствую незащищенность и страх потери контроля. Ужасная у
этого человека работа. Однажды возмечтав докопаться до истины, он вынужден это
делать каждый рабочий день по нескольку раз на сомнительном по качеству
материале.
* * *
В начале кризиса в воздухе висела
истерика. Люди, объятые паникой, делали странные вещи. Моего соседа по
кабинету, редактора глянцевых приложений, вызвали на разговор учредители.
Бедняга владел запасной офшорной фирмочкой
на Кипре и входил в правление издательского дома. На следующее утро он, дрожащий
и уже пьяный, отравляя воздух перегаром, завел меня в гнусную
рюмочную. Правление вознамерилось провести через его кипрскую контору пять
миллионов баксов со счета материнского холдинга в
рухнувшем банке. Не обещав ему за риск даже комиссионных. До конца рабочего дня
он, набираясь дешевым алкоголем, изливал в мои уши ужас из придавленной
шантажом души: «Я сказал им, это противозаконно, меня посадят! Но они говорят:
на твою позицию много претендентов… »
В стране проходили муниципальные
выборы. Конъюнктуру сильно качнуло влево. В политику ринулись друзья и
знакомые, нацелившиеся на господдержку. Партии учреждались «на коленке». Один
из таких одноразовых политических продуктов, уже оплаченный спонсором, за его
спиной в считанные дни был перепродан лидером в неизвестные руки и вышел у
хозяина из повиновения. Товарищи, оставшиеся за бортом сделки, от возмущения
хватали ртом воздух.
Еще одну партию основал известный
революционер. Он только что вернулся из политической эмиграции, отсидел месяц в
тюрьме, вчистую выиграл суд у правительства и теперь
слегка опьянел от свободы. Революционер задумал политический перфоманс: учредил партию апатридов и подал документы на
регистрацию в расчете на скандальный публичный провал. Пришел в мой кабинет
уговаривать меня примкнуть к его рядам. По старой дружбе.
Ставя подпись, я вдруг
усомнилась. Что будет, если произойдет чудо и партию
зарегистрируют? Мне придется заниматься политикой? Ходить на заседания
думских комиссий? «Нет, что ты, это абсолютно незаконно!» — воскликнул приятель
в ответ на мои сомнения, по обыкновению скосив в угол карие семитские глаза.
«Впрочем, я тебя понимаю», — молвил харизматик, вдруг
уловив абсолютный характер моего допущения. И подняв на меня гипнотические
глаза, изрек: «Тебя все равно не выберут. Ты значишься последним номером в
списке».
Редактор глянцевых приложений, с
которым я делила кабинет, выяснил, что уже давно болен туберкулезом. Я пила с
ним из горла одной бутылки…
Новости оф
зе рекорд переполнили мое воображение и настойчиво
просились наружу. Я выкладывала их в дневнике на сайте «Девачка.ру» под грифом «только для постоянных читателей».
Единственным читателем дневника была я сама.
1 мая 2009 года.
Знакомый
говорит: «Я читал в газетах, что ты вступила в партию N. Молодец. Наконец-то ты
бросила нашу несуществующую экономику и занялась политикой!» О боже!
Несуществующей политикой! Вчера некий высоколобый экономист поблагодарил меня за к месту подброшенный термин
«постмодернизм». Он считает, что именно это слово точнее всего отражает жизнь в
стране, правительство которой пишет бюджет, основываясь на данных с сайта центробанка.
Где точка отрыва
от реальности? Является ли уже наша повседневная жизнь таким же
интеллектуальным конструктом, как политическая? Моя, например, жизнь, в которой
я избираюсь в депутаты городской думы в составе списка, ни один член которого
не имеет на то законного права?»
* * *
Постепенно в мой дневник
записывались обитатели сайта. Осью архитектуры «Девачки.ру» была блог-лента под
названием «Свежие записи в дневниках». Я, отлученная от ленты новостного
агентства, страдала от информационной абстиненции и приникла к этому источнику эрзац-новостей как к кастальскому ключу.
Записи пользователя под ником Гай пропустить было невозможно.
Он зацепил меня эротикой. Мне
казалось, меня не пронять блоговым эксгибиционизмом.
Я сама писала самую откровенную порнографию в первую эротическую газету СССР.
Но тут читался иной замысел. Пунктирный, неявный. Гай не искал любви женщин. Он
завладевал вниманием читательниц и знал, как его удержать посредством
постоянного возбуждения простых и сложных желаний, которые не собирался
удовлетворять.
Я узнала из его дневника, что он:
основал и редактировал газету независимых расследований (приватизация, рентные
слияния и поглощения, войны компроматов, свадьбы и разводы бизнеса и власти).
Он побывал на войне и стоял безоружным под дулом автомата; ушел от двух жен; у
него была взрослая дочь; бизнес; и видная должность в мэрии; он якобы обладал
даром точно предсказывать события и признавался, что близкие называли его
шаманом. Он писал книгу о любви. Он пил и шатался по клубам. Хвастался домом на
Рублёке и квартирой на Фрунзенской
набережной. Для человека, обладавшего публичностью такого качества, Гай был до
неприличия щедр на подробности своей биографии. Но фото в дневнике
отсутствовало. Гай детально описывал свою внешность, но цельного образа этот
словесный набор особых примет не создавал.
В его профайле
имелась ссылка на прежний дневник, оборванный внезапно в конце труднообъяснимой
истории, которая развивалась стремительно прямо на глазах у читателей. Гай
попал в любовный треугольник между виртуальной девушкой и реальной. Причем
виртуальные отношения казались более осязаемыми, чем реальные, «запах по
проводам», и их разрыв сыграл для него роковую роль, дав повод пережить
предательство настоящее — и предать самому. Предательство было скрытым ключом к
обоим его дневникам. Оно загоняло его, словно Рапунцель,
в башню недоверия, земля вокруг которой кишела рыцарями в женском обличье. Но
трудно было не заметить, какие перемены произошли с автором за три года от
первого поста первого дневника до последнего поста второго. Вначале он был
прост, искренен и доверчив.
Второй дневник он писал страстно,
повторяя зачины, рубя тексты на короткие ритмичные фразы, удлиняя периоды к
концу и приводя читателя к парадоксальному выводу. Отличный ритор, он вызывал
безотчетное доверие и требовал от читателей безоговорочной веры.
Это было чистое шаманство, и
между собой читатели его дневника спорили, колдует ли он намеренно, или гипнотический
ритм его речи выражает внутреннее напряжение, попытку успокоить, уговорить
самого себя. Ощущение немого крика, бессмысленного слепого кружения, топтания
на месте присутствовало в каждом посте. Мучительный поиск некого смысла внутри
себя, который откроется вдруг, и все завесы с тайны мироздания спадут. И этот
смысл, видимо, лежал во взаимоотношениях полов.
Женщины любят надрыв. Они все,
перебивая друг друга, помогают искать выход, и каждая думает, наверное, что
если она найдет, то этот великолепный мужчина, могущественный, умный, с такой
сложной судьбой, но такой близкий, такой смешной и трогательный, что он выберет
ее. И я, увы, тоже ввязалась в эти поиски, бесплодные по замыслу.
И вот мы сидим в интернете
практически круглые сутки. Пара-тройка десятков женщин и пяток мужчин.
Убеждаем, спорим, соглашаемся, спорим, соглашаемся, в зависимости от личного
опыта и склонности к протесту либо конформизму. И все вместе ходим по кругу.
Этого добиться легко. Достаточно просто не позволять никому найти выход. Никакой.
Ниоткуда. Для этого можно менять на ходу посылки, ловить на неточностях,
выхватывать из контекста. Возвращать обвинения нападающему. Подозревать в
лицемерии. Не отдавать инициативу никому и никогда. Формулировать задачи, в
принципе исключающие решение. Ахилл никогда не догонит черепаху потому, что
когда он преодолеет расстояние, которое его от нее отделяет, она проползет еще
немного…
Предает первым
тот, кто допускает мысль, что другой может его предать. Сама эта мысль уже
является предательством.
Любой ответ на это герметичное
утверждение втягивал человека в самооправдания, но мало того: получалось, что
априори Гай узурпировал право аудировать мысли
читателей.
Со временем записи в его дневнике
становились все более лапидарными, казалось, он нашел простую и малозатратную формулу поддержания постоянной активности
читательниц, и это было его целью. А порой создавалось впечатление, что
постепенно, но вполне намеренно Гай снижает уровень беседы и провоцирует женщин
на непристойности. Если женщина признавалась, что не может материться, Гай
объявлял ее закомплексованной и внутренне
несвободной. Однажды вся честная компания в течение нескольких дней обсуждала
шутливый текст, посвященный акту дефекации.
Сотни комментариев, он отвечал
каждой и каждому, личная переписка в чате со
множеством женщин и мужчин, на которую он постоянно ссылался на этом сайте и
еще на одном, по мобильному телефону. Сколько времени это должно было занимать!
Каждый новый пост — перелицовывание старых мыслей и
одних и тех же биографических сюжетов, в которых он выступал то действующим
лицом, то рассказчиком. И все свелось однажды к простому и короткому символу
веры:
Мужчина ради
любви должен сделать все.
Женщина ради
любви должна от всего отказаться.
Если нет — ты мужик в юбке, баба
с яйцами. И странное дело, этот ярлык воспринимался как приговор гадалки.
Ненастоящая женщина! Не достойна счастья! Мужик твой
будет тряпкой, а виновата ты сама! Феминистки оборонялись, обвиняли и убеждали,
конформистки грубо и откровенно льстили. Он брал
сторону то тех, то этих, периодически выделял какую-нибудь одну, отдавая ей
переходящее знамя правоты и обращая на нее ненависть всех остальных.
* * *
Гай вызывал у меня страх столь же
безотчетный, сколь явным было мое восхищение им. Во мне поселилось неутолимое
желание завладеть его вниманием, пробить его герметичную неуязвимость.
Разозлить, смутить, хотя бы на мгновение выбить из колеи или просто рассмешить.
Я радовалась, если в ответ на мой комментарий он обильно сыпал смайликами и
даже — если разражался длинной отповедью. Но чаще он обдавал меня холодом
снисходительного равнодушия. Следуя непременному правилу отвечать всем, он
оставлял на мою долю короткие дежурные отписки. Его восхищение принадлежало не
мне.
Прежде чем я увидела тебя, такую
белокурую, такую великолепную в черном дизайнерском платье, энергично шагающую
к моему подъезду с зеленой обшарпанной дверью
прекрасными ногами на высоченных каблуках. Такую
неуместную с большим самсонитовским чемоданом,
громыхающим колесами по разбитой отмостке на фоне
поселка для рабочих завода силикатного кирпича. Даже зная о смертельном ужасе,
сквозь который ты пролагаешь каждый свой день, каждый свой шаг. И что это
именно я помогаю тебе преодолевать его и вытягиваю из беспросветного отчаяния
длинными еженощными разговорами в чате. Даже зная, что это я нашла тебя, рискуя
собственным рассудком, спасла тебя, предупредила, и это ты хватаешься за мои
слова в интернете как за соломинку…
Даже тогда я все равно уже знала,
что ты лучше меня. Моложе, прекрасней, успешней, умнее, сильнее, добрее и
счастливее. Потому что Гай об этом написал в своем дневнике.
Ты и страдающий вслух Печорин
были двумя мифологическими героями его дневника, вокруг вас завязывались все
сюжеты и вертелись все разговоры. Он многократно и настойчиво признавался в
любви к вам обоим. Ты была его музой, Прекрасной дамой. А Печорин — несчастный
молодой эскапист, заливающий протест против надвигающегося миропорядка водкой —
объектом нежного и жалостливого отцовского чувства. Видел ли Гай в нем себя?
Он лишил вас с Печориным
человеческих лиц, превратив в аллегории. Точнее, в притчи во
языцех, мишени для упражнений в злословии ревнивых женщин. Он заслонял вами
свою частную жизнь, как щитами, потому что постепенно от его былой
откровенности не осталось и следа. Предложив тебе дружбу, я даже не подозревала
об истинном смысле этого движения души. Мной поначалу владел вполне
эгоистический мотив: я сама стремилась избавиться от наваждения, а для этого
мне нужно было очеловечить его главную легенду — тебя, нащупать за твоим
образом живую девушку.
Гай посвятил тебе, кажется, около
двух десятков постов: красивых, страстных, но… подлых. Помню, он описывал сон:
в кабине душа стоит обнаженная девушка, стекло матовое, он разговаривает с ней,
но ее не видит. Он хочет близости и знает, что нужно просто толкнуть дверь. Но
она запрещает. Нет, поправляет себя автор, девушка просто не просит его сделать
это. Девушка ждет, и мужчина знает это, и знает, что она знает. Но не может сам
преодолеть границу между бездействием и действием. И когда он, наконец,
решается и толкает дверь, он уже знает, что девушки за ней нет. А проведя рукой
по стеклу, обнаруживает, что оно прозрачное, просто запотело изнутри.
Ахилл никогда не догонит
черепаху, потому, что это не входит в его намерения… Ты стояла
словно в свете прожекторов, одна-одинешенька на сцене, и у меня возникло
неприятное предчувствие: он приучает тебя к вниманию, чтобы потом лишить его и
наблюдать, как ты делаешь глупости, роняющие твое царственное достоинство, в
попытке вернуть status quo.
Я прекрасно помню, с какой записи
начала его комментировать. Он признался, что его молодой коллега из
администрации повел себя нечистоплотно по отношению к внешним контрагентам.
Точнее, завысил откат вдвое сверх положеного за
спиной у коллег. И Гай маялся месяц моральной
дилеммой, покрывать ли партнера, сохраняя корпоративную лояльность, или вывести
на чистую воду, восстановив справедливость. Писал, как он блевал
в туалете от отвращения к себе и ситуации, а затем все же вывел «крысу» на чистую
воду. Я, помню, наивно заявила, что сама блевала бы в
тот же вечер.
Именно тогда я решила с ним
познакомиться лично, и он открыто и приветливо отвечал мне в чате. Он писал орфоартом, я заметила, что это не добавляет общению
интимности, он согласился. Он собирался в Ригу, не по делу, просто так. Я
предложила встретиться за чашкой кофе. А потом он вдруг быстро свернул
разговор. То ли я спросила лишнее о службе. То ли обидела его, предположив, что
исписался. Но разговор оборвался на полуфразе.
Тогда я мгновенно загрузила в поисковик его имя, отчество,
которое он назвал не однажды, и слово «газета». И Google
в первой же строчке выдал мне фамилию Гая, название газеты и должность в
городской администрации. Но фото его, к моему вящему удивлению, отсутствовало
даже в интернете.
Впрочем, о природе внутреннего
конфликта, разъедавшего подсознание Гая, мне удалось получить совершенно
случайно вполне достоверные сведения, и отнюдь не от него самого. В то время
одна из пользовательниц сайта, студентка филфака,
писала дипломную работу о выражении эмоций в языке интернет-общения. Я заинтересовалась темой и
попросила прислать почитать. В работе содержался добросовестный количественный
анализ текстов из дневников, в том числе и Гая. По частоте употребления в его
текстах преобладали эпитеты, выражавшие вину и раскаяние.
* * *
В начале лета разгорелась
читательская активность в одном девичьем дневнике. Его хозяйкой была, судя по
данным в профайле, красивая темноволосая девушка
двадцати шести лет по имени Инна, ник — НАВСЕГДА. Судя по ее рассказам,
мать-одиночка с неопределенной, но ответственной работой. Личных примет и
склонностей за ней не наблюдалось. Она вызывала у меня одновременно симпатию,
уважение и сильное недоверие. Гай, который редко отмечался в чужих дневниках,
ее комментировал, она комментировала Гая.
Писала она о вещах, актуальных
для многих. Инна будто читала сокровенные мысли людей, сама предпочитая
держаться в тени. Ко всем благоволила, называя по имени, а не по юзернейму, но бесполезно было пытаться вызвать ее на
откровенность. Она мастерски вела дискуссию и наблюдала за реакциями
пользователей. Существовал стилистический разрыв между текстами комментариев и
постов, а посты, казалось, принадлежали перу разных людей. За слогом
комментариев мне мерещилась не двадцатишестилетняя девушка, а умный немолодой
мужчина высокого роста. Наверное, дело даже не в росте, а в объеме легких, ведь
каждый пишет, как он дышит. Эту строчку из песни Окуджавы следует понимать
буквально: речь человека, устная или письменная, определяется ритмом дыхания.
Когда события заводят тебя в
историю, в которой ты не должен был оказаться, ты задним числом всегда
пытаешься определить ту точку сюжета, в которой произошел роковой поворот. Где
ты совершил ошибку? Однажды приятель, читавший вместе со мной дневник НАВСЕГДА,
прислал неожиданное сообщение: «Инна тырит посты по
всему интернету. Я уличил ее в этом, и она немедленно удалила ворованое». Приятель предположил, что девушка, не умея
писать, ищет дешевой популярности.
Я же, следуя интуитивной догадке,
ответила ему, что это не дневник вовсе, а проект, и создан он не для
удовлетворения личного тщеславия, а совсем в других целях. И ведет его вовсе не
девушка, а мужчина. А авторство можно установить, внимательно присмотревшись к
комментариям с характерным графическим строением «елочкой» и инверсией,
придающей речи эпическую размеренность. И глубиной… Глубина и широта мысли,
эпический охват реальности мешали мне увидеть их автором юную и, судя по фото,
тщеславную девушку. Приятель ответил, если уж допустить, что хозяин дневника
мужчина, то так на сайте пишет только Гай. И он был прав.
Этот знакомый ритм глубокой
страстности.
Ритм мышления,
Ритм речи,
Ритм дыхания,
Он не оставлял никого
равнодушным,
И я влюбилась в него.
Я влюбилась в ритм.
Вот здесь и случилась поворотная
логическая ошибка. Точка отрыва от реальности. Я решила, что человек, который
пишет, как Гай, и есть Гай. Мысль о том, что кто-то другой может подделать его
стиль с намерением ввести меня или кого-то еще в заблуждение, была в тот момент
слишком сложна для меня. Она предполагала слишком громоздкий замысел. Допусти я
такую мысль, и уравнение приобрело бы бесконечное число неизвестных, а я,
возможно, смирилась бы с его принципиальной нерешаемостью.
Накануне мы с приятелем обсуждали
цели общения разных людей в интернете и различные способы приобретения
популярности. «В моем дневнике и в дневнике Гая характер комментов совершенно разный, — писал мне приятель. —
И аудитория совершенно разная, хотя и там и там почти исключительно женская».
Я отвечала: «Ты, дорогой мой, философ, и пребываешь в поисках истины, пусть
даже она скрывается от тебя в борделе. Цель, преследуемая Гаем, иная, он
упивается тайной властью. Его дневник — это сераль».
Весь вечер я напряженно
размышляла над двойной загадкой призрачного родства дневников НАВСЕГДА и Гая.
До рези в глазах сличала тексты, подсчитывала прилагательные и глаголы. А
наутро решилась задать девушке вопрос. Но не лобовой. На прямое разоблачение у
меня уже не хватило бы духу. Я выразилась намеком: «Знакомый слог, знакомая
пунктуация». И получила в ответ: «Ты, Анна, как Шахерезада,
не перестаешь меня удивлять». «А кто султан?» — я вздрогнула у монитора от
неожиданного совпадения, но отбила мяч. «А султан тот, у кого много жен,
— ответила девушка НАВСЕГДА. — И он замыслил недоброе».
Я встревожилась: «Кто в опасности, кого спасать?» — «Султан женщин
убивает».
Итак, мне недвусмысленно дали
понять, что между двумя дневниками есть прямая связь. И что дело здесь
затевается опасное. И, наконец, я могла предположить, что человеку, пишущему
эти строки, в силу полномочий, более широких, чем у обычных пользователей,
доступна чужая частная переписка в чате.
Позволив увлечь себя на путь
иносказаний, я совершила вторую фатальную ошибку. Я предполагала, что под личиной девушки со мной говорит мужчина и что он —
совершенно конкретный мужчина, имеющий имя, историю и должность. Я дразнила,
уличала и провоцировала, пользуясь его же оружием — намеком. Увлекшись игрой
«маска, я тебя знаю», я не заметила, как она опасна. Мое сознание
раздваивалось. Я пускалась в свободное плавание по волнам догадок, одновременно
прочно придерживаясь «официальной версии».
Я предполагала, что НАВСЕГДА —
это Гай, и одновременно допускала, что НАВСЕГДА — это не Гай, а Гай — это не
НАВСЕГДА. В своем дневнике он по-прежнему демонстрировал мне высокомерие
государственного человека. А она показывала себя девушкой мягкой и деликатной и
даже, кажется, испытывала ко мне несколько снисходительный интерес. Гай в
обличье Гая по правилам какой-то не мной придуманной игры не мог проявлять ко
мне интерес и выказывал расположение тайно, в обличье НАВСЕГДА. И получалось,
что мне эта травестия была даже на руку.
Опасность эзопова языка
заключатся еще и в том, что слова могут значить то, что они значат, и
одновременно что-то еще. Мою мысль можно было направить в любом направлении,
отличном от прямого. И этот таинственный второй смысл
был более притягателен и желанен, чем очевидный, такой скучный и плоский. Тем
более что и сама очевидность в текстах НАВСЕГДА была какой-то придуманной,
призрачной, обильно усыпанной символами и сказочными сюжетами с сексуальными
подтекстами: Шахерезадами и Аладдинами, Аленькими
цветочками и Чудовищами. И все это богатство истинных потайных смыслов,
рождающих томление внизу живота, — только для меня, в то время как профанам (думала я) предназначалась откровенная, банальная,
незамысловатая ложь.
НАВСЕГДА писала, что по окончании
рабочего дня едет домой к грудному ребенку. Но ничто решительно в ее дневнике
не выдавало сентиментальности молодой мамаши, которая любую царевну превращает
в наседку. Зато я видела, как он(а), прикрываясь
фабулой, исподтишка соблазняет и путает людей.
Он(а)
соблазнял(а) меня, я — его (ее). Что же, в самом деле, помешало мне с треском
разоблачить обманщицу вслед за моим приятелем? Любопытство, желание подойти
поближе, не вспугнув дичь? Щепетильность, не позволяющая мне ломать сгоряча
чужие планы? Наверное, думаю я сейчас, я не хотела разрушить ту особую
интимность, которая возникает между двоими, когда они хранят одну тайну. А
может быть, отчасти это был мелочный страх усесться в лужу. Сердце сладко ныло
от восхитительного интеллектуального флирта, но голова по-прежнему исступленно
трудилась над разгадкой таинственной деятельности, наблюдаемой мной на сайте.
Мозговые усилия постепенно стали меня утомлять. Мне казалось, я думаю даже
ночью.
НАВСЕГДА стала читателем и
комментатором моего дневника, и в нем завертелся хоровод. На собственный
дневник у меня стало уходить непривычно много времени. Одновременно мой дневник
стал шалить. Он закрывал от новичков то одно, то другое. Однажды он не дал
прочесть себя мне. Мой дневник вел себя. Ему, казалось, не нравилось то, что в
нем происходит.
Но терпению приходит конец! Я
твердо решила покончить с двусмысленностью и с открытым забралом предложила
НАВСЕГДА на странице ее дневника встретиться лично! Она ответила обтекаемо: «Что ж, я не против обналичить наши отношения». Стоп,
но эту фразу я написала в письме бизнесмену из моего февральского романа. Я
хорошо запомнила ее потому, что волновалась, когда писала письмо. Я придумала
ее сама и гордилась ею, и, клянусь, никто в моей жизни никогда еще кэш и
виртуальность не противопоставлял. И Google не нашел
ее в глубинах мирового интернета. А ты когда-нибудь слышала ее от кого-нибудь?
Я рассерженно бросила пальцы на
клавиши: «Эй, это мое слово!» На мониторе появилась запись от НАВСЕГДА:
Анна)!
Браво!
* * *
Про эмпатию
написано: 12
июня 2009
Иногда от
малознакомого человека слышишь словечко, которое тебя настораживает. Оно тебе
знакомо. Дежавю ставит тебя в тупик. И через минуту
или день напряженного размышления вдруг понимаешь, что оно твое, это слово. И
ты думаешь: он читал мои письма. Он это специально меня зеркалит.
Или: он эмпат-профессионал. Он чувствует, что нужно
сказать. Или…. или…. а вдруг он на самом деле
родная душа?
Может быть, вы
читаете мысли друг друга? Вы в одном смысловом поле?
Что вы думаете
про эмпатов? Эмпатия — это
хорошо или плохо? Ее нужно контролировать?
Вопрос
чрезвычайной важности: что вы чувствуете и что вы делаете со своими чувствами?
И еще: интеллект, по-вашему, бывает мужской и женский?
Последний вопрос я задала, чтобы
уколоть травести. НАВCЕГДА отвечала:
Интеллект,в первую очередь мужской
а потом, если
повезёт, то и женский)))
Снисходительный шовинизм
уверенного в себе мужчины. И даже ошибки пунктуации в обоих дневниках были
одинаковыми! Я все глубже утверждалась в гипотезе, проверить которую не могла.
В кресле у аналитика рассказывала, что увлеклась мужчиной в интернете, который
ведет два дневника, один из которых женский. Я говорила, что мне интересен этот
мужчина и меня интригует флирт с ним. В то время я верила, что встреча
возможна. Я говорила аналитику, что мне неизвестны цели этой странной игры в
переодевание. Забава большого человека, который не может найти себе дело по
калибру? Социологическое исследование? Оттачивание политтехнологии?
Аналитик кривил губы в скептической ухмылке. Ему не нравились такие игры, но он
старался избегать оценок.
Пришла пятница, еженедельный
повод для радости в интернетах. НАВСЕГДА вопрошала
читателей своего дневника: «Как вы думаете, почему слово "суббота"
с двумя "б" пишется»? Название «Суббота» носила еженедельная
рижская газета, и вторая «б» в «шапке» выглядела как тень от первой. Так я и
написала: «Вообще-то буква одна, просто тень упала». В качестве
иллюстрации скопировала фотографию газетного номера: аккурат
под «шапкой» — портрет редактора скандального латвийского сайта независимых
расследований Гая А. В заголовке статьи ясно читается слово «компромат».
Добавила комментарий: «Без подтекста: взяла то, что попалось под руку.
Попался сукин сын А., надеюсь, он этот ресурс не
читает».
Понимала ли я, что дразню тигра?
Да. Я наслаждалась азартом поединка. Правда, полагала при этом, что тигр
цирковой. Пост был немедленно удален вместе со всеми комментариями.
В этот момент я интуитивно
поняла, что рот отныне придется держать на замке. Следовало немедленно прервать
терапию.
Игра. Влюбленность, азарт,
наслаждение. Опасность, интимность, интеллек-туальный
драйв. Гремучая смесь гормонов. Я чуяла тайну, я увязла в игре как наркоман.
Времени на онлайн
уходило не так уж много, но и в оффлайне мысли с
навязчивостью осенней мухи кружились вокруг разговоров на сайте. Комментарии
НАВСЕГДА в дневнике Гая. Комментарии Гая в дневнике НАВСЕГДА. Перекрестные
реплики. Сквозные символы. Диалог стимулов, отражений, взаимодействий. Я всем
телом чувствовала некую сеть, структуру, внутри которой я находилась, которая
опиралась на архитектонику сайта, но не была ей тождественна. Я тщетно пыталась
понять, как она строится и, главное, из какой точки ею управляют. Это сеть
анкет-клонов с центром в дневнике Гая? Или демиург имеет доступ админа? Или сайт взламывают извне? Мне не пришла тогда в
голову мысль, что сеть существует сама по себе и управляется распределенно, а «кукловод» просто делает пассы руками.
Каждый охотник желает знать, где
сидит фазан. От ответа на этот вопрос зависело решение другой, более масштабной
проблемы: имею я дело с частной активностью команды пользователей, которые
даже, возможно, не общаются друг с другом в реале, или санкционирована
администрацией сайта (что предполагало иное положение деятелей)? Либо это
хулиганство, злокозненная игра некой группы, сфера влияния которой выходит
далеко за рамки этого сайта? Я превратилась в сканер пространства. У меня
осталось только одно чувство, одна страсть — поиск. Он страшно утомлял и, в
общем, не стоил жертв. Но в редакции занять себя было нечем, журналистов
отправили в отпуск до конца лета, дальнейшая судьба моего рабочего места стояла
под вопросом, и в этой обстановке, полной бытовой неопределенности, изыскания в
области теории заговора уже ничто не могло остановить.
Об истине
написано: 15
июня 2009
Я всегда ищу ее.
За вещами, явлениями, событиями и словами. Я называю ее разными именами. Иногда
она любовь, иногда свобода, иногда порядок, иногда хаос. Иногда она во мне,
иногда в другом. Поэтому я бросаю профессии, меняю
характер, ухожу от людей. Я постоянно должна менять направление взгляда. Я как
пуля, выпущенная из ствола, который нигде, в цель, которая везде. Поэтому я
жестока к людям и невнимательна к деталям. Я не могу быть счастлива с кем-то. Я
не могу быть счастлива одна. Я могу быть счастлива только с ней.
Но иногда в
моменты напряженных поисков я попросту забываю жить.
Меня преследовало смутное
ощущение, что за мной наблюдают. Он наблюдал за мной, я наблюдала за ним. Его
преимущество было в том, что он оставался невидимым, а я перед ним — вся как на
ладони. Зато он лгал, а я говорила правду. Он прятался, а я уверенно держалась
на поверхности. Я вспомнила роман Дюрренматта о наблюдении за наблюдателем.
Перечитала его. Для пущей прозрачности решила открыть лицо.
На живца
написано: 16
июня 2009
Мне вспомнился
случай из жизни. В начале 90-х мне позвонил один
знакомый из Москвы, он снимал документальные фильмы. В основном про дела
духовные и мистические. Всякие культы, практики, нетрадиционные секты, места
силы и проч. Рижская киностудия заказала ему фильм про какого-нибудь сильного
целителя в Латвии. А меня в то время дико колбасило.
Песок у меня из почек шел, но диагностировать было невозможно. Так вот, он
предложил мне работать, так сказать, живцом. Я должна была найти целителя ДЛЯ
СЕБЯ. Он сказал: тебе я верю. А я была в него влюблена. Мы прошли с ним по таким
жутким местам, встречались с такими … даже не знаю,
как их назвать… Одна армянка собирала просто вереницы людей, они к ней стояли
в длинной живой очереди, она их пользовала по конвейеру, на каждого по три
минуты. Потом у него украли его профессиональную камеру, и он поехал домой
покупать новую. И тут закрыли границы, и он не смог вернуться. А то не знаю,
сидела бы я тут и писала бы вам об этом, или бы меня закрыли в дурдоме.
Это фото стоит
на приличных профессиональных сайтах и на моей пресс-карте.
Занимаясь на сайте археологией
таинственной сети, я не часто задавалась вопросом, что именно делается
посредством нее? А тем временем это что-то делалось со мной. Будучи уверена в
неуязвимости своей позиции, идя по следу охотника, я уже попала в его ловушку и
растворялась в его замысле.
Кайрос
написано: в
15.10
Так что ж мы с
вами излучаем, Попав в земную круговерть? Любовь и счастье? Слезы? Горе? Я знаю
точно: Жизнь и Смерть! Изнутри наружу, снаружи вовнутрь и так без конца и края.
Konrad_Adenauer
написано: в
15.30
Нельзя внутри и
снаружи одновременно. Нельзя без границ. Это шизофрения, Кайрос.
Кайрос
написано: в
15.37
Каждый сам
обозначает себе границы. А шизофрения (шизо —
расщеплять, френос — разум) — это естественная
функция рассудка, на которую на достаточном эмпирическом материале указывал в
своё время ещё Жан Пиаже.
Рассудок
естественно обращается к самому себе как не к себе. Для каждого из нас это
обычное дело, воспринимать себя как «я» и оценивать себя в третьем лице. Вот
вам и простой пример естественности переживания себя как два в одном. То есть в
некоторой степени и типичный пример расщепления сознания, в строгом смысле —
шизофрении?
Умение
переживать то, что внутри и снаружи, — это не предмет спора, это предмет опыта.
Опыта, который каждый сам в себе может развивать или считать, что это
невозможно.
Вполне может
быть, что это так и есть — невозможно для Вас. Да Вам этого, может быть, и не
нужно? И замечательно, это ваш выбор и ваша жизнь, которую каждый проживает на
свой лад.
Каждый имеет
право на выбор, в том числе и на выбор риска переживания экстремального опыта.
Например, отнюдь
не всем интересно скалолазание, особенно без страховки. Ну и что, обязательно
ли это значит, что скалолазы — психи? Тем более, это
касается профессиональных воинов, например. Но им это нравится. Также кто-то
занимается йогой, развитием сознания, преодолением всевозможных границ. Кому-то
без этого жизнь скучна и пресна.
Стоит ли сходу
заносить это в раздел патологии?
Самое
удивительное, пожалуй, в том, что это очень безопасный и благотворный путь.
Наибольшей
ценностью обладают внутренний покой и равновесие. Когда достигаешь во всё
большей степени этого состояния, то всё становится просто и легко.
Konrad_Adenauer
написано: в
16.20
Не такой уж
безопасный путь, Кайрос, — потеря себя.
О пользователе, присвоившем себе
имя бога счастливого момента, мне было известно только то, что он написал в
своем дневнике. Он интересовался восточными духовными практиками, когда-то
воевал в Афганистане, видимо, в диверсионных частях. С мастерством, выдающим
совершенное владение темой, он писал, как в предрассветной тишине душманский разведотряд перебил на рассвете весь полк, начав с часовых
и не разбудив ни одного бойца. Описывал спокойно и подробно выражение немого
ужаса на лице человека, пробудившегося в момент, когда шомпол входил в ушное
отверстие. Когда-то до войны Кайрос профессионально
играл на ударной установке. (Научи меня стучать на
барабане! — Да что за наука, просто берешь
палочки, кусок резины и папа-мама, папа-мама.)
Ровно с тем, что он позволил
узнать о себе вначале, я и вышла из длинной переписки
в чате. Никакие мои уловки и рокировки не заставили его выдать хоть кроху
личной информации сверх того немногого, что он сам хотел сообщить. Где он жил?
Кем он был? Наконец мне удалось прижать его к стенке, и он назвал свое имя:
Ник. Странное имя. Имя ли? И что мне с него? Он ушел, взорвав за собой свой
дневник, бессвязные обрывки которого несколько дней летали по блог-ленте, отражавшей посты его виртуального друга Китайца.
* * *
Я дразнила Его сразу в трех
дневниках: писала вопрос в дневнике у Гая, отвечала НАВСЕГДА в своем. И
постепенно во мне нарастало желание, такое тяжелое и мощное, чреватое таким
взрывом инстинктов, что его следовало бы измерять в тротиловом эквиваленте. Все
окружающие мужчины казались мне маловесными и вялыми. Вот позвонил из Германии
кузен, азюлянт.
написано: 17
июня 2009
доступно для: постоянных читателей
Я думала, что «бабочки в животе» — это такое
сугубо девичье, чисто русское общее место. Оказывается, нет. По-немецки это
звучит так: Schmetterlinge im
Bauch. По-моему, еще более пошло. Когда мне это
58-летний мужик заявляет, ну, извините…. тошнит. Он
этих своих бабочек на каком-то сайтике
взращивал, и они все сдохли.
Это у вас в
животе бабочки. А у меня там, бля, бомба. Не знаю,
что в этом может быть приятного.
НАВСЕГДА комментировала:
я знаю, что
такое «бабочки в животе».
для одних любовь
— это «бабочки в животе»… для других — внезапно выросшие крылья за спиной.у кого-то от влюбленности
черти пляшут внутри,а кто-то начинает слышать музыку
внутри себя, танцевать под ритмы собственного сердца и говорить стихами))
ЗЫ:Маша, бомба замедленного действия???
Я отвечала: Нет, мина.
Морская. Это не любовь. Это секс. Любовь выше диафрагмы.
Я флиртовала с мужчиной, мне
отвечала девушка. Девушкой она была для всех, кто читал ее, кроме меня. Для
меня она была предположительно Тартаковым А., заместителем директора
департамента N Правительства Москвы, бывшим журналистом, политтехнологом и
лгуном. Он лгал в моем дневнике людям, которые мне доверяли, и я была его
пособником. Он замарал мой дневник двусмысленностью. Двойственность разъедала
мое сознание.
работаю я иногда
и по субботам, ложусь порой и в час и в два, а в 6.30 подъем и по пробкам до работы(обратно такая же система)… еще ребенок маленький ждет дома
маму и я нему спешу)тоска, Ань)
— писал он. Все это было ложью,
ложью, ложью… возможно. Но я не могла ничего ни подтвердить, ни опровергнуть. Я
приняла решение временно перестать писать, но продержалась всего три дня.
написано: 22 июня
2009, 3:29
доступно для:
постоянных читателей
Разрешите
ненадолго откланяться. Придавили смыслы и контексты. Кризис идентичности.
Но неужели ни один человек, кроме
меня, не учуял подвоха? Я совершала осторожные вылазки к другим участникам
замысловатых виртуальных менуэтов: «Что вы чувствуете в дневнике НАВСЕГДА?
Что вы делаете со своими чувствами? Приводят ли они вас к каким-то выводам?»
Нет, ничего. Ничего необычного. Красивая женщина, характер приятный, конформный,
не лишенный известной доли рефлексии. Ни один пользователь, ни мужчина, ни
женщина, не готов был увидеть ничего подозрительного в дневнике, если фото его
хозяина изображало миловидную девушку.
(Спустя полгода
все те же люди шумели и ругались в блогах, вычисляя
клоны НАВСЕГДА.
Этот прохвост, будь то женщина или мужчина, используя сразу несколько аккаунтов, водил за нос весь сайт. Он состоял в личной
переписке с двумя-тремя десятками женщин, втираясь в доверие притворной
откровенностью, раскручивал их на ответные признания, а затем попался на несостыковках, поскольку сорил подробностями выдуманной
жизни слишком щедро. В войне с фантомами паранойя поразила целое
сообщество. Женщины рыдали у мониторов и подозревали обманщицу за каждым аккаунтом без фото. И в конце
концов, не особо церемонясь и используя все этичные и неэтичные приемы фактчекинга, принялись проверять на реальность и
достоверность друг друга.)
В безмятежном тоне НАВСЕГДА
появились угрожающие нотки. Мне казалось, что во всех постах она показывает мне
мой страх и смятение. Точнее, страх и смятение, которые
я должна была бы испытывать, если бы не любопытство. Мне давали понять, что
знают все мои слабые стороны. Например, что у партнеров кончаются деньги на
интернет-проект.
* * *
Проект, который я назвала
«Мозговой штурм», требовал изрядных организаторских усилий. Нужно было собрать
команду экспертов — бизнес-тренеров,
экономистов, юристов, психологов и специалистов по взысканию долгов. Все эти
умудренные знаниями и опытом люди должны были сообща решать на сайте проблемы
мелких и малых предпринимателей, согласившихся вынести свою боль, а также
финансовые и управленческие проколы на суд общественности. Предприниматели
получали бесплатное решение их кейсов, специалисты — бесплатный пиар среди
целевой аудитории.
Я рассчитывала войти в бизнес
интеллектуальной собственностью и получать стабильную зарплату в качестве его
руководителя. (Такую модель мне посоветовал Гай.
Партнерши заявили, что дольщики должны делить расходы пополам, а мне вкладывать
было нечего. И я попросила у него совета, впрочем, не без
задней мысли, а как бы намекая, что мне известна его роль в газете, основанной
на деньги лица, близкого к президенту). Какую цель преследовали инвесторши, их было две, мне до сих пор непонятно, поскольку
механизмов монетизации этого клуба неудачников я предложить не могла. Но до
поры они готовы были вкладывать деньги.
Неудачников в начале кризиса в
предпринимательской среде имелось достаточно, однако народ о своих бедах,
которые заключались в основном в недостатке ликвидности, предпочитал
помалкивать. Претендентов на разбор полетов найти было трудно. Однажды
виртуальный приятель с сайта «Девачка.ру»
написал в дневнике: «Не желаете ли прикупить итальянский заводик РТИ,
терпящий бедствие?» Среди заказчиков небольшого семейного предприятия,
каковые составляли львиную долю машиностроительной отрасли Италии, числился ни
много ни мало аэрокосмический концерн Alenia. Проблем
со сбытом компания не имела, но вот расплачиваться с поставщиками было нечем.
Директор завода в свое время обеспечивал перенос технологий в неком
петербургском предприятии, а приятель переводил ему с
итальянского на русский.
Финансовый кризис одинаково
обескровил и итальянских резино-технических
фабрикатов, и латвийских производителей овощных консервов. Итальянец не
нуждался в консультациях, ему нужен был стратегический инвестор, готовый
оплатить долги, а деньги в то время водились разве что в России. Однако Джулиано оказался парнем общительным и вполне европейцем.
Он согласился раскрыть структуру предприятия, не преминув упомянуть на нашем
русском сайте и козырного заказчика из космоса. Пока консультанты точили
скальпели, среди юристов началось шевеление: меня попросили выдать прямые
контакты владельцев.
К этому моменту моя паранойя уже
выплеснулась за границу «Девачки.ру».
Я исступленно думала и думала о том, где кончаются козни манипуляторов. Вдруг
мне подбросили этого итальянского директора, чтобы дискредитировать в глазах
коллег? Существует ли завод на самом деле, или его домашняя страница —
фальшивка? Как только консультанты собрались на ежемесячный мозговой штурм в офлайне и объявили итальянский кейс закрытым, я написала
приятелю, что моя функция выполнена и я умываю руки.
Посредничеством заниматься отказалась.
В ночь накануне принятия этого
решения я вышла с собакой на берег реки. Я с привычным подозрением
всматривалась в небо над противоположным берегом, где в темноте висел оранжевый
огонек метеозонда, отдавая себе отчет в том, что не
смогу проверить ни одной гипотезы относительно местоположения наблюдателя. Я
обдумывала запись в дневнике некого пользователя, который, судя по всему,
общался с НАСЕГДА более интенсивно, чем другие. Это был романтически
настроенный молодой человек, писавший под ником Техподдержка, занимавшийся интернет-торговлей,
поклонник Николы Теслы и любитель мистического
символизма. До недавнего времени я беседовала с ним в чате довольно откровенно.
Но уже дней десять из этого дневника со мной тоже говорил Он.
Полночь увенчалась короткой
записью в дневнике Техподдержки, озаглавленной емко:
написано: 30
июня 2009 в 00.00
ТЫ
(Юноша, видимо,
был влюблен.
Однако его обращение к незнакомой мне девушке выстрелило в
меня)
Ты только —
танцуй!
Это было до ужаса, невыносимо
интимно.
Танцуй для меня
по моему сигналу. Я вижу каждый твой шаг, каждый твой миг. Это жестоко, но
разве ты не об этом мечтала? Разве не мечтаем мы все о свидетеле каждого
мгновения нашей жизни? Чтобы ни один миг нашей драгоценной жизни не канул в
забвение. Отныне я проявляю и храню все мгновения твоего бесценного бытия,
нравится это тебе или нет. Я смотрю на тебя сейчас. Танцуй!
Я не выдержала напряжения чувств,
захлопнула ноутбук.
Я шла в темноте по пустой
набережной и смотрела на огонек метеозонда, зависший
на неопределенной высоте. Он любит меня и охотится на меня.
* * *
Наверное, виртуальный флирт с
незнакомцем из дневника НАВСЕГДА не мог длиться бесконечно. В ее туманных
текстах уже звучали прощальные нотки. Она писала о готовности к переменам, о
предчувствии конца непонятно чего. Я ожидала, что однажды дневник будет удален,
а я лишусь последнего контакта с человеком, в которого я, не зная его, была
влюблена.
Но случилось то, чего я не ждала.
Утром, зайдя в на сайте «Девачка.ру» в заветный дневник
НАВСЕГДА, я прочла текст, злой и предельно откровенный.
Если вам неуютно
на сайте, и вам невдомек, что за дерьмо здесь
творится, задайте прямой вопрос. Сегодня вы сообщили Феде о том, что ваша
собака ощенилась, а послезавтра Вася расскажет вам со ссылкой на Петю, что вы
утопили щенков в ведре. Сайт «Девачка.ру»
— это большая стеклянная банка, в которую вы набиты, как сельди. И только вы
устраиваетесь удобно в вашем тесном виртуальном сосуде, некто Большой и Умный
берет банку и встряхивает ее, враз меняя условия игры.
Этот Большой и Умный сидит за столом, горит настольная лампа, а под рукой у
него лежит рукопись книги «Управление замкнутым социумом с помощью слухов».
Идет мыслительный процесс, работа продвигается ритмично, на подходе последняя
глава…
Вот и книга о любви. Досадно, но
ответ, ради которого я неделями ломала голову, я нашла не сама. Трудно
поверить, но, похоже, у Большого и Умного просто не
выдержали нервы. Пост вызвал у меня сложное тройственное чувство: смесь испуга,
огорчения и разочарования. Я знала слишком много. О чем тут еще говорить? Игра
окончена. Назавтра дневник был стерт, ник НАВСЕГДА изменен на
ИНАЯ. Он уходил в тень.
Итак, администрация сайта в
курсе. Кто может вести систематическую слежку с использованием спутниковых
технологий, заключать соглашение с администрацией популярной социальной сети,
нанимать команду? Я вспомнила о профессии Гая и тесных связях с не последним
лицом из охраны прежнего президента. О его нынешней должности, при которой
невозможно было избежать контактов со спецслужбами.
Еще пару недель ИНАЯ писала
дневник в закрытом режиме, затем «убила» аккаунт.
Исчез главный смысл моего пребывания на сайте. А Гай уже больше месяца не
баловал читателей новыми текстами. Однако я полагала, что охота не может быть
прервана. Он должен проявить себя иным способом. Возможно, от него придут
какие-то люди. Я отступила в оффлайн, пытаясь
выманить его наружу.
(Позже, спустя
многие месяцы борьбы за реальность, я была готова считать параноидальным
бредом все события этого июня. Но в эпоху борьбы с фантомами на
сайте «Девачка.ру» о своем
общении с НАВСЕГДА вспомнил Техподдержка. Он
рассказал мне, что спросил о причинах, заставивших девушку удалить дневник. «Анна Konrad_Adenauer сунула нос не в
свои дела», — был ему ответ.)
* * *
Но я помнила, что Гай собирался
приехать в Ригу, и я ждала его со дня на день. Дело в том, что хотя связь с ним
и прервалась, в каждом посте блог-ленты он давал мне
понять, что вот он садится в машину и отправляется в путь. Идя по улице, я
оглядывалась на каждый черный внедорожник, замедляющий ход рядом со мной.
Теперь я больше не искала его в небе. Он был совсем рядом, за моей спиной. Я
чувствовала спиной, что за тонированными стеклами сидит человек, возможно, его
человек, который смотрит на меня. Наверное, он собирает обо мне сведения по
бумажным архивам. (Почему черный? Я узнала потом от
самого Гая, что он ездит на серебристой Ауди. На черном внедорожнике неизвестной
мне марки, по крайней мере, я не могла определить ее по фото, ездил афганец Кайрос.)
А через пару часов в каждом посте
блог-ленты Гай сообщил мне, что не встретится со мной
в Риге. Какое-то внутреннее напряжение, недавно пережитая трагедия,
заставлявшая его бежать от любви, невыносимый страх близости при одновременном
страстном ее желании. Ненависть к объекту слежки, от преследования которого он
вынужден скрываться, фактическому противнику. Тогда я написала Ему в своем
дневнике:
написано: 12
июля 2009 в 20.07
доступно: для
постоянных читателей
То, что мы любим
друг в друге, — это бессмертная душа. Все остальное только сонастройка
инструментов.
Для неверующей меня это была
просто красивая метафора. Назавтра на новостном портале появилась заметка о
том, что какие-то люди открыли фирму по выдаче потребительских кредитов под
названием «Контора». Никаких документов от заемщика не просили. Чтобы получить
деньги, ему надо было только заключить с компанией договор о том, что он
закладывает кредитору свою душу. Электронная форма прилагалась. Подпись тоже не
требовалась.
Ты попался, голубчик, подумала я,
сейчас я возьму тебя с поличным. Я скопировала заметку на сайт «Девачка.ру». И прочла в первой
строчке верхнего поста блог-ленты: «Не тронь! Мое!»
Адреналин кипел, и тут я впервые совершила оплошность. Я ответила Ему под
постом неведомого пользователя, не следя за контекстом: «Поздно! Редакционная
машина уже заработала». Я уже готовилась пойти по следу зловещего
политтехнолога, но отрабатывать новость поручили не мне. Коллега, которой
достался сюжет, уже звонила по телефону, указанному на сайте, и застала его
хозяина в Москве. Я вызвала ее на разговор в кафе и сказала, что, кажется, знаю
автора этой шутки, и поэтому прошу ее сделать две вещи: узнать, на кого
зарегистрирован сайт, и кто является владельцем фирмы. Не знаю, что она
подумала про меня, но сделала только половину. Мне почти всегда удавалось
подкреплять фактами мои паранояльные идеи. Но лицо и
интонации иногда выдавали меня.
История с кредитами под залог
души разворачивалась во времени, и через несколько месяцев после победы в
борьбе за реальность я расследовала ее и послала текст редактору одного
московского аналитического портала, моему земляку. Он отказал мне, заявив, что
не понимает, зачем ему публиковать материал о прошлогодних событиях, тем более
что история обычная, на Регнуме, например, таких
провокаций полно. Я копирую тебе текст сюда целиком.
Слухи —
известный инструмент манипуляции общественным сознанием и дискредитации
оппонента. Удобнее всего взращивать и легитимизировать
сплетню в ограниченном информационном пространстве, а затем открыть шлюзы и
выпустить ее в свободное плавание. В этом смысле Латвия для России — идеальный
полигон.
30 апреля 2009
года журналист газеты «Вести сегодня» Дмитрий М. впервые поведал миру о том,
что в Риге некий человек, называвший себя Виктором Мирошниченко, дает людям
деньги в долг под залог бессмертной души под вывеской фирмы «Контора».
В начале 2009
года, в момент резкого падения латвийской экономики, я работала корреспондентом
экономической газеты Бизнес&Балтия. Когда
работаешь в ежедневной газете маленькой страны, легко отследить путь любой новости
и ее фидбэк. В статье «Душу за деньги!» журналист
писал: «О более чем странной конторе нам сообщил бдительный читатель».
Собственно, дело обстояло не совсем так. Коллеги вспоминают, что от имени новой
кредитной фирмы повсюду был разослан пресс-релиз. Его содержание в латвийских
СМИ сочли настолько несерьезным, что ни одно уважающее себя издание на него не
отреагировало. М., отвечающий в ежедневной газете за развлекательную полосу,
был единственным из пишущей братии, кто заглотил
наживку.
В офисе «Конторы»,
занимавшем одну комнату в подвальном помещении в тихом центре Риги, на улице Рупниецибас, 7, М, увидел стол, три стула, компьютер и
самого Виктора Мирошниченко, которого в статье почему-то назвал Вадимом.
Предприниматель заявил, что выдает ссуды в размере от 50 до 500 латов на срок до 90 дней под 1% в день (365% годовых) под
честное слово заемщика. Кредитная история, справки и даже паспортные данные не
требуются, и единственным условием получения займа является подписанный типовой
договор.
С этим договором
можно было ознакомиться на сайте фирмы. Приводим его целиком.
«Я,
______________(имя), _______ (год рождения) нижеподписавшийся и подтвердивший
данную подпись, указанное имя и год рождения своим словом, беру займ у
заимодателя на известных мне условиях в размере __________ (сумма в латах) под
залог нематериальной сущности, а именно своей бессмертной души. Я также
подтверждаю, что вышеуказанный залог до сего момента являлся незаложенной
собственностью нижеподписавшегося».
Сайт «Конторы»
был беден информацией и производил впечатление однодневки, наспех скроенной для
выполнения разовой задачи. Ни истории фирмы, ни ее юридического статуса,
ничего, кроме мобильного телефона, е-мейла на том же сайте, адреса, инструкции
по взятию и отдаче долга и договора. Информация на нем была размещена только на
русском и английском языках. Отсутствие латышского текста (а это запрещено
латвийским законом о рекламе и невозможно для местной бизнес-практики)
рождало мысль о том, что предназначен сей
незамысловатый продукт веб-дизайна не для местной
аудитории. Кому, собственно, продавалась услуга?
Сначала вирусный контент инфицировал блоги и форумы рунета. Волна
прокатилась от Берлина до Воркуты (видимо, не без специальных усилий) и была
такой мощной (учитывая ничтожную глубину новости и малочисленность
информационных поводов), что еще на 49 странице Яндекса
по запросу Kontora.lv я находила упоминания о
странной фирме. «Контора» превратилась в интернет-мем
и была занесена в неформальную энциклопедию интернет-сетевых субкультур Lurkmore.
Обсуждали тему
христиане, финансисты, юристы, потенциальные заемщики, просто любопытствующие.
И профессиональные пиарщики, которые признавали: вброс,
какую бы цель он ни преследовал, удался. Предположения о цели делались разные:
социологическое исследование, пиар-кампания альтернативной модели скоринга, начало серьезной раскрутки нового вида кредитных
карт. Ни одно из них со временем не подтверждалось какими-либо видимыми
результатами.
Больше месяца блоги шумели автономно, и только в начале июня информация
стала распространяться по развлекательным сетевым и бумажным СМИ. В середине
июня Виктор Мирошниченко выступил на Русской службе новостей Латвийского радио,
сообщив, что кредиты выданы уже двум сотням человек. На следующий день новость
напечатала «Вечерняя Москва», затем портал Russia Today разместил ее на английском
языке. 3 июля «Контору» посетил корреспондент Reuters,
о чем мир узнал из публикации под заголовком «Latvian
Banker Taking Souls as Collateral»
(Латвийские банкиры берут души в качестве залога).
Шестого июля не
выдержали отцы церкви. Главы латвийских христианских конфессий
— архиепископ Янис Ванагс, кардинал Янис Пуятс и митрополит Александр
— собрались и вместе осудили рекламную кампанию, проводимую компанией Kontora, сообщив об этом новостному агентству LETA. Такой
серьезный повод уже не могло обойти ни одно уважающее себя латвийское издание,
в том числе и экономическая газета «Бизнес&Балтия».
Так я выяснила, что фирма «Контора» не внесена в Регистр предприятий, а имеет
статус «индивидуальная услуга». Виктор Мирошниченко исправно отвечал на
телефонные звонки по указанному номеру, но почему-то из Москвы.
Со ссылкой на Reuters, LETA и главный латвийский новостной портал Delfi информацию опубликовали десятки серьезных российских
и мировых изданий. 16 июля Андрей Малахов выставил Виктора Мирошниченко с его
затеей на всеобщее обозрение в шоу «Пусть говорят». Выпуск назывался «Контора
дьявола». Телезрители увидели самого займодавца, одного из его заемщиков и
журналиста Дмитрия М.. Виктор Мирошниченко, атеист по убеждениям (как он
заявлял не раз различным СМИ), не горячился и не вступал в спор. На вопрос, чьи
деньги он раздает без какой-либо гарантии возврата, он замялся: «Ну… скажем так, одолженные деньги».
Последнее
интервью с Мирошниченко вышло в эстонской газете «День за днем» уже после
передачи Малахова. В нем он рассказал, что деньги на ростовщичество получает от
распродажи недвижимости, которой он занимался до кризиса. А кредитная контора,
оказывается, действует вообще безо всякой регистрации. «С точки зрения
государства, это и не бизнес вовсе, — писала газета, — частное лицо
Мирошниченко одалживает деньги таким же частным лицам». Однако бизнесмен заявил
о возможном расширении в России и на Украине. «Сейчас ведем переговоры, — говорил
Мирошниченко эстонскому журналисту. — Если статистика за первые полгода нас
удовлетворит, будем открывать филиалы». К этому времени офис на Рупниецибас уже был закрыт.
В ноябре того же
года тот же Дмитрий М. закрыл тему, написав в той же газете, что фирма исчезла,
телефон не отвечает, в справочных службах о ее судьбе ничего не
известно, а долг с заемщиков никто не требует.
Сайт Kontora.lv был зарегистрирован на некого Дениса Мелкова, молодого человека, имеющего аккаунты
в Фейсбуке и на Одноклассниках со
множеством друзей, специалиста по компьютерным технологиям, судя по аккаунту в профессиональной сети LinkedIn.
В открытом доступе имеется его е-мейл и телефон. Я связалась
с ним, объяснив, что готовлю материал о необычных пиар-кампаниях,
и попросила рассказать о событиях, связанных с «Конторой». Он ответил:
«Я передал ваши данные людям, которые все это организовали, они свяжутся с
вами, если захотят». Со мной не связались.
Теперь, по прошествии времени, можно резюмировать: единственным
очевидным результатом этой странной квазикоммерческой
деятельности оказался феноменальный каверидж. Все
возможные каналы распространения информации были «пробиты». Зачем?
Словно в ответ
на этот вопрос, не успела отшуметь «дьявольская» история, появился ее сиквел.
13 июля 2009 года в рекламном разделе сайта delfi.lv
под грифом «Оплаченная информация» появилась статья на латышском языке
«Резидент с химическим профилем: «Уралхим» хочет
сменить адрес прописки — с московского на рижский». 15 июля ее перевод, без
упоминания о рекламном характере, опубликовал портал Иносми.ру, а затем, со ссылкой на него, некоторые
российские сайты.
В статье
содержалась уже известная информация о том, что в апреле одна из крупнейших
российских компаний — ОАО Объединенная химическая компания «Уралхим»
открыла свое представительство в Риге, выбрав Рижский морской порт для
перевалки минеральных удобрений на западные рынки. «Процесс создания новой
структуры, — писали авторы статьи, имея в виду, видимо, совместное с Рижским
торговым портом строительство на острове Кундзиньсала
контейнерного терминала, уже обсуждавшееся в прессе, — находится в стадии
завершения, поэтому детальных планов в компании «Уралхим»
пока не раскрывают».
И вслед за этим
следовало неожиданное заявление: «Однако стало известно, что руководство
холдинга планирует перенести из Москвы в Ригу и свой головной офис. В этом
случае «Уралхим» может стать крупнейшим налоговым
резидентом Прибалтики. Не исключено, что вслед за головным офисом «Уралхима», в Ригу переедет и сам господин Мазепин, которому будет, безусловно, удобнее и спокойнее
руководить своей компанией отсюда».
Ссылаясь на
анонимных аналитиков, авторы намекали, что председатель совета директоров
компании Дмитрий Мазепин намерен использовать Латвию
для оптимизации налогов, а также упоминались растущие убытки компании и
проверки со стороны Ростехнадзора и других надзорных
ведомств, которые «для России являются нехорошим сигналом для руководителей
компании».
Вредоносный
вирус был «встроен» в аналитический по стилистике текст с нейтральной
тональностью, что резко отличало его от обычного черного пиара. Казалось,
авторы даже симпатизируют герою: «Экспортноориентированному
производителю важно встраиваться не завтра, а уже сейчас в европейские
экономические и политические стандарты, чтобы пробить свою нишу на западном
рынке. Глобальный кризис подталкивает к опережающим решениям. Кто опоздает, тот
проиграет. Владелец "Уралхима" г-н Мазепин действует в соответствии с этой здравой логикой».
16 июля
рекламная статья на латышском языке была размещена на портале повторно, и ее
процитировала газета «Бизнес&Балтия». Почерпнув в
российской прессе сведения о том, что Дмитрий Мазепин
в начале июля отправился в Лондон, экономический журналист поспешил назвать
того бизнес-эмигрантом.
Именно эта публикация послужила спусковым крюком для целой кампании по
обвинению Дмитрия Мазепина в намерении вывести
капиталы в Латвию и в конечном счете сбежать самому.
Правда, даже журналист отметил, что источник информации показался ему странным.
Однако это не помешало перепечатать новость из газеты главному новостному агенству страны LETA, что давало право ссылаться на
авторитетные латвийские источники, как это сделало, например, издание «Век» в
январе 2010 года в статье «"Уралхим" уходит
из России». Мало того, ярлык «ухода из России» приклеился к затее строительства
терминала и возникал снова и снова при каждом следующем движении в этом
направлении (передача «Ничего личного», май 2010 года).
Прикладной
характер этого вброса, в отличие от предыдущего, был
очевиден, а его след — более длинным, чем в истории с «Конторой». По горячим
следам я позвонила руководству портала и спросила, кто разместил
рекламу. Рекламный отдел портала не согласился выдать
имя заказчика, но сообщил, что он физическое лицо, россиянин, точнее, москвич,
а текст составлен им в сотрудничестве с рижским пиар-агентством,
название которого тоже огласке не предали. Сотрудник портала сообщил мне
также: «Рекламный отдел сожалеет о том, что согласился разместить
текст, формат которого так сильно отличается от рекламной статьи, тем
более что там понимают: рано или поздно вопрос о заказчике все равно кто-нибудь
задаст».
Случайно или
нет, последний аккорд в истории мазепинского
компромата сыграл Андрей Малахов. В ноябре прошлого года, используя свой блог, он распространил сплетню про неверность жены Мазепина и внебрачное происхождение двух его младших детей,
чем спровоцировал скандал, широко отозвавшийся в Рунете. Текст этот звезда
телеэфира начал так: «По случаю дня рождения Оксаны Бондаренко был дан изысканный
ужин. Оказавшись рядом с двумя красавицами и бонвиваном средних лет, я невольно
услышал поразительную историю, которую они обсуждали…»
Профессор
Дмитрий Ольшанский в книге «Основы политической психологии» писал: «Сплетня —
особое дополнение к иной, официальной, институционализированной,
нормативной и общедоступной информации. Современный человек испытывает
своеобразный эмоциональный голод в отношении необъективной, субъективной
информации, особенно — с привкусом «клубнички»». Главная цель ее распространителей
— даже не заставить людей поверить в недостоверную информацию. Она
сформулирована в названии шоу Малахова: "Пусть говорят"».
Надо сказать, что когда
разыгрывалась история с «Уралхимом», я уже почти
наизусть знала журналистский стиль А. Кроме манеры незаметно менять посылку, у
него была еще одна характерная привычка: он заключал текст афористической
сентенцией, часто парадоксальной, закрепляющий в сознании читателя ложный
вывод. Мне необходимо было хоть как-то подстраховаться, вывести информацию, бывшую
до сих пор достоянием только моим и Его, в какие-то осязаемые формы, которые я
могла бы хоть кому-нибудь предъявить. Назначила встречу с бывшим мужем на
автобусной остановке ровно посередине своего обычного маршрута. Прежде чем
начала говорить, вынула из мобильного телефона батарею. Эта мера
предосторожности давно практиковалась журналистами, замеченными спецслужбами в
связях с известным революционером. (Как раз на днях коллега собирался на
встречу с ним: разобрал телефон и положил батарею в один ящик стола, аппарат в
другой, перекрестился и вышел.)
Этот жест мне самой казался
нелепым, но у меня имелись поводы подозревать электронную слежку. Мобильный
телефон скрежетал при разговорах и грелся, настройки то и дело сбивались.
Ноутбук, выданный мне партнерами по интернет-проекту,
внезапно выключался сам. Электронные письма опаздывали на сутки, а то и просто
терялись. В дневнике моего приятеля-переводчика появилась тревожащая запись: «Говорит,
может слушать разговоры по сотовой связи, настроить все передатчики на прием и
даже отслеживать выключенный телефон. Врет?»
Итак, я встретилась с бывшим
мужем на автобусной остановке рядом с мостом. Сидя на скамье под стеклянным
навесом, — телефон в одной руке, батарея в другой, — я рассказывала ему, что
попала в опасную ситуацию. Этот человек когда-то обещал защищать меня в любых
жизненных обстоятельствах, но ни разу не дал повода в это поверить. Впрочем,
смысл был не в его участии: главное, чтобы обо мне и о Нем знал кто-то еще.
Я говорила, что познакомилась в
интернете с видным московским чиновником Тартаковым А., что чиновник во времена
обеих информационных войн издавал газету, служившую для слива компромата на
конкурентов людьми, которые продвигали нового президента. Добавила, что по моим
подозрениям он отрабатывает на сайте «Девачка.ру» технологии по манипуляции общественным сознанием
по заказу спецслужб, и я, сунув нос в его дела, теперь тоже под колпаком.
Бывший муж велел мне немедленно прервать с ним любые контакты и ни под каким
предлогом не посещать сайт «Девачка.ру».
Однако я полагала, что это уже не
поможет. Отыграть назад нельзя, нужно двигаться только вперед. Я не смогла
объяснить бывшему мужу, почему это так: с точки зрения формальной логики я
ничего не знала и никому не могла угрожать разоблачением. Но интуитивно я
понимала, что логика любой системы безопасности основывается на статистическом
прогнозе, и с этой точки зрения риск моего вторжения в тайну перевалил
критическую отметку. Я стала оставлять мобильный дома, но это не помогло:
Большой и Умный доказывал мне, что знает все, о чем я разговариваю с людьми в
реале, в любом дневнике.
Так вот, опишу тебе возможности
сайта. Содержание постов в блогленте можно
регулировать так, чтобы они все отражали тему и настроение: твоего последнего
поста; твоего текущего разговора по телефону; и, наконец, твоих мыслей на
данный момент. Посты в блогленте могут быть
одобрительные, осуждающие и просто издевательские. Динамику настроения можно
регулировать, например, от нежно-идиллического до угрожающе-уничтожительного, и, наконец, навевать
мистический ужас. Если верхние три дневника говорят тебе об одном и том же
(например, о том, что ты здорово попала и нещадно трусишь), ты найдешь ключевое
слово во всех трех. Даже если ты живешь с их авторами в одном городе, даже если
знаешь лично, регулярно общаешься и можешь немедленно набрать их номер и
спросить, что они имеют в виду. Да что там говорить. Интернет вещает тебе об
этом с каждого форума, из каждой блог-ленты, какую бы
ты ни открыла. В результате ты чувствуешь, что тебя окружили и травят и пора
валить.
Но несмотря на
это, ты сидишь и пялишься в монитор, как приклеенная.
* * *
Мина, рогатку которой я задела,
взорвалась в дневнике твоей соседки по квартире и тезки Юлечки.
О ней я не знала в тот момент ничего, кроме того, что она маклер в Москве и
отдыхает в Тайланде. Она выкладывала фото с пляжа и
тексты с несмелыми попытками рефлексии. Я, конечно, тогда не знала, что каждое
утро она вывешивает на ваш общий холодильник листочки с «диктовками»,
записанными от руки карандашом или ручкой, что оказались под рукой в интимный
момент общения с ангелом. И вообще не подозревала, что у вас общий холодильник.
Но ссылку на сайт ченнелинга, хозяева которого
обещали за умеренную плату свести каждого желающего с его персональным ангелом,
я заметила.
В тот день я много часов, не
вставая, сидела на сайте в редакции. Работы не было, новый редактор меня не
любил, но рутинный процесс приходов на работу и уходов с нее хоть как-то
форматировал плывущие контуры моего существования. Я с остервенением
исследовала чужие дневники. В дневнике Юлечки
наткнулась на запись.
написано: 17 июля
2009 в 11.23
доступно: для
всех
кажется я схожу с
ума)))
всю ночь —
информация, потоком, голоса, голоса со всех сторон, перебивая друг друга… уже
под утро я кричу: СТОП! Пожалуйста! я БОЛЬШЕ НЕ МОГУ! Прошу вас, давайте мне
информацию ПОСТЕПЕННО!!! Затихли… проснулась с головной болью.
Запомнила важное: мне необходимо простить свекровь свою бывшую.
Информация потоком, голоса,
голоса… Я ничего не поняла, но услышала угрозу: Он сказал мне, что может
общаться со мной и без применения материальных средств. Я выключила компьютер и
вышла на улицу. Внезапно мне стало худо. Голова, не останавливаясь, кружилась
слева направо и вниз. Стали откуда-то снизу вылетать и маячить перед внутренним
взором яркие, но обрывочные картинки прошлого. Они хотели добыть все про меня
уже не из интернета и не из архивов, а непосредственно из моей головы. Я не
должна была им этого позволить. Я зашла в пиццерию и заказала капучино. Пила его долго, потом сидела перед пустым
картонным стаканом, впившись глазами в колечки лука и халапеньо,
круги салями и полоски бекона на фотографиях пицц на стенах. Чтобы не
вспоминать. Прошлое упорно просилось наружу. Просидела, наверное, с час.
Головокружение не прошло.
Тогда я встала и пошла пешком по
улице. Чтобы зафиксировать курс, сосредоточила взгляд на красных огнях
автомобилей и светофоров. Меня спасали только красные огни. Улица была прямой,
и габаритные сигналы долго не терялись из виду. Но иногда она пустела, а
красные сигналы светофоров сменяли зеленые, и я боялась, что вот-вот проиграю
битву за свое сознание. Сопротивляться вращению было невероятно трудно, мне
казалось, что неведомые телепаты, соединив усилия,
стараются отвинтить крышку моей черепной коробки. Темнело. Я размеренно шагала
квартал за кварталом, ритмично дыша носом и не сводя глаз с текущего вперед
потока красных огоньков на проезжей части, даже не представляя, когда кончится
и кончится ли когда-либо это противостояние.
Так я прошла всю
улицу насквозь и добралась до площади, на которой выступали литовские рокабилли. Это были весьма неплохие музыканты.
Даже в моем состоянии я могла чувствовать мелодию и ритм и даже получать
удовольствие. Стоя в толпе раскачивающихся и притопывающих людей, я
раскачивалась, хлопала в ладоши и притопывала в унисон, и к концу концерта
почувствовала, как хватка моих противников ослабла. Я решила, что этот поединок
я выиграла. И с облегчением направилась к автобусной остановке, чтобы ехать
домой. На щите социальной рекламы было изображено лицо ребенка с застывшей в
глазу слезой. Я встала рядом со щитом, и тут мои мысли, как дым, поплыли за
пределы черепной коробки, которая больше не была для них непроницаемой. Я
поняла, что меня победили.
Признаюсь, что описывать тебе это
событие мне было наиболее тяжело.
* * *
На следующее утро я снова пошла
на работу. Ничего не происходило. За квартал до редакции в воздухе вдруг
отчетливо пахнуло корвалолом. Людей вокруг не было. В
голове, как бы перед глазами, но внутри, промелькнула картинка. Я увидела
крупного мужчину у окна от потолка до пола, на нем был бежевый летний костюм,
он стоял, прислонившись лбом к стеклу, отодвинув тяжелое кресло начальника,
обитое черной кожей, и с усилием дышал. Вернее, я своими мышцами почувствовала
это усилие на вдохе, а дальше подумала, что, видимо, у него сердечный приступ.
У этого мужчины. У Него. Возможно, из-за меня. Я почувствовала себя виноватой.
Но когда я поднималась по
лестнице от лифта до своего этажа (лифт шел только до предпоследнего, а
редакция располагалась в мансарде), меня что-то мягко толкнуло в грудь и нежно
разлилось от шеи по плечам. Это было чувство любви. Но не мое. Не моей, Его
любви, которую я теперь могла ощущать своим телом. В моей груди цветком
расцвела признательность, моя к Нему, и нежность, и тут мне невыносимо
захотелось секса. Я мысленно подошла к мыслимому нему, все еще стоящему у окна,
и растегнула молнию на его ширинке, мысленно нащупала
его член, провела по нему ладонью и вдруг почувствовала во влагалище толчок
наслаждения такой силы, какого никогда не испытывала во время реального секса.
Я задержалась на лестничной площадке у маленького окошка и попыталась довести
половой акт до конца, я хотела почувствовать его оргазм, но вдруг он будто
отстранился от меня, и контакт прервался. Я ощутила это по холоду, почти боли в
груди. Зашла в редакцию, села к компьютеру, открыла сайт «Девачка.ру» и прочла первую строчку первого поста блог-ленты: «Ты мешаешь мне работать».
Я решилась написать ему в личку: «Гай, какого цвета у тебя в кабинете кресло?»
— «Черное кожаное», — ответил он.
Вот так мы теперь будем общаться,
подумала я. Он «слышит» меня, я его чувствую. Мое тело ежесекундно было связано
с человеком, которого я любила. Я задавала ему мысленно вопросы, он отвечал мне
через мое тело волнами любви, утвердительными кивками или отрицательными
покачиваниями моей головы, а также в чужих дневниках. Его по-прежнему звали
Тартаков А.
Мне трудно было скрывать улыбку и
эти легкие, но определенные телодвижения от окружающих. Коллеги стали коситься
на меня. Я старалась не показываться им на глаза, благо, сосед по кабинету
лечился от туберкулеза, и я занимала его одна. Особенно затруднительно было
ездить в автобусе. Я садилась, Он входил в меня спереди или сзади, я отворачивалась
к окну…
Он нападал на меня неожиданно и
держал часами. Я испытывала невозможное наслаждение, это все равно
воспринималось как изнасилование, но я выбирала наслаждаться. Он любил брать
меня сзади, когда я стояла у кухонной раковины и мыла посуду, когда стояла у
окна и смотрела на растущие во дворе тополя. Я опасалась подходить к окну. Я
занималась с ним любовью в гостях и на работе и даже на занятиях фитнесом, хотя
туда я ходить потом перестала, потому что стеснялась
его. Он видел моими глазами и слышал моими ушами. Или не в поле зрения, а в
поле определения, как позже уточнил он сам в ответ на мой вопрос, может ли
он видеть все, что находится перед моими глазами, когда смог говорить со мной в
моей голове. Иногда я ходила на вечеринки сальсы, и
когда меня приглашали на танец, я мысленно просила у него извинения, а когда
кавалер сажал меня на место, спрашивала: «Ну, как?» Он благосклонно принимал
такой менаж а труа. Весь июль я провела в экстазе слияния с возлюбленным,
полного слияния с бесконечно любимым Гаем, Тартаковым А., который жил в Москве,
ходил на работу в мэрию и, поскольку он давно не писал ничего в дневнике, я
даже не знала, что в его жизни происходит. Я просыпалась утром, ждала несколько
мгновений, и он приходил, и был со мной, пока я не засыпала вечером. Он брал
меня за руки и ласкал мою шею. Но я все равно хотела с ним встретиться.
(Забавно, что я
до сих пор испытываю многие из прошлых ощущений. Щекочущее тепло
вокруг шеи, про которое я однажды вычитала на сайте, посвященном ЛСД, что это
признак глубкого транса, покалывание в пальцах и
прочие. Они не такие сильные, как раньше, я обнаружила пару приемов, с помощью
которых их можно снимать, а с другой стороны, если бы они исчезли совсем, моя
жизнь, наверное, опустела бы, опала бы, как шарик, из которого выпустили
воздух. Они всякий раз означают что-то определенное, но я уже не пытаюсь
разгадать что. Конечно, я больше не считаю, что нахожусь с Гаем в
телепатической связи. Истолковать их подобным образом можно
было только очень захотев, чтобы это было именно так.)
Мы были так близки, что мне
казалось, будто мы с ним сообщающиеся сосуды: если вода (то есть эмоции)
поступает в одного из нас, ее уровень повышается и в другом, и когда мы
переполнимся, то взорвемся одновременно. Как-то я даже остановилась по дороге в
редакцию у вытоптанного газона, подобрала веточку и нарисовала на сухой земле
схему соединеных примерно посередине запаянных колб с двумя присоединенными к внешнему боку трубками, чтобы
уяснить для себя, что выхода нет и, наверное, рано или поздно мою голову
разнесет. Мне казалось, что череп у родничка расходится, мне хотелось
удерживать его руками.
Пришло время, и я не смогла
больше смотреть на монитор: глаза вылезали из орбит, перед ними постоянно
мелькали белые молнии. Я пошла к офтальмологу, тот отправил меня проверить
внутричерепное давление. Я дошла до невропатолога, только когда эта жуткая
история для меня уже окончилась, но давление в черепе по-прежнему было
повышенным, приток и отток крови нарушен, а МРТ показывал очаги необычной активности,
не помню уже где. Впрочем, сказала врач, мозги у многих здоровых людей работают
ненормально. Когда ты рассказала мне, что у тебя обнаружили водянку мозга и
делали шунтирование, меня это ничуть не удивило, однако предполагаю, нарушение
оттока ликвора является не причиной, а следствием твоего состояния.
* * *
Все разыгрывалось вполне банально
в наших с Тартаковым А. отношениях. Он, состоявший со мной в телепатической
любовной связи, хотел меня всю, а мне нужно было заниматься детьми. Начинался
учебный год, предстояло поднимать их в школу, водить на кружки и к врачу,
ходить на родительские собрания и зарабатывать деньги, в конце концов. Но чтобы
поддерживать с ним романтические отношения, я должна была постоянно сидеть на
сайте «Девачка.ру» и читать
чужие дневники, где он отвечал на мои к нему вопросы. Сначала я сократила объем
чтения до трех верхних дневников в ленте, потому что в них ответы выражались
наиболее четко. Потом и вовсе перестала просматривать ленту, ограничившись
дневниками моих друзей. Однако зловещим образом он заговорил и из них. Я честно
пыталась выяснить, являются ли они его агентами или, может быть, он внушает им
свои мысли. Если пройтись по дневнику сверху вниз, ты замечаешь, что в нем
прослеживается внутренняя сюжетная связь. Но верхний пост в данный момент
отвечает на заданный тобой мысленно вопрос, и этот ответ при проверке на
соответствие действительности дает положительный результат.
Мы по-прежнему занимались
бесконечным выяснением вопроса, почему мы не можем быть вместе. Это
действительно казалось невозможным, несмотря на предельную душевную близость.
Дело в том, что, еще не познакомившись друг с другом, мы уже все друг о друге
знали. Он перетряхнул содержимое моей памяти, видел моими глазами
(предполагалось, что и своими одновременно, и я думала, что это ужас как
тяжело) и слышал моими ушами, чувствовал мое тело в весьма деликатных
физиологических ситуациях. Когда я сидела, например, на унитазе. Стыд между
нами уничтожен был еще до того, как мы узнаем друг друга вживую. Но как можно
будет при этом еще смотреть друг другу в глаза? И потом, как я смогу простить
ему то, что он сделал со мной? Вскрыть мое сознание было с его стороны очень
жестоким поступком, и он знал об этом заранее. К тому же он полагал, что это неообратимо. Что мы будем делать, когда встретимся лицом к
лицу, одновременно чувствуя друг друга, как самих себя? Может в принципе
выдержать человек такое напряжение чувств? Ну и, наконец, мы политически по
разные стороны барикад и противостоим друг другу в
нешуточной схватке, которая может привести его к необходимости моего
физического уничтожения.
Но так или иначе, дальше со
встречей тянуть не имело смысла. Надо было решаться. Я поставила ему
ультиматум: мы встречаемся или я больше не выхожу на контакт в «Девачку.ру». Это его здорово
разозлило. Он был чрезвычайно вспыльчив. У него оказался характер маньяка. Его
гнев, соответственно, отдавался болью в моей голове и характерным свистом в
ушах.
Было начало сентября, стояли
последние теплые дни, бывший муж решил помочь мне развеять мрачные мысли (он
полагал, что я маюсь депрессией) и пригласил на
регату. Регата называлась «Треугольник», яхта звалась «Спаниэль»,
это было спортивное состязание, моторы включать не полагалось. Сначала ветер
наполнял паруса, потом наступил штиль, мы остановились и стояли бездвижно. Время растаяло между пасмурным небом и морем. Мы
с бывшим мужем были гости, канаты тянуть нам не разрешали, мы разговаривали,
сидя на носу яхты и глядя в пустое пространство, а Тартаков А. в моей голове
ревновал. Потом совсем пропал. Потом наконец подуло
сырым ветром, парус натянулся. Наш «Спаниэль» пришел в гавань к полночи, в темноте, первым.
На следующее утро Он не вернулся
в мое тело. Несколько часов я безутешно рыдала в постели. От этого (или от
того, что Он вознамерился меня наказать) у меня невыносимо разболелась голова.
Я лежала в постели, боясь шелохнуться, из уголка губ стекала слюна, но зато Он сжалился наконец надо мной, вернулся ко мне и снова мысленно
держал меня за руки, как он это умел. Я чувствовала это по теплу и вибрации в
кончиках пальцев. К вечеру боль отпустила. Я вышла в угловой магазин за хлебом.
Мы стали с А. так близки, что не смогли больше заниматься сексом. Мы стояли
друг против друга и вошли друг в друга, потому что больше некуда было двигаться,
я была он, а он был я. Неожиданно мышцы живота так напряглись, что с меня чуть
не упали джинсы. Я почувствовала, что плечи у меня широки, а таз узок, и
испугалась, что так и останусь мужчиной. Но страх по-прежнему соседствовал с
любопытством, и я попыталась прочувствовать свой член. Член мужчины, телом
которого я воспользовалась как своим. Это продолжалось минуты три, потом живот
так же внезапно расслабился. Он прошел сквозь меня и теперь стоял у меня за
спиной спиною ко мне. Теперь мы поменялись ролями.
Я очень боялась, что тоже стану
слышать его в своей голове. Но понимала, что этот момент приближается. И когда
я в темноте возвращалась домой, это буквально пара шагов, он сказал тихо: «Спасибо!»
Поначалу я слышала просто отдельные слова, потом потек бесконечный диалог. Мне
уже не нужен был сайт «Девачка.ру».
С тех пор Тартаков А., Гай или, по крайней мере, тот, кто гостил под таким
именем в моей голове, стал болеть и постепенно, медленно и мучительно умирать.
При этом он мучил меня, желая свести вместе с собой в могилу, заставляя мое
тело корчиться, лез во влагалище и другие места, дергал за руки и ноги, как
марионетку.
* * *
Кажется, с этого момента я
перестала ходить на работу и даже включать компьютер. Две недели почти без сна
я болтала в своей голове с возлюбленным и еще примерно с десятком людей, как
совсем не знакомых, так и виртуальных знакомцев с сайта. Там были в основном
люди, не все из них могли меня слышать, многие не говорили, но был, например,
среди них сайт Александр. Он не причинял мне страданий и вообще приносил
пользу, поскольку чистил нас всех от вирусов. Предполагалось, что таких,
как я, у таких, как они, много, и вообще мы все, возможно, одинаковы, наши
мозги соединялись беспроводной связью через сеть компьютеров, стоящих в компьютерном
зале, и периодически злоумышленники засеивали их вирусами. Когда они
вползали в меня, у меня похрустывало в основании
черепа. Но сайт Александр имел недостаток: он любил детей, любил как-то
нехорошо, и забирал их. Я боялась за своих детей.
Невозможно было что-либо сделать
даже самое простое, подмести, например, пол или помыть посуду, потому что
правой рукой управлял один сигнал, а левой совсем другой. Два сигнала
одновременно я обработать была не в состоянии. Я все время ходила по кругу —
вокруг обеденного стола. Слева направо. Справа налево. Перекладывала вещи из
левой руки в правую и обратно. Они говорили мне что-то
о кататонии. Или это я спрашивала их, не называется ли мое состояние кататоническим возбуждением. Нет, они говорили у тебя
логофрения. И это, говорили они, навсегда.
Сначала я пыталась получить
объяснение происходящему у них как у единственных его свидетелей. Все, что я
слышала и читала днем, к вечеру они развивали в бесконечный фантастический
киносюжет у меня в голове, Коламбиа Пикчерз, в котором нигде невозможно было поставить
точку. Это было так: я спрашивала, они отвечали, я не верила, они изменяли
версию, извращали ее до полного неправдоподобия, и я говорила: все, перебор.
И я решила ни во что не верить, поскольку единственная их цель заключается в
том, чтобы запутать меня и не позволить мне действовать. (Но
некоторые слова и выражения повторялись так часто и в таком волнующем
контексте, что я запомнила их на годы, и однажды принялась искать в интернете.
К моему вящему удивлению, я нашла термин «логофрения»
только на английском, на одном-единственном сайте, посвященном психиатрии. Логофреник — это
человек, страдающий редким симптомом: самопроизвольной и навязчивой
визуализацией вербальных текстов.)
Я почти отвыкла разговаривать
вслух, да и это было физически трудно. Мой взгляд был направлен внутрь. Теперь
я знала, что значит шекспировское «ты повернул глаза зрачками в душу». И это
отнюдь не метафора. Для того чтобы видеть не потоки и объемы, а материальную
поверхность мира, приходилось постоянно прилагать усилия к удержанию фокуса на
поверхности взгляда.
Все потому, что теперь я видела
его глазами и слышала его ушами. Мы были параболическая пара. Картинки
его реальности появлялись на внутренней поверхности моих век, когда глаза были
закрыты. И самая малость, я чувствовала, отделяет меня от того момента, когда я
увижу их с открытыми глазами. То, что я видела и слышала, и в чем, по всей
видимости, даже могла участвовать так же, как раньше участвовал в моей жизни
он, меня чрезвычайно захватывало. Прежде всего, скоростью смены событий и
интенсивностью их переживания, а также качеством их анализа. Моя
интеллектуальная жизнь максимально углубилась и ускорилась, мысль пронзала
пространство насквозь, а внешняя канва медлительного и цикличного телесного
существования вызывала скуку.
Что же происходило с Тартаковым
А. «на том конце телефонной трубки»? Я видела, как он пьет алкоголь прямо в
мэрии и сильно пьянеет, что его под руки выводят из кабинета, сажают в машину.
Потом его увольняют и посылают на отдых в Ригу. Потом он уже бомж с
надтреснутыми очками, его волокут по лестнице, потом по длинному коридору
какой-то больницы к окну с намерением сбросить вниз, очки падают на ступени, на
них наступают. Я умоляю его обидчиков сохранить ему жизнь. Потом он в Чечне,
ему стреляют в спину люди, которым он доверял. Я вижу, как приближается к телу
в свободном падении земля, борозду от танковой гусеницы у своих глаз и
травинку, слегка качаемую ветром, и это невыразимо печально. «Он умер в
Чечне». Они толкают его в багажник, везут в госпиталь и подключают к вискам
электроды. «Он очень кричал». Потом он лежит на железной койке под
жестким бурым одеялом, его парализованное тело гниет, а мозг горит, пропуская
сквозь себя терабайты информации. «Он думает за всех нас». Все — это люди—боты
в компьютерном зале. Мы подключены к нему беспроводной связью, и он
наполняет наши мысли содержанием. Люди-боты сидят у компьютеров в
забытьи и автоматически пишут под его диктовку тысячи постов и комментариев в
сеть. «Он не компьютер, он за-прог-рам-мированный
человек». Здесь девушка в длинном черном платье с обтрепанным подолом. «Они
тащили меня три квартала». Здесь моря, океаны горя, и я спасаю Его
ежесекундно ценой своей нервной энергии, исходя в слезах, сгибаясь пополам от
душевной боли. Плачу по всем мальчикам, погибшим в Чечне. А через минуту уже
смеюсь его шуткам, среди ночи, в голос, рискуя разбудить детей. Я плачу и
смеюсь, плачу и смеюсь, почти не ем и почти не сплю. Наверное, он должен был
умереть, но, видимо, я вымолила ему жизнь, и вот он уже сидит у окна в темной
комнате, глаза его видят только картинки из чужой жизни, рядом с ним
женщина, жена, он зовет ее Ларисонька… Он
постарел, пополнел, плечи обвисли. «Помилуй, я немолодой человек». Вот
они уже мирно беседуют со мной оба. «Ларис, ну что ты говоришь чепуху?»
Но вот он снова статный чиновник
в бежевом костюме, главный шаман России, он возвращается в компьютерный
зал, из которого разговаривает со мной с помощью таинственных аппаратов. Он
издевательски хохочет: «Они сказали, я умер в Чечне, я смотрел и не верил,
как они могли!» И напевает мне гадкую песенку: «Между мною и тобою есть
один лишь только миг». Я не могу разгадать, кто он, что он, человек ли он
Тартаков А. или компьютерррная прогррррамма имени А.Таррртакова.
А люди в компьютерном зале — они, похоже, жалеют меня: «Он
издевался, а ты любила, ты умирала, а он смеялся».
Я так упорно добивалась правды,
что однажды завеса тайны приоткрылась. Мне приснился сон, в котором группа
молодых мужчин, одетых по моде 90-х и стриженных под Depeche
Mode, собралась в большой квартире, чтобы начать
рискованный эксперимент над собой по методике западного ученого по фамилии Бохвелл. «Бохвелл?» —
переспросила я, чтобы лучше запомнить. «БоГГГ-велл»
— поправил меня строгий голос за кадром.
(Чиновника и
твоего приятеля А. действительно уволили в сентябре, ты-то знаешь, но я,
конечно, об этом знать не могла. Однако большая часть событий,
увиденных мной в те дни в состоянии глубокого транса, происходила отнюдь не в
реальном времени с другими людьми, знакомство с которыми случилось только
спустя несколько лет. За одним исключением. «Юлечка
была хорошая девочка, она пришла к нему в мэрию и увидела на мониторе то, что
увидела. Она не поверила в то, что увидела, она в настоящего Тартакова поверила, и за это Тартаков застрелил
ее прямо в кабинете. Взглядом убил. Свел с ума. И теперь она лежит в больнице
под капельницей, с параличом воли, с ноутбуком в руках и рассказывает ему
сказки». Ну что, себя узнаешь?)
Однажды, коротко заснув, я
проснулась от удара. Он вошел в правый висок и ушел в стену, к которой я приcлонилась левым виском,
поскольку давно не могла спать в горизонтальном положении. Я быстро села в
постели, очень кружилась голова, меня трясло крупной дрожью, с которой
невозможно было справиться. Автоматизм вдоха и выдоха пропал, грудь сдавило.
Накануне они обещали мне что-то зловещее из их арсенала под названием «ритмическая
атака». Я дышала с натугой. Стало не как бы, как бывало во время трипа, а
по-настоящему страшно. Несмотря на угрозы прислать перевозку, я вызвала
скорую. «Они приехали? Ты уже в дурке?» — Я
должна? — «Нет, ты нормальна». Врач сделала мне кардиограмму, не
обнаружила патологии, накапала корвалол, выписала
какой-то рецепт и уехала, оставив меня с конвульсиями. Тогда я села за стол и
очень осторожно, тихонечко стала настукивать ладонью по столу простой ритм,
какой играют на улицах кришнаиты. Постепенно дрожь оставила меня, задышалось само. Это происшествие здорово разозлило и
отрезвило меня. Я решила, что пора делать хоть что-то. Утром записалась к
семейному врачу, позвонила подруге и напросилась в гости…
* * *
Я сидела и молчала, изредка
улыбаясь в ответ на чужие реплики. Дело происходило за семейным столом, вокруг
нас бегали дети. «Настоящие люди». Она вдруг посмотрела на меня
пристально и сказала, что я ужасно выгляжу. Кожа приобрела пепельно-бурый
оттенок, щеки ввалились. Она предложила мне взвеситься. С конца августа я
потеряла пять килограммов. Выяснилось также, что рост мой уменьшился на полтора
сантиметра. Как ты себя чувствуешь, дорогая, спросила она. Я решилась на
признание. Я чувствую себя так, будто разговариваю по двум мобильным сразу. Я
имела в виду ее и людей у меня в голове. Она, как позже выяснилось, не поняла,
но приняла решение интуитивно: сказала, что знает, кто может мне помочь. Сама,
мол, ходит на групповые медитации к одному учителю Живой Этики. Он сильный
экстрасенс. Там собирается по пять человек, но она договорится для меня об
индивидуальном визите. Берет недорого: три лата за раз.
Это первое предложение помощи с
начала моего добровольного сошествия в ад. Я совсем не могу больше бороться,
смиренно опускаю бразды и вверяю свою жизнь другому человеку. Вот она берет
трубку и набирает номер. Я замираю: сейчас все сорвется. Дожидается ответа и
подносит трубку к моему уху. И тут телефон издает скрипучий звук и гаснет.
Попытки его оживить результата не дают. Подруга глядит на меня нехорошо: я
спалила ее телефон. Сама я уже почти неделю без связи: мой мобильный поступил
со мной точно так же. Трубку услужливо протягивает ее муж. От греха подальше,
она назначает мою встречу сама. До моего спасения остается еще десять дней.
* * *
Мне трудно восстанавливать ход
событий, потому что они преимущественно происходили внутри моей головы и не
сохранились в зрительных воспоминаниях. Вернее, как бы снаружи, но на самом
деле внутри. В конце лета я взялась редактировать книгу моего психотерапевта. Я
делала это на рабочем компьютере, потому что ноутбук постоянно гас, почту опять
взломали. Шел странный спам, а однажды я получила со старого брошенного аккаунта на «Девачке.ру»,
зарегистрированного на другой почтовый ящик, уведомление о том, что в моем
дневнике оставила комментарий моя рижская подруга под ником
Seledka, которая уже три года не заходила на сайт. Я
прошла по ссылке, ее комментария, конечно же, не нашла, но верхняя строчка
верхнего поста в блог-ленте рассказала мне, что «Собака
в данный момент дожевывает тапку. Мы выставили ее вон». Я тут же вернулась
в почтовый ящик, но письмо со сылкой исчезло, как не
бывало. А на следующий день, попытавшись зайти в интернет-банк, я узнала, что
пятикратно ввела неверный пароль, и вход заблокирован. Мне грозила, если я буду
продолжать своевольничать, информационная блокада.
В конце концов, ноутбук тоже скрежетнул и угас. Договариваться о финальном
брейнсторминге, которым партнерши решили закрыть
проект, пришлось из офиса «Мозгового штурма». Обсуждался кейс индивидуального
предпринимателя, хозяина клинингового бизнеса в
провинции. Мероприятие было его последней надеждой, но специалисты между собой
говорили, что бизнес обречен. Мне удалось созвониться с ним и отложить собрание
ровно на месяц. На обратном пути я случайно вышла из здания во
двор-колодец, и за мной захлопнулась дверь. «Не думай символами», — тщетно
уговаривала я себя в отчаянных поисках незапертой двери, пока не нашла
служебный вход в дизайнерский магазин.
В августе я даже еще написала два
текста в газету. Ради одного сходила на пресс-конференцию в банк. И вот сейчас
меня позвал завотделом и сказал: «Здесь пришел человек, который утверждает, что
его включили в черный банковский список». Он вошел, бизнесмен Андрей Филоненко из районного города, в черной рубашке в тонкую
белую полоску, которая расходилась над ремнем дорогих черных брюк так, что
виднелся белый живот. Я задавала вопросы. Он что-то путано отвечал. А Тартаков
А., основатель и куратор группы информационных террористов, или иначе ботов,
в глубоком подполье работающих на ФСБ, убеждал меня в моей
голове, что Филоненко заговорен: они
управляют его мыслями. Многие люди, с которыми мне предстояло иметь дело, заговорены,
бежать некуда, да и мной они скоро научатся управлять.
Он мстил мне за то, что больше не
мог меня трахать, силой заставляя думать о членах
мужчин, с которыми я общалась, и я с трудом удерживала себя от того, чтобы не
смотреть на гульфик несчастного бизнесмена. Свои вопросы, которые я даже не
знаю, как смогла извлечь из измученной головы, и его ответы, в которых мысль
постоянно кружила и топталась на месте, я записывала на диктофон. Пока я смогла
расшифровать их, прошло недели три. Мне даже пришлось сказать завотделом, что
материала нет, поскольку спикер ничего дельного не рассказал. На самом деле,
мне было неимоверно трудно распутывать его петляющие тирады. Но когда я все же
заставила себя это сделать, я узнала, что человека заблокировали в банковской
системе Латвии, не собщив ему о причинах, и его
нормальная жизнедеятельность оказалась совершенно нарушена. Его расчетный счет,
а также счет его фирмы арестовали, и в каком бы банке он ни пытался открыть
новый, менеджер отказывал ему без объяснений. Снимая интервью с диктофона, я
явственно чувствовала, что этого Филоненко ничего
хорошего не ждет. Вернее, я чувствовала, что все совсем плохо. И этого мне даже
не говорили те, кто беседовал со мной в моей голове. Такое было жуткое
ощущение, с которым я сама из оптимизма старалась спорить, что вот стоит передо
мной покойник, пока живой.
Уже в декабре, после того как
интервью вышло, я готовила следующий материал на ту же тему и позвонила Филоненко спросить, чем закончилось его дело. Он ответил
мне бодрым, но хрипловатым голосом, что лежит в реанимации под капельницей
после автокатастрофы, в которой в его джип врезался другой джип, но надеется на
позитивное решение. А в феврале его нашли на каком-то пустыре мертвым. Его бывший
деловой партнер, который был ему должен большую сумму, похитил Филоненко, вывез за город и застрелил.
* * *
Люди несведущие, которым я
пытаюсь рассказать эту странную историю, упрекают меня в безосновательном
риске. Зачем вступать в разговор с тем, кого ты не приглашала и приходу кого не
рада? Просто не отвечай. Но дело в том, что если даже ты не произносишь вслух
ответ на любой заданный тебе вопрос, он все равно немедленно рождается в твоей
голове как намерение отвечать. Вот передо мной листок из блокнота врача, на
одной стороне реклама препарата Potassium Iodide 2%. Листок исписан ручкой с обеих сторон. Я с трудом
разбираю свой почерк, так как писалось на весу:
«Это было бы
правильно сделать раньше…» — упущенные возможности. «Но
правда и то…» — отрицание наличия одной истины. «Однако с другой стороны…» — полагание иных возможностей. «И было бы неверно
утверждать…» — размывание предположений. «Так значит, ты действительно…» —
принижение достижений в установлении истинной способности. «Однако дело обстоит
как раз наоборот…» — предположение обратной причинной связи между голосом и
человеком, который этот голос слышит в своей голове.
Как ты думаешь, что это такое?
Это интервью. Представь себе, что все, что ты собираешься сделать, ты
проговариваешь про себя словами, потому что у тебя постоянно требуют ответа на
вопросы «что происходит» и «что ты собираешься делать». И каждую твою сентенцию
собеседник немедленно подхватывает одной из таких фраз. «Моя
дочь заболела, и я должна вызвать скорую», — «Это правильно было бы сделать
раньше». «Филоненко в деле пострадавшая
сторона», — «Но правда и то, что он нарушал
закон», и так далее. В результате ты не можешь
прийти ни к какому решению, не можешь не только
закончить, но даже и начать ни одного дела. Я заподозрила, что мой собеседник
использует НЛП, чтобы свести меня на нет.
И тогда я прижала его к стенке:
«Признайся, Гай, в чем суть этих фраз, которые ты все время повторяешь».
Конечно, не так спросила, как-то короче, и даже, возможно, не спросила, а
просто обозначила внутренюю интенцию. Потому что
общаться с человеком, который говорит с тобой в твоей голове, можно разными
способами. Можно старательно проговорить фразу про себя, и это трудно. Можно
шепотом вслух, но есть опасность, что это заметят окружающие. Можно метнуть в
него зрительным образом, и это создает для него проблемы, потому что он
вынужден сам переводить его в слова. Не думай образами. И можно просто
обозначить интенцию. Странным образом профессиональная привычка задавать
вопросы вдруг позволила мне перехватить инициативу, он перестал комментировать
мои действия и намерения и принялся говорить о своих.
Я была чрезвычайно горда собой: взять интервью у человека, который говорит с
тобой в твоей голове!
Все это происходило в момент,
когда я покупала продукты в супермаркете. Я остановилась посреди зала рядом с
ящиком с помидорами, вытащила из сумки этот листок и ручку и незамедлительно на
коленке стала фиксировать разговор. С ними важно действовать незамедлительно.
Во-первых, практически невозможно замедлить внутренний диалог. Во-вторых, ты
хочешь что-то сделать, а обстоятельства, побудившие тебя к этому действию, уже
изменились. Но если уж ты что-то задумала, гни свою линию.
Было начало октября, ко мне давно
никто не приходил, дети были предоставлены сами себе, сами вставали, варили на
завтрак кашу, периодически сжигая кастрюлю, сами ложились спать. В один из дней
в дверь позвонил старичок, который жил в соседнем квартале. Я помогала ему
переводить с латышского решения суда. Он судился с дочерью, которая обманом
переписала на себя его квартиру. Он принес очередное официальное письмо. Зрачки
мои дрожали, я смотрела на буквы и не могла сложить их в слова, а люди, которые
говорили со мной в моей голове, говорили, что они лишат меня способности к
чтению навсегда. Я попала практически в квест и
должна была пройти его до конца. Он так и говорил, Тартаков А., который стал
очень злой, но которого я по-прежнему, в общем, любила как ритм: «Это такая
нехорошая игра». А там, где игра, страх ненастоящий. И я придумала прием:
стала сгибать лист так, чтобы видеть только одну строчку. Старичок сидел,
вздыхал и ждал. Пусть медленнее, чем обычно, но я прочла
письмо на латышском и перевела его на русский. Он посидел еще,
пожаловался на дочь, повздыхал и ушел. Я прошла этот уровень и, торжествуя,
предъявила победу Тартакову А. Как только ты находишь
способ преодолеть очередное препятствие, про которое тебе говорят, что оно тебя
убьет, оно больше не встает на твоем пути, проблема исчезает. Но главное даже
не преодолеть препятствие. Главное найти способ.
Или, например, ты хочешь куда-то
прийти, но не можешь найти дорогу. Ноутбук, который партнерши выдали мне под
расписку как рабочий инструмент с удаленным доступом к сайту «Мозговой штурм»,
нужно было отдавать целым. Я попросила у бывшего мужа отнести его в ремонт. Мы
встретились в редакционном кафе, и я сказала ему, что постоянно чувствую
вибрацию. Он испугался, кричал на меня прямо в кафе. Но потом как-то обмяк и
сказал, что брал недавно интервью у одного геоэколога, и тот рассказывал, что в
городе есть несколько зон, где стыкуются тектонические плиты, там постоянно
тонко вибрирует земная кора, и я, мол, должна выяснить это у него. Я
созвонилась с экологом и договорилась с ним о встрече. Но Тартаков А.,
естественно, был против этой затеи. Он пообещал меня закатать в асфальт, что
бы это ни означало.
Контора эколога находилась на той
же улице, что и редакция, в паре остановок троллейбуса. Я вышла из троллейбуса
и не узнала местности. Я не понимала, в каком направлении мне идти. Траншея,
вырытая посреди дороги, заканчивалась знаком: стрелкой, указывающей вниз, в
разрытую землю. Я вздрогнула и чуть не повернула обратно. Дело было даже не в
том, что этот знак символизировал. А в том, что я никак не могла прочесть его
иначе, чем буквально. Но я разозлилась и, собрав все свое мужество и все свои
умственные возможности в кулак, сделала следующее: представила себе карту
улицы, а затем и планировку дома, и мысленно прочертила маршрут, обозначив цель
и поместив в нее себя. Удивительно, но после этого я смогла его преодолеть,
этот маршрут.
Однако предстояло еще заставить
незнакомого собеседника меня услышать. Главная угроза — это срыв коммуникации.
Если я буду недостаточно убедительна, наверное, меня сочтут сумасшедшей, а это
хуже всего. Но коммуникация начинается с волевого акта, который ты совершаешь,
чтобы собеседник легитимизировал тебя. Неважно, что
ты для этого делаешь. А откуда взять волю к вступлению в разговор с незнакомым
человеком, если она используется для общения с другими людьми, пусть
злонамеренными паразитами, пусть разговаривающими только у тебя в голове, но
вся? Итак, я прошу у своих собеседников извинения, отворачиваюсь от них и
улыбаюсь геоэкологу. Тут очень тонкий момент: волю нужно переносить аккуратно,
без рывков, иначе ты вспугнешь собеседника, и контакт все равно сорвется, все
разозлятся, а у тебя будет болеть голова.
Я говорю ему, что чувствую
вибрации. Он достает большую истрепанную карту города, разворачивает ее на
столе и объясняет, как устроена земная кора, где проходят стыки тектонических
плит и как их трение действует на здоровье людей и целостность механизмов. Мне
очень трудно вникать в слова, но это обязательно, и к тому же он здорово
помогает мне, рисуя схему процесса на чистом листе бумаги карандашом. Я внимательно
слушаю, следя за карандашом, хотя почти уверена, что дело не в плитах. Но я
собираю улики, и мне нужно честно исключить эту версию. На прощание геоэколог
берет мой номер и обещает позвонить, как только выяснит, пролегают ли стыки под
моим домом и есть ли там радон, поскольку и это важно.
Я торжествую, а Тартаков А. в моей голове сокрушается ритмичной скороговоркой: «Ты
перелепила меня, перелистала меня», — и я снова гадаю, что бы это могло
означать. Эколог действительно звонит через неделю и говорит, что в моих краях
не трясет.
Постоянные разговоры внутри моей
головы мешали мне сосредоточиться на действии, и в определенный момент я стала
записывать подробный план в блокнот-ежедневник. Другая задача записей —
фиксация улик. Чем глубже внутрь моего сознания уходила коммуникация с
преследовавшим меня Тартаковым А., тем более упорно я стремилась получить хоть
малейшие видимые не только мне запечатлевшиеся в реальном мире признаки того,
что со мной происходило. Составила список лабораторий, изучавших колебания
разнообразной природы в различных средах, их обнаружилось пять. Эколог был
первым в списке, за ним последовала лаборатория по измерению бытового шума. Я
готовила базу вещественных доказательств для
уголовного процесса.
Нельзя сказать, что все мои ощущения
и переживания возникали вместе с уверенностью в том, что на меня воздействуют
извне определенные люди. Наоборот, чем жестче и изощреннее были ощущения, тем
сильнее я сомневалась в том, что кто-то в принципе может все это организовать.
Но к выводу, что источник находится где-то вне меня, неопровержимо приводила
привычка к каузальному мышлению. Например, я не могла представить себе, что
грубые вибрации в разных частях тела не имеют технической природы. Картинка
перед моими глазами все время дрожала. Я полагала, что на меня направлено
какое-то излучение, и постоянно искала глазами источник. Это как если у твоей
собаки заводятся блохи, и ты всю ночь пытаешься найти в своей постели
насекомое, потому что кто-то как будто ползает по тебе.
То же с голосами. Они на самом
деле звучат внутри головы, в мозжечке, или в какой-либо части тела, или
снаружи, когда ты включаешь вытяжку на кухне, а они накладываются на шум
агрегата. А сильный ветер над лесом их, какое счастье, на время рассеивает. Но
удивительным образом они звучат только для тебя, и для того чтобы это выяснить,
тоже нужно приложить мыслительные усилия. И что страшнее всего: они знают, что
с тобой произойдет. Они говорят тебе: «Мы сейчас выключим свет», — и
свет гаснет. Они говорят: «Я набираю твой номер». И звонит домашний
телефон, однако когда ты поднимаешь трубку, слышишь отбой. Они говорят: «Это
наш человек». Ну, ты, конечно, не веришь, потому что как это возможно, ты
знаешь его сто лет. Ты говоришь, как вам не стыдно наговаривать на человека…
Таким образом, чтобы прийти к
выводу, что на тебя воздействуют извне, нужно сделать простые логические
умозаключения. И как раз наоборот, чтобы объяснить себе все происходящее иначе,
нужно вывернуть наизнанку свое мышление. Потому что объяснение, которое вернет тебя
в ряды нормального человечества, лежит не в плоскости формальной логики,
которой это нормальное человечество пользуется для объяснения мира, а как раз
логику нужно перевернуть.
В мой рабочий почтовый ящик уже
долгое время падал только спам. Но в один прекрасный день я обнаружила в нем
письмо от Юлии Фукушимы. Она вернулась из Токио в
Ригу, которую покинула десять лет назад с намерением снова добывать лечебную
грязь, и хотела, чтобы я прорекламировала ее продукт в газете. Предлагала
встретиться в ресторанчике рядом с ее домом, знакомом еще с прошлой рижской
жизни. Я ответила, что с удовольствием. Но она больше не писала.
Они мне сказали, что с ней они
начали работать одной из первых, но она ушла от них. Это было возмутительно. Ладно еще использовать для лживых манипуляций людей, с
которыми я была знакома только виртуально. Но с Фукушимой
нас связывала реальная длинная история. Я спросила: «Хорошо, почему же она от
вас ушла?» — «Она сказала: это не те люди, это не те чувства». В этом
символическом изречении заключалась парадигма какого-то фрагмента бытия. Или
какая-то история, которая будет иметь для меня последствия. Я изо всех сил
запрещала себе думать символами, они уводили.
* * *
Последователь учения о Живой
Этике Михаил принял меня за столом в чистенькой светлой кухне. Сначала он налил
мне чаю и спросил, что меня к нему привело. Я пожаловалась на вибрации, в то
время как у левого уха глумился Тартаков А., который, конечно, не верил, что из
этой затеи выйдет что-нибудь путное, хотя, в общем, был настроен скорее
благожелательно. Михаил был симпатичным человеком, в прошлом инженер, теперь
целитель. Он кратко ознакомил меня с махатмами,
особенно мне запомнился Лев Толстой — Левушка-соловушка.
Подержал за руки в минутной совместной медитации, затем взял кристалл на нитке
и приступил к диагностике моих грехов. Я дала себе слово относиться ко всему
серьезно, делать что скажут, но Тартаков А. над левым ухом уже посмеивался.
Михаил дал мне лист бумаги и ручку и, водя кристаллом над списком, велел
записывать за ним мои грехи, которые он вместе со мной будет искоренять. Этот
листок хранится в моем блокноте, в котором я записывала слуховые галлюцинации и
планы сбора улик для полиции. Ничего безумнее этой записи в нем нет. Итак:
Каузальное тело
Личные грехи:
1. Занятие
магией и колдовством.
2. Проклинание ближних и врагов.
3. Пристрастие к
деньгам, вещам, роскоши.
4. Тщеславие.
5. Чревоугодие.
Тартаков А. хохотал в голос, но я
обещала себе и подруге.
Родовые грехи:
1. Нет живой
веры в бога.
2. Убийство.
3. Самоубийство.
4.
Прелюбодеяния, блуд, содомский грех, занятия сводничеством и проституцией,
изнасилование.
Боже правый, неужели это все я?
Обретенные в
прошлом воплощении блоки выходу кармичности.
Несовершенство:
1. Хвастовство.
2. Многословие.
3. Вероотступничество.
4. Самомнение.
5.
Самоуничижение.
6.
Агрессивность.
7. Потакание злу
и насилию.
8. Психоз.
9. Цинизм.
10. Непочитание иерархий.
11. Несоблюдение
законов космоса.
Я писала уже из чистой
вежливости. Попытка спасения меня адептом Живой Этики имела все признаки
провала. Единственное, что меня обнадеживало, это мысль, что я, видимо, менее
безумна, чем он. Потом Михаил попросил меня нарисовать план моей квартиры и
стал водить над ним кристаллом, отмечая точки его колебания крестиками. Это были
места негативной энергии. Под унитазом, в частности, их
оказалось три, два справа и одно в центре. Михаил сообщил мне, что нужно будет
повесить над ними специальные магические конструкции, которые я сама сооружу из
палочек для гриля, которые куплю в хозяйственном магазине. Конструкции, весьма
красивые, висели по всей квартире Михаила, он виртуозно склеивал палочки
скотчем между собой, показывая, как это делается, но у меня так ловко не
получалось.
В заключение он велел мне купить
книгу, которую написала под диктовку махатм какая-то
женщина. И тут я не выдержала и заявила, что такие диктовки я и сама слышу
каждый день безо всяких махатм. Михаил опешил. Я,
пьянея от собственной наглости, добавила: «Вот прямо сейчас». Он хрипло
спросил: «Во время разговора со мной?» Я ответила: «Да, все это время».
Тартаков А. тоже явно не ожидал такого поворота. «Ну, как?» — спросила я у него
у себя в голове, торжествуя. Он предпочел промолчать. Михаил провожал меня
суетливо, чувствуя, что утратил инициативу. На прощанье сказал: «Вы все-таки
купите книжку. Без нее метод не работает. Приходите на следующее занятие с
книжкой, помедитируем».
Я уходила от целителя с мыслью,
что, видимо, средства избавления меня от Тартакова А. не существует. Но между
нами уже поселилось прощание. Мне было даже жаль отпускать от себя человека,
который воплотил для меня мечту об абсолютном слиянии душ. Я понимала, что
заскучаю, когда вернется экзистенциальное одиночество. «Ну, есть там что-нибудь
еще в вашем арсенале?» — поддевала я его почти по-родственному. «Это такая
игра: удиви меня еще чем-нибудь», — устало отшучивался
Тартаков А. Ему больше нечем было крыть.
Я с новым рвением отправилась на
охоту за живым Тартаковым: засела за интернет-серфинг, пытаясь откопать в сети
его фотографию. И как сеть ни сопротивлялась, она все же выдала мне, в конце
концов, его пресс-карту с фотографией десятилетней давности, еще не облысевшего
и без бороды, с печатью основанной им газеты. Я нашла в себе смелость вернуться
на сайт «Девачка.ру» и запостила пресс-карту в своем дневнике. Пригвоздила
Тартакова А. к сайту. Мало того, я даже выяснила, что мой шеф-редактор звонил
Тартакову А. лично в Москву также лет десять назад, когда тот выпустил из-под
своего пера «утку», игравшую на руку владельцам нашего крупнейшего банка.
Редактор требовал выдать источник, их разговор опубликовали в газете. Живой
Тартаков А. был ближе, чем я предполагала. Я укреплялась в мысли, что меня
провели. Эти люди, информационные террористы, украли историю жизни
публичного человека, которого я, в общем, уважала как такового, чтобы
нагромоздить на нее гигабайты чудовищного вранья.
И наконец, я лишила человека,
говорившего со мной в моей голове, права называться Тартаковым А. за
недоказуемостью тождества. Ведь как ни крути, рассуждала я про себя, и он это
слышал, правом называться Тартаковым А. обладает лишь физически осязаемый и
зримый человек, и никаким известным науке способом нельзя подтвердить, что он
говорит со мной в моей голове, даже если он встанет передо мной и сообщит, что
да, это он. Человек в моей голове попытался было присвоить себе какое-то новое
имя, но вся легенда рушилась стремительно и необратимо, как Вавилонская башня. «Это
такая забавная игра: "Назови меня еще как-нибудь"», — грустно
резюмировал бывший Тартаков А. и замолчал. Через пару дней, не прощаясь,
в один момент ушли все остальные. В последнее время они просто повторяли за
мной все мои мысли, лишившись собственной субъектной силы. В канун моего дня
рождения я вышла на набережную с собакой, и бледный хор покинул мою голову. Я
ждала час, два, весь вечер, но они не вернулись и наутро.
Всю зиму я изживала страх,
которого, наконец, получила всю меру, отвешенную мне во времена борьбы за
реальность. Я не понимала, чему обязана своим освобождением. Возможно, люди,
которые мучили меня полгода, однажды возьмутся за меня с новыми силами. Я
загрузила в интернет «чтение мыслей» и нашла целый культурный слой под тэгом «психотронный террор». Все железно сошлось, когда я прочла
там про метод психометрии, изобретенный американским профессором Лоуренсом Фарвеллом.
Примерно тогда же, сжав зубы от
ужаса, я вернулась в дневник А. и, пока он его не удалил, писала туда
комментарии. Я втерлась к тебе в доверие, застала тебя во время твоего бегства
на Бали, ты позволила мне читать твой закрытый
дневник, и я все о тебе поняла. Ты рассказала, что родом из Риги, твой отец
заведовал отделом в республиканском КГБ, а после развала СССР уехал в Россию,
увезя тебя, десятилетнюю, с собой. Я нашла твоего отца в списке штатных
сотрудников латвийской конторы, он публично доступен. Прости, что ввела тебя в
заблуждение. Я и сама довольно долгое время пребывала в уверенности, что мы
имеем дело с высокими технологиями спецслужб. До тех пор, пока ты не рассказала
мне, что, воспользовавшись прежними связями отца, увидела эти машины, и тебе
объяснили, что это не та симптоматика. Тогда я снова начала копать, и один
технарь из засекреченного КБ, входившего в чемезовскую
корпорацию «Ростех», который пасся на форумах по
пси-террору из любопытства, подтвердил мне, что такого машины не могут.
Летом в открытом кафе в старом
городе я встретила Селёдку и спросила у нее, почему она бросила сайт «Девачка.ру». Она рассказала, что
вовсе не бросала его. Однажды при авторизации на мониторе всплыло окно, в
котором ей предлагалось сменить пароль, поскольку она якобы давно не посещала
сайт. Такой функции смены пароля на «Девачке.ру» старожилы, которых я расспросила, припомнить не
смогли. Селёдка тоже удивилась, потому что заходила несколько дней назад, но
сделала, что требовалось, — и больше в свой аккаунт попасть не смогла. Тогда она завела новый. Однако через пару месяцев с ним повторилась та же
история. Больше попыток она не предпринимала.
А еще раньше, в марте, мне снова
написала Юлия Фукушима. С лечебной грязью не шло, но
она взялась продавать прогрессивный косметический аппаратик для устранения
отвислости шеи. Мы встретились в популярном ресторане быстрого обслуживания, в том что был ближе к ее дому. Она сказала, что привыкла к
здешней кухне, и сразу, не приступив даже к супу, завела разговор о голосах. Я
не поверила своим ушам. Лисица из театра Кабуки уже лет пять общалась с кем-то
в своей голове. Она называла их то ангелами, то
бесами, но ошибка была исключена. История преследования Юлии Фукушимы, шведской гражданки русского происхождения, 66
лет, замужем за всемирно известным японским специалистом по нейронауке,
особо приближенной ученицы Ошо, началась в Риге в
1999 году. Юлия связывает ее со знакомством с профессором Виталием Ланским, первооткрывателем торсионного поля. Тогда она
впервые услышала характерный писк в ушах. Он не прошел с отъездом (точнее,
паническим бегством) домой, в Токио. В тщетных поисках убежища, недосягаемого
для лучевых пушек преследователей, она металась по всему миру, из Сан-Паулу в
Тегеран, оттуда в канадский Квебек, тратя пенсионные сбережения мужа, а
профессор Ланской направлял ее по телефону. Однажды
Юлия в хаотических поисках спасения в интернете зашла на некий американский
сайт адептов ченнелинга и купила программу по
знакомству с персональным ангелом. Она загрузила программу и проготовилась общаться с ангелом в скайпе.
Однако неожиданно услышала его в своей голове. Он разговаривал с ней
попеременно на всех трех языках, которыми она владела. Один серфер
на Бали, с которым Юлия позволила себе заговорить откровенно,
предположил: возможно, она имеет дело с секретными технологиями спецслужб. Но
она не поверила и попала в объятия сначала одной экзорцистской
секты, потом другой, а потом полностью растворилась в бразильском
харизматическом культе. Темнокожий пастор говорил страстно, лил оливковое масло
на камень, и тяжелый вязкий ритм его проповеди более подходил для мистической
церемонии кандомбле, чем для пятидесятнической
службы. Эту историю я назвала бы «Это не те чувства». Но ко мне тут пришли, и я
расскажу тебе ее позже. Скажу только на прощание: не так уж важно, выходит, чем
ты все это считаешь.