Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 1, 2018
Мы
предложили участникам заочного «круглого стола» три вопроса для обсуждения:
1. Каковы
для вас главные события (в смысле — тексты, любых жанров и объемов) и тенденции 2017 года?
2. Удалось
ли прочитать кого-то из писателей ближнего зарубежья?
3. Поле литературного
эксперимента: наиболее интересные тексты и перспективные направления.
Ольга Балла, литературный критик (г.Москва)
«Различение "памяти" и реальности прошлого»
1.
Главные события.
Книга
Михаила Эпштейна «Проективный словарь гуманитарных наук» (М.: НЛО, 2017). Эта, казалось бы,
автобиографическая книга важна тем, что осмысление собственного прошлого поднимается
здесь до уровня антропологической рефлексии.
Мария
Степанова. Памяти памяти: Романс. — М.: Новое издательство, 2017 — один из
ключевых текстов этого года (и не только этого), развивающих как раз то, что
мне кажется его главной тенденцией (или одной из):
работу с памятью, внимание к тому, как устроена память — личная и коллективная
в их взаимодействии. «Романс» —
романного объема эссе, эссеистической выделки роман —
Степановой в этом отношении, если будет внимательно прочитан и продуман, может
стать формообразующим: здесь не просто переживаются в их воздействии на человека,
но пристально рассматриваются механизмы, культурные и личностные образующие
силы памяти и забвения, разных форм запоминания, вспоминания и забвения. Пережив период стихийного ностальгирования
по так или иначе утраченному, по крайней мере — миновав его острую стадию, наша
культура в лице наиболее чутких ее представителей начинает, кажется, обращать
внимание на то, как именно помнится то, что помнится, почему помнится именно
это, насколько точна эта память, в какой мере она определяет человека, —
вообще, на различение «памяти» и реальности прошлого.
Другие
книги той же тематической линии: «Энциклопедия юности» Михаила Эпштейна и Сергея Юрьенена (М.: Издательство «Э», 2018) и «Севастопология» Татьяны Хофман
(С.-Пб.: Алетейя). В
этот же ряд надо поставить — не в этом году, правда, начатый, первый том вышел
еще лет шесть назад, но в этом продолженный —
проект «Частные лица» Линор Горалик, биографические интервью с поэтами. Под самый конец года в «Новом издательстве»
вышел его второй том, тоже одна из существенных, на мой читательский взгляд,
книг уходящего года.
Ласло Краснахоркаи. Сатанинское танго / Перевод с
венгерского Вяч.Середы. —
М.: Corpus, 2018. Вопреки 2018 году в выходных
данных, вышла уже в ноябре. Это один из важнейших текстов одного из важнейших
(это не тавтология) не только венгерских, но европейских авторов, который
наконец-то становится фактом русского внимания и русского языка, давно было
пора.
Не
знаю, многим ли будет важно то, что в этом же году в «Литературных памятниках»
вышел русский перевод одного из ключевых для венгерского самосознания текстов —
«Турецких писем» Келемена Микеша (1690—1762) (М.: Наука, 2017, перевод Юрия Гусева),
но мне это важно безусловно.
Эзра Паунд. Кантос / Пер., вступ. ст. и комм. А.В. Бронникова. — С.-Пб.: Наука, 2018.
Борис
Дубин. Очерки по
социологии культуры: Избранное / Предисл.,
составление, подгот. текста А.И.Рейтблата.
— М.: Новое литературное обозрение, 2017.
Глеб
Смирнов. Палладио. Семь философских путешествий. — М.: РИПОЛ
классик, 2017. Упомянем, кстати, и «Метафизику Венеции» того же автора (М.:
ОГИ, 2017).
Меня
очень порадовало, что свои геопоэтические тексты — о
смысловой работе и (неотделимых от нее, продолжающих ее, в нее возвращающихся)
смысловых играх с пространством- наконец собрал в
книгу Игорь Сид (Геопоэтика: Пунктир к теории
путешествий. — С.-Пб.: Алетейя,
2017). Жаль, конечно, что он не сделал из этого материала большого
систематического синтеза, но вполне возможно, что нынешнее состояние этого типа
взгляда, а может быть и само его существо такому систематизирующему обобщению
противится.
2.
Что касается ближнего зарубежья.
Из
литовцев:
Леонидас Донскис, Томас Венцлова. Поиски оптимизма в пессимистические
времена: Предчувствия и пророчества Восточной Европы /
Пер. с лит. Г. Ефремова. — С.-Пб.: Издательство
Ивана Лимбаха, 2016; Томас Венцлова.
Metelinga: Стихотворения и не только / Пер. и сост. А.Г. Герасимова. — М.: Пробел-2000, 2017; Henrikas Radauskas =
Генрикас Радаускас.
Огнём по небесам = Ugnim ant
debesu / Составление и перевод с литовского
Анны Герасимовой; Университет им. Витаутаса Великого. — Каунас: Университет им.
Витаутаса Великого, 2016.
К
литовцам вполне можно причислить и живущего в Литве русскопишущего
поэта и переводчика Георгия Ефремова, у которого целый
шеститомник вышел в прошлом году, но в мои руки попал
в этом, и да, это хорошо и важно: Георгий Ефремов. Избранные сочинения: Т. I.
Все мои моленья: Стихотворения и маленькие поэмы; Т. II. В начале — муравей: Стихотворные
переводы; Т. III. Мы люди друг другу: Дневниковая проза; Т. IV. При свете
письменности: Прозаические переводы; Т. V. Завтра ночь: Проза, драматургия,
эссеистика, публицистика, сатира. — Вильнюс: Lietuvos
literaturos verteju sajunga, 2016.
Считать
ли человеком «ближнего зарубежья» жительницу Литвы Лену Элтанг,
пишущую первостатейным русским языком? Во всяком случае, её роман «Царь велел
тебя повесить» (М.: Corpus, 2018, но вышедший в конце
2017-го) необходимо назвать.
Русскоязычному
гражданину мира, вильнюсцу Максу Фраю с пятым уже томом «Сказок старого Вильнюса» трудно
отказать в связи с Литвой, поэтому назовём здесь и его.
Из
эстонцев:
Двоякопишущий и двоякоговорящий Яан Каплинский:
«Улыбка Вегенера: Книга стихов» (Ozolnieki: Literature Without Borders, 2017. — (Поэзия без границ)); Лариса Йоонас (пишущая
по-русски, живущая в Эстонии), сборник стихотворений «Кодумаа»
(М.: Русский Гулливер; Центр современной литературы, 2017).
Еще
один пишущий по-русски живущий в Эстонии — Игорь Котюх:
Естественно особенный случай: стихотворения в прозе. — Пайде: Kite, 2017.
Считать
ли русского Андрея Левкина, живущего в Риге, писателем ближнего
зарубежья? Если да, то читала: Андрей Левкин. Дым внутрь погоды. — Рига:
Орбита, 2016.
Из
грузин:
Отар
Чиладзе. Авелум [Роман] / Пер. с грузинского М.Бирюковой. — М.: Культурная революция, 2016.
Отнести
ли к писателям ближнего зарубежья Александра Цыбулевского
— человека русской культуры, всю жизнь прожившего в (еще советской) Грузии
и чувствовавшего ее культуру и своей тоже? По крайней мере, этот русский
грузин, грузинский русский стал одним из моих важных впечатлений ушедшего года.
Из
украинцев:
Борис
Херсонский, Людмила Херсонская. Вдвоём. — М.: Совпадение, 2017.
Читаю
сейчас — Сергей Жадан. Интернат. [Б.м.]: Мультимедийное издательство Стрельбицкого,
[2017].
Читала также — из интереса к культуре и жизни этого региона —
альманах «Карпатская Русь» (Литературно-публицистический альманах. Вып. 2 / Сост. А.В.Фатула, М.Ю.Дронов. —
М.: Межрегиональная общественная организация «Объединение
русинов», 2017) и вышедшую годом раньше книгу одного из его составителей, Андрея
Фатулы «Русины: кто они такие?» (М.: Дом
русского зарубежья им.А.Солженицына, 2016).
Особняком
стоит Татьяна Хофман, увезенная ребенком в
1990-х из украинского русскоязычного Крыма и выросшая в Германии человеком
немецкой культуры с русской памятью в ее
особенном, украинском, крымском варианте; ее «Севастопология» переведена с немецкого, что потребовало от
переводчика, Татьяны Набатниковой, большой виртуозности:
этот текст — сложное событие немецкого языка в его, как кажется, постоянных
напряжённых отношениях (если не сказать — в конфликте) с крымской русскоязычной
памятью. В целом, конечно, этот текст и рассказанная в нем жизнь —
порождение того, что мы теперь называем «ближним зарубежьем».
3.
Из текстов, укладывающихся в определение экспериментальных — прежде всего,
пожалуй, сновидческая проза Станислава Снытко: Белая кисть. Тексты 2014—2015 / Предисловие А.Левкина. — СПб.: Скифия-принт, МКР, 2017.
К своего рода экспериментальным текстам может
быть причислен и уже упомянутый «романс» Марии Степановой «Памяти памяти» —
особенная прозаическая форма, сращивающая возможности романа и эссе.
Стоит
назвать также поэтический сборник Елены Зейферт «Греческий дух латинской
буквы», в котором найден, кажется, принципиально новый в нашей культуре способ
говорить о греческой и римской жизни (вообще о жизни того, что для нас теперь
«Древний мир») и может быть, даже принципиально новый способ ее переживать.
О
направлениях мне пока трудно судить, объема моей начитанности недостает для
видения картины в целом.